Поцелуй феи. Книга 1. Часть 4 - Иван Сирфидов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лала молчала. Рун наконец заметил, что она не рада.
– Что-то не так, милая? – обеспокоился он.
– Не так, – заявила Лала грустно.
– Комната не нравится? Самая дорогая здесь.
– Комната замечательная, Рун. Зачем ты ей разулыбался?
– Разулыбался? – удивился он. – Кому? Вае что ли?
– Вае, Вае.
– Ну… из вежливости.
– Ишь ты! Какой вежливый, – саркастически молвила Лала.
– Ну прости, ревнивая красавица моя, – рассмеялся Рун.
– Смешно ему, – буркнула Лала неодобрительно. – Вот были бы тут наши мужчины, и я любезничала бы со всяким, посмотрела бы я тогда на тебя.
– И что, ты стала бы им всем грубить или говорить сурово, точно с врагами?
– Нет. Не стала бы. Просто… посдержаннее бы вела себя.
– А как посдержаннее? Не улыбнулась бы в награду, когда с тобой любезны?
– Улыбнулась. Но не так, как некоторые. «Ой, спасибо, моя милая Вая», – передразнила она чуть возмущённо и обиженно.
– Не говорил я «моя милая», Лала, – мягко стал оправдываться Рун. – Думаешь, она мне нравится? Разве мало сейчас магии?
– Ты не понимаешь, Рун, как это работает, – расстроено произнесла Лала. – Когда станет мало, уже ничего и не вернёшь. Надо заранее заботиться. Помни, мы клятвы верности давали друг дружке.
– Я помню, лебёдушка моя. Это очень дорогой моему сердцу момент.
– Ну, хорошо, – слегка успокоилась Лала.
– Ну что, так постоим, или сидя, или прилечь может хочешь? Или вдруг оглядеться тут сперва?
– Прилечь. Устала чуточку с дороги. И разомлела от вкусненького.
– Давай приляжем.
Они оба разулись, Рун помог Лале улечься, лёг рядом сам. Она прижалась и тут же засияла счастьем ослепительно.
– Какой прекрасный денёк. Два чуда сотворила знаменательных, желания исполняющих, накушалась вкусненького, и на десерт буду почивать в объятьях нежных милого жениха в кроватке настоящей, с одеялком, с подушками. Вот что я поняла, Рун. Когда я незначима, люди, не понимая, что я рядом, не впадают в алчность и смятение, и легче открывают сердца. Потому их желания легче исполнять.
– Один я, единственный, для кого ты значима, страдаю от неисполненных желаний, – посетовал Рун шутливо.
– Какие же у тебя желания, мой дорогой? Скажи их мне, быть может я исполню. Если без жертв, – с лукавым очарованием поглядела на него Лала.
– Без жертв не выйдет, – усмехнулся Рун. – Потому что это как раз одно из двух. Чтоб много-много жертв заполучить. Желательно сейчас.
– Я не всесильна, львёнок, это я не в состоянии исполнить. Какое же второе?
– Знамо какое. Хочу жениться.
– А на ком? – невинно поинтересовалась Лала.
– Знамо на ком. Поверь мне, не на Вае.
– Ну, слава богам, что не на ней. Ты, Рун, хоть понимаешь, что сейчас происходит? – спросила Лала вдруг серьёзно.
– Нет, – пожал он плечами. – А что?
– Ну как что? Ещё две первых вещи произошло у меня с тобой. Впервые я на постоялом дворе. Комнатку снимаю. И впервые в одной кроватке с мужчиной. И это ты. Звучит пригадко, между прочим. Если не принимать во внимание мою природу. Но ежели принять… То это очень значимый момент.
– Ну уж, Лала, если эдак рассуждать, подобных первых вещей можно и тысячу набрать, – заметил Рун добродушно. – Я тоже так могу наговорить. Я впервые с феей. И это ты. Вот, радуйся. Впервые в озере с девицей плавал. И это ты. Впервые угощал похлёбкой деву. И это ты опять. Впервые на руках носил девицу. И снова ты. Вот видишь, сколько всего.
– Ох, Рун, ведь правда! Ты ещё и первый мужчина, кто носил меня на ручках. Ну, если папу не считать, когда была малышкой, – озадачилась Лала. – Ты не понимаешь, котик. Значимо то, что будешь вспоминать потом, как первое, или как то, чего не случится с кем-то ещё. Я никогда не была на постоялых дворах. Это интересно. Я буду вспоминать это как то, что было с тобой. Если меня в будущем муж возьмёт на ручки, кого я сразу вспомню, какой момент? Наш на озерце, как ты меня в водичку заносил. И кроватка. Ничего себе, лечь с парнем. Это, знаешь ли, постыдно в какой-то мере даже для меня. Отложится навек в сердечке, как что-то важное. И романтичное. И то, что не расскажешь может даже мамочке. Настолько это тонкое меж нами, что не поймёт никто, лишь ты и я.
– Да мы уж сколько вместе спим. Есть разница, где и в чём? – с искренним непониманием посмотрел на неё Рун.
– Есть, заинька, поверь мне. Одно дело, спать вместе в лесу, и совсем другое в кроватке.
– Ну, это сильно тонко для меня, – посетовал Рун. – Мне не понять, любимая. А помнишь, как мы спали в шалаше? Мокрыми, ты в одной моей рубахе, а я без рубахи. По-моему это… почище, чем кровать. А как в избе моей легли, а тут бабуля, и мы вскочили, словно ошпаренные. У нас таких моментов, Лала… для сердца дорогих, и слишком тонких, что не поймёт никто и все осудят, узнай они о том. Не сосчитаешь.
– Пожалуй в чём-то ты и прав, суженый мой. И всё-таки кроватка есть кроватка. Сколько я буду спать в шалашиках, когда вернусь? Нисколько. Сколько на лежаночках, как в твоём домике? Тоже нисколько. А сколько в кроватке? Каждый день все мои годы. И каждый раз, как лягу, возможно какая-то частика памяти о нас будет всплывать в сердечке, согревая и волнуя его. Первое, Рун, всегда самые яркие переживания даёт. А в нашем случае… Ты вообще понимаешь, что значит лечь в одну кроватку с тем, кто не муж, для девушки?
– Я, Лала, понял одно, – сказал Рун серьёзно. – Для тебя это почему-то даже значимей, чем в шалаше, когда ты в моей рубахе. Значит, я тоже буду это очень ценить, раз это столь важное для тебя. И оно первое. И для меня, между прочим. Я тоже с девицами ещё не лежал в кроватях. Что-то даже разволновался, как ты мне всё расписала.
– Да чувствую. Магией прямо обдало, – улыбнулась Лала. И вдруг посмотрела на него как-то особенно тепло. – Рун, я тебя очень-очень люблю.
– Да знаю, – отозвался он беззлобно, тоже разулыбавшись.
– Вот ты какой! – буркнула Лала. – Рун, на такое надо всегда отвечать «я тебя тоже очень люблю, дорогая Лала».
– Я тебя тоже очень-очень-очень сильно люблю, солнышко моё ненаглядное, моя дорогая Лала, – любяще произнёс он.
– Ой, как ласково, – восхитилась Лала растроганно. – Я тебя, Рун, очень вознагражу за это, как встанем. Какую хочешь
