Возвращение Ибадуллы - Валентин Иванов

Юнус был сыном одного из неоплатных должников муллы. Взятый за долг ребенком, он вырос слугой в доме кредитора отца, привык почитать и бояться Шейх-Аталык-Ходжу. Мулла отдал его американцам как принадлежащую ему вещь.

Все шестеро слушателей муллы были обучены обращению с разным оружием, прыжкам с парашютами с больших высот, умели производить съемку местности, читать карты и знали многие необходимые им в дальнейшем уловки и приемы. В школе мулла не спускал с них глаз и занимался воспитанием их чувств и мыслей как воинов ислама.

— Отнимая жизнь у нечестивого коммуниста, вы совершаете благое дело, — продолжал мулла свое последнее, торжественное напутствие. — Однако будьте осторожны, вступая в борьбу. Милостивый разрешает вам давать неверным дорогу, оставлять их на некоторое время в покое с тем, чтобы пришел благоприятный час для их полного уничтожения. Закон разрешает вам не только не брить голову в пути, и позволяет вам все, потому что Советский Союз есть дар-уль-харб. В случае надобности нарушайте предписания святой веры, не бойтесь даже пропускать часы омовений и молитв. Не остерегайтесь ничего, что названо в законе гарамом — недозволенным, и мекрухом — мерзким, даже употребления в пищу мяса свиньи…

Внезапно вспомнив «мерзкого» дивону Эль-Мустафи, мулла прервал свою речь и замер, беззвучно шевеля губами, точно читая немую молитву.

Ведь по его указанию, по его настоянию этот наглый смутьян и подозреваемый еретик и безбожник, оскорбивший Сеид-Касим-Хана за несколько часов до его смерти, был арестован властями по подозрению в убийстве. Бродяга, не имеющий ни земли, ни дома, ни денег, возмутитель порядка, ведущий странные речи, замеченный им еще в медресе. И что же? Не семь и не двенадцать свидетелей, требующихся по обычаю, а едва ли не тридцать человек явилось сразу и в установленном законом порядке сняли с дивоны, справедливые подозрения. Народ волновался, и власти освободили бродячего проповедника. Тогда мулла приказал своим людям схватить дивону и тихо расправиться с ним. Но смутьян исчез, точно в воду канул…

«Положительно, смерть моего несчастного друга лишила меня самообладания», — подумал мулла и, поймав утерянную нить мыслей, продолжал святую речь:

— Итак, вам все дозволено. Когда вы вернетесь сюда, в дар-уль-ислам, вы будете очищены от всех невольных прегрешений. Поэтому да не будет ничем отягощена ваша совесть в стране врага! А после смерти вас введут в сады Эдема. Там под чудными деревьями текут реки прозрачной воды и исполняются все желания воина ислама, отдавшего жизнь за дело веры. Вас ждут там скромные взоры нежных молодых дев, подобных гиацинту и кораллу, которых еще не видел до вас ни человек, ни джин…

Юнус успокоился. Мулла кончает речь и, как видно, не знает, что Юнус не так давно встретил около американской базы дервиша Эль-Мустафи, которого разыскивал мулла, и поленился сказать об этом. Сейчас Юнус искренне раскаивался в своей небрежности.

III

В последнее время генерал Сэгельсон не скупился на улыбки и любезности по отношению к своему «дорогому другу», как он стал называть муллу Шейх-Аталык-Ходжу.

Мулле был предложен ужин, приготовленный специальным поваром-мусульманином, следовательно вполне приемлемый и ничем не могущий оскорбить чувства законоучителя. Для рассеяния всех сомнений повар был вызван и представлен мулле.

Охотно поглощая острые блюда, генерал хвалил местную кухню, говорил о своем уважении к исламу и всячески старался расположить к себе гостя в зеленой чалме. Это были не первые уверения в дружбе, и Шейх-Аталык-Ходжа безукоризненным чутьем делового человека сразу понял, чего следует ждать от командующего базой. Но мулла был вежливо холоден, так как предлагающий дело обязан говорить первым. Пусть неуклюжий американец сам скажет нужные слова.

Часа через два, устав от непонятливости азиата, Сэгельсон сделал прямое предложение. Он предполагает добиваться кредитов на дополнительные работы по устройству запасного аэродрома и дорог. Согласен ли Шейх-Аталык-Ходжа принять подряд на поставку рабочих при условии, что три четверти барыша пойдут генералу?

Неравноправность условий генерал Сэгельсон обосновывал особо высокими сметными ценами, что будет его специальным вкладом в дело, и тем, что ему придется кое с кем поделиться.

Мулла не был ученым экономистом, но твердо знал основной закон — доход на вкладываемый в дело капитал тем выше, чем дешевле рабочие руки. Генерал еще не знал, как дешевы рабочие руки, которыми мог располагать мулла. Не четверть реального барыша, а три четверти достанутся мулле. Однако следует заставить генерала поволноваться и сбавить. Поэтому Шейх-Аталык-Ходжа холодно попросил времени на размышление.

С большой предупредительностью генерал усадил дорогого гостя в автомобиль и строго поручил его бдительности офицера, назначенного с двумя солдатами охранять муллу в пути и до двери дома. Сейчас здоровье муллы сделалось особенно ценным.

Ехали медленно, осторожно. Автомобильные фары выхватывали из мрака куски дорожного полотна. Какой-то зверь, попавший в луч света, поспешно свалился в кювет.

В нескольких километрах от базы мулла приказал остановить машину. Он знал, что здесь, невидимая в темноте, стоит гробница — мазар святого. Мулла вышел из автомобиля, отошел в сторону и, недоступный для нечистого взгляда, сотворил глубокий поклон — саджад.

Шейх-Аталык-Ходжа горячо молился. Он просил у бога помощи и покровительства мусульманам, которые сейчас должны отправиться в дар-уль-харб — страну врага. Просил об успехе их дела, умолял приблизить день великой войны против коммунистов.

Потом мулла горячо благодарил бога за предстоящие барыши от сделки с американским генералом. Он был убежден, что в этом деле уже проявляется милость всевышнего, что бог наглядно поощряет союз с христианами. Увеличивая богатство муллы, бог ислама зримо благословляет своего слугу…

Неподвижная машина ярко светила фарами, чтобы мулла не потерялся в темноте. На обратном пути к автомобилю мулла вспомнил о дурном мусульманине, гордом и строптивом человеке по имени Ибадулла, который оскорбил его отказом от совместной деятельности и исчез. У муллы были длинные руки, но след Ибадуллы потерялся в горах, невдалеке от советской границы…

Мулла остановился. Ночь была безветренна и тиха. Издали доносились лай, тявканье и стоны шакалов. Привлекаемые раздражающим запахом обильных остатков пищи, которые щедро выбрасывались из кухонь американской базы, шакалы откочевывали с тощих свалок на улицах глиняного городка и крались, озираясь и поджав хвосты, по пустынному летному полю.