Запрещенные друг другу (СИ) - Александер Арина

И радостно от этого, и страшно. Страшно, что за столь короткое время успела настолько потерять голову, что сама себя не узнавала. И радостно, что и для Вала их встреча оказалась значащей. Что нашла в нем отклик, вызвала такую же бурю эмоций. Вопрос только, серьёзных ли? Потому как для неё взорвавшиеся к нему чувства подобны смерти. Интересно, и для него так?

Господи-и-и, она точно сошла с ума, раз позволяет таким мыслям ещё больше задурманить запутавшееся сердце. Разве так можно? А вдруг это всего лишь временная слабость, желание оказаться в надежных мужских руках, почувствовать на себе обжигающий взгляд? Вдруг потом придёт пустота и разочарование? Это ведь Дударев… Что с него взять? В доме спит его, так называемая любимая, и по совместительству её племянница, а он тут, с ней рядом.

Словно почувствовав её смятение, Вал неожиданно прижался щекой к её виску, и у Юли едва не подогнулись коленки, когда почувствовала в волосах его горячее дыхание. Напряглась, отстраняясь, но он не дал, удержал силой, и ей не оставалось ничего другого, как застыть в плену его рук, обмирая каждой клеточкой от властного скольжения широкой ладони вдоль её спины.

Он всего лишь касался кожи, а у Юли плыло перед глазами от накатившей слабости. Она чувствовала исходившую от него мощь, впитывала в себя жар его тела, принюхивалась к едва уловимому, остаточному аромату парфюма. Боже… укутаться бы им, укрыться от всего плохого в этих сильных руках…

Боялась сделать вдох, пошевелиться. Это так необычно: привязаться к кому-то настолько сильно. Казалось, она знала его всю жизнь. Что родной он ей, близкий.

Как же страшно…

Страшно и до одури волнительно. Горько в груди и так влажно между ног. Чай немаленькая, чувствовала упирающую в живот твёрдость, и вот это его осознанное влечение к ней туманило разум, перекрывало доступ воздуха в легкие. А вдруг это всего лишь игра с его стороны? Лёгкий флирт, когда одно другому не мешает?

— Вал… — голос хриплый, с легкой вибрацией после сна. В который раз попробовала отстраниться, хотя видит Бог, так бы и стояла с ним в обнимку до самого вечера. — Пусти!..

— Не могу, — мял её руками, вжимая в себя со всей силы. Диким зверьем заныло по ней в паху. Всё и так понятно, ясно как божий день, а что-то сдерживало, не позволяло сорваться, взять на руки и залюбить в этом стоге сена до сорвавшихся с губ хриплых стонов.

— Нельзя нам… — напомнила Юля с горечью. — Мне нельзя, — всхлипнула, почувствовав, как ожили горячие губы сначала на её волосах, потом на виске, щеке и замерли в миллиметре от губ. — Там уже и мама, наверное, проснулась. Мне нужно вернуться.

А его уже повело. От запаха её медового, от затуманенных страстью зелёных глаз и робких, таких несмелых прикосновений к его плечам.

— Вал!.. Пожалуйста…

Дыхание к дыханию, глаза в глаза. Засосало под ложечкой от осознания невозможного, как только опустил взгляд, и наткнулся на разбитую губу. Впиться бы в неё голодным зверьем, прикусить до крови, но… не её созерцание вынудило взять себя в руки и опомниться, а то, что стало сему причиной. Глеб… её семья… Марина… Обещание, данное матери, себе.

И, правда, нельзя… Совсем слетел с катушек, позабыв кто она, кто он.

Отпустил. Будто обжегшись, спрятал руки в карманах шорт, продолжая разглядывать манящие губы. Юля тоже продолжила стоять на месте, и не думая уходить.

— Иди, — произнес сипло, ненавязчиво подталкивая Юлю к тропинке. — Уходи, иначе случится горе. Ты же знаешь, я бедовый. Мне терять нечего.

Она вздрогнула, опустив голову, а потом, очнувшись, сорвалась с места, побежав в направлении дома. Вал смотрел ей вслед, изнывая от жуткого желания броситься следом и вернуть, а ещё лучше, увезти отсюда как можно дальше.

На душе пошел такой раздрай, что самому стало страшно.

Жёстко растер руками лицо, прогоняя остатки наваждения и шумно втянул в себя воздух, запрокинув голову. Придется отсидеться тут с часик, от греха подальше. Вот только… как же оно теперь всё будет? М? Как отказаться от того, что уже без спросу поселилось в сердце и незаметно отравило разум?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Просидев у стога целый час, с трудом поднялся на ноги и без особого настроения пошёл к дому.

Задумчиво жуя травяной стебель, решил сразу ехать домой, без каких-либо перекусов и завтраков. Не то, чтобы Военбурги пришлись не по душе. Отнюдь. Как ни странно, что Роман Геннадиевич, что Людмила Анатольевна оказались вполне себе положительными персонажами. Да, с некой долей осторожности и недоверия, но в любом случае их реакция в отношении его кандидатуры была предвиденной, чего нельзя было сказать о Глебе или той самой Софье Ивановне. Вот кто удивил, так удивил. Нет, Осинский, конечно, неадекват, это Вал уже давно понял, ожидал чего-нибудь эдакого, с под*бом, но не за столом же. Да и именинница недалеко ушла, всё ей хотелось знать: кто когда умер, размер жилплощи, доход от элеватора. Так и подмывало спросить: «А оно тебя еб*т, уважаемая? Кушаешь свой салатик? Вот и кушай потихоньку».

И всё было бы ничего, если бы не Юля. Взяла и вмешалась. Зачем, спрашивается? Вроде и сгладила острые углы, вернула разговор в прежнее русло, но и мужа настроила против себя на ровном месте.

При этой мысли потрогал пульсирующую переносицу и дал себе обещание поблагодарить при встрече Разумкова. Благодаря их тренировкам ему лишь разбили нос, а не пер**башили полностью. Вот бы была хохма, загреми он в больницу к пластическому хирургу. А мог бы. У Осинского удар поставлен что надо. Это с виду он интеллигентный задрот, а на деле ещё тот провокатор.

Чем ближе приближался к дому, тем медленнее становился шаг. Не хотелось возвращаться. Сейчас бы поваляться на травке, понаблюдать за бегущими по чистому небу облаками, распробовать остаточные ощущения после встречи с Юлей.

— Вот ты где! — увидел идущую навстречу Маринку. — Сколько можно тебя искать?!

— А что такое? Пожар? Землетрясение? — изволил пошутить, за что сразу словил грозный прищур. — Или Глебушка стал не с той ноги?

— Ой, как смешно, — не разделила его юмора, скрестив на груди руки. — Я смотрю, ты в отличном настроении после вчерашнего?

Вал пожал плечами и продолжил свой путь с непонятной ей усмешкой. Скользкая тема, лучше держаться от неё подальше.

— Я так и не поняла, что там у вас стряслось, — принялась размышлять вслух, пристроившись чуть позади. — Глеб говорит одно, ты — другое. Я и не знала, что вы пересекаетесь по работе.

Вал резко остановился, отчего Маринка наскочила на него, врезавшись лицом между лопаток, и тихо ойкнула, потирая ушибленный нос.

— Малыш, — произнес ласково, обернувшись, — давай ты не будешь забивать свою красивую головку всякой хренью? Тебе же русским языком сказали: не сошлись во мнении. У Глеба свое виденье цены на газ, у меня — свое. Он слишком много на себя взял, не следил за языком, разозлил меня, — принялся объяснять, обхватив её лицо ладонями, — а так нельзя. Понимаешь?

Маринка утвердительно кивнула. Конечно, понимала. Вчера всё произошло так быстро и неожиданно, что не успела испугаться, а сегодня, проснувшись и не обнаружив Дударева рядом — чего только не передумала. Сразу бросилась на его поиски, переживая, что уехал не попрощавшись. Правда, когда увидела внедорожник, от сердца отлегло, но тревога всё равно осталась. Где можно ходить полтора часа? Да и кто мог подумать, что Вал сцепится именно с Глебом. Они с мамой переживала за отца, весь вечер сидели, как на иголках, а оно вон как получилось. Неожиданно, одним словом. И хотя Глеб потом и извинился при всех, но всё равно остался неприятный осадок. Такое впечатление, словно недоговорил, утаил самое важное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Эй! — щелкнул пальцами Вал. — Всё хорошо? Твои там как?

— Да, хорошо, — стряхнула головой, прогоняя странные ощущения. — Папа, как папа, он на работе и не такое видит. А мама? Ну, они немного расстроились с бабушкой. Просто никто не ожидал.

Вал хмыкнул. Ясный пень, он тоже не ожидал, но что случилось, то случилось. Отныне никаких семейных посиделок, ну их к бесам.