Перехлестье - Алёна Алексина

* * *

Тепло. Мягкость одеяла. Легкий ветер, овевает пылающее лицо. Нет, не ветер. Чьи‑то ласковые прикосновения, столь осторожные и ласковые, что их легко спутать с ветром.

— Красавица моя, — тихий, чуть хриплый голос заставил забеспокоиться. Она где‑то слышала его! Где‑то, вот только бы вспомнить где. — Красавица…

Нежные руки медленно скользнули к шее. Пальцы мягко обвели ключицу, замерли на мгновение, а потом вновь двинулись вверх.

Она хотела открыть глаза, но веки словно налились свинцом и не поднимались. Девушка понимала, это нужно прекратить, нужно отстраниться, но ласка была столь прекрасна, что внутри все замирало.

И снова прикосновения… легкие, едва ощутимые. Мужские губы, скользнули по щеке. Звук дыхания, когда он вбирал воздух, чтобы ощутить ее запах. Легкое прикосновение языка, пробующего ее кожу на вкус… Спящая слепо повернула голову, слегка приоткрывая губы. Желая, надеясь…

— Нет-нет… Рано. Потерпи… — голос, полный нежности и сожаления, отозвался в душе щемящей болью, а по телу пробежала сладкая дрожь. Девушка, не открывая глаз, невидяще тянулась к незнакомым, но таким родным рукам.

— Я вернусь. Я буду рядом каждую ночь…

Убаюканная этим обещанием, она улыбнулась, и погрузилась в безмятежный сон.

* * *

— Все готово? — отрывисто спросил дэйн младшего служку, ожидавшего его на входе с Цетир — место, где жили и учились палачи богов.

Высокое мрачное здание из безликого серого камня возносилось на три этажа. Его не венчали колонны, не украшали скульптуры или каменная резьба. Оно было похоже на гранитную глыбу — холодную, мрачную, одинокую. И внутри все выглядело так же — безлико, с вечным полумраком в длинных коридорах, с множеством дверей и лестниц. Запутанное, некрасивое здание, в котором и зимой и летом царила прохлада, и отчего‑то не жило даже эхо.

Дом. Дом всех дэйнов.

— Да. Вас ждут, — служка, молодой еще парень, отступил на шаг, пропуская дэйна.

Не выдержит — попутно отметил про себя вновь прибывший, проходя мимо — слишком много в нем сострадания. Главным, самым важным условием для службы было безучастие. Не попытка скрыть и заглушить чувства, не видимость равнодушия, а отсутствие сострадания. Только вот, как ни старался этот светловолосый юноша облачиться в броню безразличия, в серых глазах то и дело вспыхивало сомнение. Не выдержит. Сострадание, жалость, нежность позволены только видиям, и то, лишь потому, что без них провидицы ничего не смогут узнать. Печально.

Высокий, спокойный, дэйн шел по лестнице, ведущей на просторную плоскую крышу, и размышлял о том, что ему надлежит сделать в самое ближайшее время. Ни сомнений. Ни терзаний. Слепая уверенность в собственной правоте. Его уже ждали. Конечно. На главу всех палачей была устремлена сотня таких же безразличных, пустых, как его собственные, глаз. Несколько новообращенных чуть нервничали. Сегодня станет ясно, смогут ли они быть палачами и вершить суд во благо богов.

— Наша цель? — негромко спросил дэйн одного из молодых.

— Клетка Магов.

— Наши действия?

— Уничтожение.

— Сомнения?

— Нет.

Коротко кивнув в знак одобрения, он направился к фадиру — крылатому скакуну, который допускал на свою спину только дэйнов. Могучий вороной жеребец нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Окажись здесь Василиса, она бы сразу узнала этого конька, встреча с которым стоила ей памятного нервного напряжения.

Гордое животное тряхнуло длинной волнистой гривой и посмотрело на человека выжидающе. Фадир очень бурно реагировал на любое проявление чувств, поэтому обычному человеку, одолеваемому страхами, радостями и всевозможными страстями, невозможно было и мечтать оседлать такого красавца. А вот дэйн запрыгнул в седло одним махом и жеребец под ним даже не прянул.

Легко тронув поводья, мужчина направил своего фадира на запад. Мощные крылья снимающихся с мест скакунов подняли на плоской крыше Цетира маленькую воздушную бурю. Тяжелые копыта ударили раз, второй, кони вставали на дыбы и снимались с места.

Городские стены, крыши, улицы стремительно таяли внизу. Крылатые кони мчались на запад, туда, где в непроходимой лесной чаще возвышались серые слоистые скалы, с проросшими в черных трещинах деревьями и кустарником, крутыми обрывами и туманом. Туда, где на захватывающей дух высоте находилась Клетка Магов.

Несколько часов полета и прибывшие на место дэйны исполнят волю Богов, уничтожив всех узников. Пейзажи внизу сменяли один другой, ветер нещадно свистел в ушах, в седлах фадиров знатно качало, но палачи, отправившиеся вершить казнь, были спокойны, словно им предстояло не убивать, а любоваться красотами с высоты птичьего полета. Ни одного не терзали сомнения.

Спокойствие и уверенность в собственной правоте в жизни главы дэйнов были поколеблены лишь однажды. Лишь один раз он испытал нечто, отдаленно напоминающее сомнение, и этот момент он запомнил навсегда, потому что расплата была ужасной. Она настигла его, когда молодой яростный маг, наделенный неслыханной силой, почти до основания разрушил Клетку, убивая всякого, кто попадался у него на пути. Почти всякого…

Какой‑то частью сознания мужчина понимал, что этим сумбуром в мыслях, этими не к месту проснувшимися воспоминаниями обязан случайной встрече, произошедшей нынешним утром. Однако привычка к жесткому подчинению и отсутствию малейших сомнений восставала против этих размышлений. Глупо дэйну думать о том, что следовало навсегда предать забвению. Поэтому он вышвырнул воспоминания из головы и пригнулся к холке фадира, чтобы ледяной ветер не так бил в лицо.

Однако же, несмотря на то, что порядок в мыслях был наведен, день казался безнадежно испорченным. Сегодня все шло не так — глава палачей чувствовал это. Даже солнце и то норовило ослепить. Яркий луч резанул по глазам, когда фадир опускался на крышу Клетки, и поэтому дэйн не сразу заметил прислужника, ожидавшего, когда крылатый скакун, наконец, коснется копытами твердой поверхности. Молодой воспитанник держал за руку мальчика лет пяти. Мага. Такого быть не должно. Здесь — на крыше — разрешено появляться только дэйнам, но никогда — ученикам и уж тем более магам.

Дэйн соскочил с фадира, и направился к прислужнику. Юноша даже попятился, увидев каменное лицо палача.

— Как ты посмел подняться сюда? — сталь в неживом голосе заставила вздрогнуть и парня, и мальчишку-мага.

— Г-главный… я… они…

— Внятно. По порядку. Быстро.

— Они пришли под утро — еще и не рассвело толком. Открылся Лаз. Их было человек двадцать. Может, больше. Они хорошо подготовились, все очень быстро случилось…