Последний снег - Стина Джексон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Видар вернется, когда захочет, — произнесла она. — Он всегда так делал.
Под пальто у нее была только ночная сорочка. Белый подол волочился по мокрой земле.
Но не это заставило Лив ахнуть, а шапка на несколько размеров больше, болтающаяся на голове. Было в этой красной шерсти что-то знакомое…
— Откуда у вас эта шапка?
Серудия схватилась за шапку. Птицы истошно верещали.
— Я ее нашла. Она валялась на поляне.
— Это папина шапка. Это мама ее связала.
От страха голос стал совсем тонким. Она метнулась к старухе, стянула с нее шапку и прижала к груди. У Серудии челюсть отвисла от удивления. Она несколько раз моргнула, но ничего не сказала. Лив поднесла шапку к лицу и вдохнула запах леса, сырости и мази для рук. Запах был такой сильный, словно отец стоял рядом.
Бросив последний взгляд на старуху, Лив обернулась и побежала.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Лесопильная машина протянула свою железную руку к дереву и любовно обхватила ствол. Снизу приблизилось лезвие пилы. Кора и щепки полетели во все стороны. Сосны дрожали на ветру. Белесое солнце наблюдало за происходящим, карабкаясь вверх по небосклону. Когда оно оказалось в самой высокой точке, машина затихла, сидевший в кабине мужчина снял наушники с головы и потянулся до хруста костей. Спрыгнув на землю, он окинул взглядом поваленные деревья. Потом расстегнул ширинку и помочился в кусты. Закончив, направился к заброшенному дому среди деревьев. В ярком свете солнца дом имел жалкий вид. Открытая входная дверь болталась на петлях, сливная труба поросла мхом.
Мужчина сел на крыльцо, и старые доски заскрипели под его тяжестью. Из сумки на плече достал термос и бутерброды в пленке. Ел и слушал, как ветер свистит в старом доме. Ветром приносило неприятный запах, отчего еда казалась невкусной. Мужчина открутил крышку термоса и вдохнул кофейный пар. Бросив взгляд на кабину лесопильной машины, он пожалел, что не остался перекусить там.
Без всякого аппетита доел бутерброд и поднялся. Шагая обратно по высокой траве, он еще сильнее ощутил неприятный запах, от которого к горлу подступала тошнота. Обернувшись, посмотрел на дом. Что, если там лежит покойник? Ноги сами собой пустились в бег. Но запах не отпускал. Запнувшись о траву, мужчина остановился и заметил чуть поодаль заброшенный колодец. Прижал край рубахи к носу и медленно пошел вперед. Ему было страшно, все его естество вопило вернуться в кабину, но что-то гнало вперед. Пусть и медленно, ноги сами несли его к колодцу. Колодец прикрывала деревянная крышка. Он сдвинул ее, и из колодца вырвалась целая туча мух. Не дыша, он склонился над отверстием. Ржавая цепь свисала вниз, исчезая во мраке. Он дернул за цепь, но она не сдвинулась с места. Чтобы там ни было опущено вниз, он это вытаскивать не будет. Вонь стояла такая, что его стошнило на мох. Согнувшись, он выблевал весь свой обед. А когда выпрямился, заметил кровь. Темные пятна на белом мху и камнях колодца. От ужаса он так резко отпрянул, что шлепнулся спиной на траву. Тут же вскочил и бросился бежать к машине.
Когда он захлопывал дверцу кабины, к небу взлетели сотни черных птиц.
РАННЕЕ ЛЕТО 2002 ГОДА
Аромат новой жизни щекочет ноздри. По вечерам она по-прежнему сидит напротив отца в кухне, но это не имеет никакого значения. Ей нет больше до него дела. Голова полнится мыслями о будущем. Она смотрит на дорогу за окном и считает ночи и дни до того, как обретет свободу. Водянистые глаза отца глядят на ее поверх очков. Он догадывается, что она планирует побег. Что бредит свободой.
Пока она в школе, он обыскивает ее комнату, роется в ящиках, ищет секреты. Она знает, что он просматривает ее одежду, читает ее дневник. Но в дневнике она пишет разные глупости, только то, что ему можно прочитать. Ее настоящие секреты спрятаны в лесу.
Она делает крюк, чтобы убедиться: не следит ли кто, и сворачивает к болоту. Не каждый отважится зайти в эти места. Дойдя до охотничьей вышки, опускается на колени и ползет последние метры. Прислушивается к каждому шороху. У вышки сидит и ждет, пока успокоится дыхание. Потом взбирается по узкой лестнице и подползает к бойнице. Окидывает взглядом отцовские земли и представляет, что он идет спиной к ней. Невидимое ружье лежит у нее в руках. Она поднимает его, прицеливается и нажимает на курок.
Отец падает навзничь. Тело дергается, он похож на рыбу, вытащенную из воды. Зажмурившись, она четко представляет эту картину, но звонкие дрозды возвращают ее в реальность.
Пальцы отыскивают нужную доску в стене, отводят в сторону и достают скрытые за ней сокровища. С бешено бьющимся сердцем она раскрывает один пластиковый пакет за другим. Пакетов три, а внутри — пачки с купюрами. Она взвешивает пачки на ладонях, пересчитывает каждую купюру. Пальцы вибрируют от возбуждения. Кровь бурлит в жилах. Скоро начнется новая жизнь. Скоро.
Но приходит лето, а деньги по-прежнему лежат в тайнике. На нее напала какая-то хворь. Ее постоянно тошнит, и у нее совсем нет сил. Она чувствует себя бесконечно усталой. Каждую ночь она решает уйти на рассвете, но утром снова оказывается на холодном полу в ванной комнате, склоненной над унитазом. Отец нервничает под дверью.
— Что с тобой?
Работать — это как играть в театре. Лиам весь вспотел в своей униформе. Воротник, застегнутый на все пуговицы, царапает чисто выбритую шею. В зеркале в комнате отдыха он выглядит как обычный работник, но все равно ему с трудом дается эта роль. Стоя за кассой, он не осмеливался посмотреть покупателям в глаза. Монотонным голосом желает им хорошего дня, словно реплика записана на магнитофон. Ему казалось, что они насмехаются над его бритой мордой и рабочей униформой. Тебе нас так легко не провести, говорят их глаза.
Но Ниила был им доволен. Когда в магазине стало поспокойнее, он подошел к Лиаму с чашкой кофе.
— Ты быстро учишься.
Только одна фраза, но Лиам весь покраснел и залпом выпил обжигающий кофе, стараясь не подавать вида, что его тронула похвала. Сама работа была простой. Сложность заключалась в том, что надо было иметь дело с людьми, а к этому Лиам не привык.
Все произошло очень быстро. Первые выходные были пробными,
