Сто тайных чувств - Эми Тан

Я решаю позвонить Кван и пригласить ее провести со мной день, а может, целый уик-энд. Озеро Тахо, например, вполне подойдет. Она придет в экстаз. Трудно даже вообразить, что она скажет. Она просто не поверит собственным ушам.

Но когда она берет трубку, то не дает мне объяснить причину моего звонка: «Либби-я, сегодня я говорить с мой друг Лао Лу. Он говорить, что ты должна поехать в Китай. Ты, Саймон и я — все вместе. Этот год — год Собаки, следующий — год Свиньи, будет слишком поздно. Как ты не можешь ехать? Это твоя судьба, от которой не уйти!»

Она продолжает, противопоставляя моему молчанию свою несгибаемую логику:

— Ты наполовину китаянка, поэтому должна когда-то увидеть Китай. Что ты думать? Если мы не поехать, другая возможность может не быть! Другая ошибка еще можешь исправить, эта — нет! Что ты тогда делать? Что ты думать, Либби-я?

В надежде, что она наконец умолкнет, я говорю:

— Хорошо, я подумаю.

— Ой, я знать, что ты передумать!

— Погоди, я не сказала, что поеду. Я сказала, что подумаю.

Кван не унимается:

— Ты и Саймон полюбить Китай, я гарантировать на сто процент, особенно моя деревня. Чангмиань так красив, что просто не верится. Горы, вода, небо. Словно земля и небо сошлись вместе… У меня есть что-то я оставить там, всегда хотела подарить тебе… — Она тараторит еще минут пять, расписывая прелести своей деревни. В конце концов восклицает: — Ой, звонят в дверь! Я перезвонить тебе позже, ладно?

— Вообще-то это я позвонила тебе.

— А? — В дверь опять звонят. — Джорджи! — зовет она. — Джорджи, открой дверь! — Потом кричит во все горло: — Вирджи! Вирджи! — неужели кузина из Ванкувера уже прибыла?

Кван берет трубку:

— Подожди, я открыть дверь.

Я слышу, как она приветствует кого-то, а потом снова берет трубку, слегка запыхавшись:

— Ладно, почему ты позвонить?

— Ну… Хотела спросить тебя кое о чем… — Я тут же жалею о том, что позвонила. Во что я ввязываюсь?! Я представляю себя на озере Тахо, запертой наедине с Кван в убогой комнате мотеля. — Это пришло мне в голову буквально в последнюю минуту, и, если ты занята, я пойму…

— Нет-нет, никогда не занята. Тебе надо что-то, спроси. Я всегда отвечу «да».

— Ну… Я подумала, что… — И вдруг я выпаливаю: — Что ты делаешь завтра днем? Как насчет обеда? У меня кое-какие дела рядом с твоим домом, но если ты занята, тогда в другой раз, ерунда…

— Обед? — восклицает Кван. — О, обед! — У нее такой счастливый голос! Я проклинаю себя за собственные подленькие сомнения. А потом обалдеваю, услышав, как она кричит, отвернувшись от трубки:

— Саймон, Саймон, Либби-я пригласить меня завтра обедать! — И откуда-то из недр телефонной трубки доносится его голос:

— Смотри только, чтобы она повела тебя в хорошее место.

— Кван! Кван! Что там у тебя делает Саймон?

— Зашел поужинать. Вчера я спросить тебя, ты сказать, занята. Сейчас еще не поздно, хочешь — приходи. У меня есть для тебя еда.

Я смотрю на часы. Сейчас семь. Так вот с кем он встречается! Мне хочется прыгать от радости.

— Спасибо, — отвечаю я, — но сегодня я занята. — Моя вечная отговорка!

— Всегда занята, — стонет она. Ее вечная жалоба.

Но сегодня я пытаюсь убедить себя в том, что не вру. В качестве наказания я решаю составить список неприятных дел, которые я все время откладывала, одно из которых — смена фамилии. Это включает в себя смену водительских прав, кредиток, банковского счета, паспорта, подписных квитанций, избирательных бюллетеней, не говоря уж об извещении всех друзей и клиентов. Необходимо также решить, какую фамилию взять — Лагуни? Йи?

Мама предложила мне оставить фамилию Бишоп.

— Зачем возвращаться к Йи? В Америке нет никого из твоих родственников по фамилии Йи. Так что это ничего не даст. — Я не стала напоминать ей о ее клятве чтить память фамилии Йи.

Чем больше я думаю о своей фамилии, тем яснее осознаю, что у меня никогда не было ощущения того, что моя фамилия мне подходит, лет с пяти, по крайней мере, когда по воле мамы я и мои братья стали Лагуни. О Кван она как-то не побеспокоилась. Кван осталась Ли. Когда Кван приехала в Америку, мама сказала, что в Китае принято, чтобы дочери сохраняли фамилию матери. Позже призналась нам, что отчим не захотел удочерять Кван, так как она была практически взрослая. К тому же он не хотел никаких неприятностей, связанных с тем, что Кван — коммунистка.

Оливия Йи. Я громко произношу это имя несколько раз подряд. Оно звучит как-то странно, будто я в одночасье стала китаянкой, прямо как Кван. Это слегка задевает меня. Я выросла рядом с ней, и это отчасти объясняет мое сомнение в том, кто я и кем хочу стать. В Кван для меня воплотилось множество разнообразных личностей.

Я звоню Кевину, чтобы узнать, что он думает по поводу изменения фамилии.

— Мне никогда не нравилась фамилия Йи, — признается он. — Ребята всегда вопили: «Эй, Йи! Ты, Йи-йии-йии-йии-йо!»

— Мир изменился, — говорю я, — сейчас даже престижно принадлежать к нацменьшинствам.

— Но принадлежность к великой китайской нации не дает тебе никаких преимуществ, — возражает Кевин. — Бог мой, сейчас притесняют всех азиатов. Лучше уж быть Лагуни. — Он хохочет. — Черт, некоторые думают, что Лагуни — мексиканская фамилия. Мама тоже так думала.

— Лагуни мне совсем не нравится. К тому же я не имею с ними ничего общего.

— А кто имеет? Это сиротская фамилия.

— Ты о чем?

— Когда я был в Италии года два назад, я пытался найти кого-нибудь из Лагуни. Я узнал, что это — вымышленная фамилия, которую монахини давали сиротам. Лагуни — словно лагуна, отрезанная от остального мира. Дед Боба был сиротой. Так что мы, оказывается, связаны с итальянскими сиротами.

— Почему ты раньше никогда об этом не рассказывал?

— Я рассказывал Томми и маме. Думаю, что я просто забыл рассказать тебе, потому что… Ну, я подумал, что ты уже и не Лагуни. В любом случае, ты не общалась с Бобом столько, сколько я. Для меня он отец, которого я помню. А ты?

Нет, я помню своего отца, помню, как он подбрасывал меня в воздух, как разламывал клешни крабов, как нес меня на плечах, шагая через толпу. Неужели этого недостаточно для того, чтобы отдать дань уважения его имени? Не пришло ли время почувствовать себя связанной с ним?

В полдень я еду в аптеку за Кван. Там в течение минут двадцати она представляет меня всем в аптеке: фармацевту, клерку, посетителям, — словом, всем, кого она считает своими «любимейшими». Потом мы едем в тайский ресторан на Кастро, где я могу глазеть на уличное движение за окном, предоставив ей право болтать обо всем, что взбредет в голову. Сегодня меня это не раздражает: она может говорить о Китае, о моем разводе, о злоупотреблении сигаретами — обо всем. Сегодняшний день я дарю Кван.

Я надеваю очки, чтобы прочесть меню. Кван изучает интерьер ресторана — плакаты с видами Бангкока, золотисто-сиреневые веера на стенах.

— Красиво, очень красиво, — говорит она, будто я пригласила ее в самое шикарное место в городе. Она наливает себе чай. — Итак! — восклицает Кван. — Сегодня ты не очень занята.

— Да, занимаюсь всякими личными делами.

— Какими личными?

— Ну, обновляю разрешение на парковку, меняю фамилию, такие вот дела.

— Менять фамилия? Какая фамилия? — Она разворачивает салфетку на коленях.

— Мне надо заниматься такой фигней, чтобы взять фамилию Йи. Это что-то — бегать в Автодепартамент, банк, мэрию…

Кван неистово трясет головой. Ее лицо искажено. Неужели она поперхнулась?

— Что с тобой?

Она молча машет руками, с безумным видом. Боже мой! Я отчаянно пытаюсь вспомнить прием Хеймлиха.

Но теперь она жестом приказывает мне сесть. Проглатывает чай, затем начинает причитать:

— Ай-я, ай-я, Либби-я, мне сейчас стыдно сказать тебе кое-что. Взять фамилию Йи, не делай этого.

Я напрягаюсь. Сейчас она начнет убеждать меня не разводиться с Саймоном.

Она наклоняется вперед с заговорщическим видом и шепчет:

— Йи — ненастоящая фамилия Ба.

Я откидываюсь на спинку стула, сердце у меня бешено бьется.

— Что ты несешь?

— Дамы, что будем заказывать? — спрашивает официант.

Кван показывает ему название блюда в меню, осведомляясь, как оно произносится.

— Свежее? — спрашивает она.

Официант кивает, но без должной уверенности, с ее точки зрения.

Она показывает на другое название:

— Нежное?

Официант кивает.

— Что лучше?

Он пожимает плечами.

— Все вкусно, — говорит он.

Кван подозрительно косится в его сторону, затем заказывает тайскую лапшу.

Когда он уходит, я начинаю:

— Так о чем ты говорила?

— Иногда в меню пишут «свежее», а оно несвежее! — жалуется Кван. — Ты не спросить, а они, может, накормить тебя вчерашние объедки.