Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

— Разве нынешнее наше положение достойно меня и вас?

— Почему вы так говорите? Ведь вы в своей стране, и здесь вы — повелитель.

Бабур иронически улыбнулся.

— Повелитель я только на словах, — сказал он и, вынув из-за пазухи сложенную вчетверо бумагу, протянул Айше-бегим.

Все последние месяцы Бабур ощущал острую необходимость доверить бумаге свои душевные переживания и почти каждый вечер писал стихи. На этом листке он записал одно четверостишие.

Айша-бегим расправила лист, пробежала глазами по строчкам:

Надежды на людей, прильнувших к трону, — нет!Исчезли верности законы. Бедный свет!Бабур, стань лучше захудалым беком.Двух шахов под одной короной хуже нет!

— О повелитель, поздравляю вас с хорошим стихотворением!

— Благодарю… Но вы поняли меня?

— Поняла. Вас тяготит, что мирза Джахангир создал в Ахсы второе государство, да? Единое раньше — раздвоилось.

— Бегим, не Джахангир тому виной. Джахангир еще ребенок. Ахмад Танбал, Али Дустбек, мятежные, сильные беки против меня.

Бабур начал рассказывать о своих сложных отношениях с Али Дустбеком. В прошлом году он, Бабур, лишился всего, она знает. Жил на юге, в Ура-Тюбе, у подножия Туркестанского хребта. И вдруг от Али Дустбека прискакал гонец (в то время Али Дустбек был правителем Маргилане и с Танбалом поссорился). «Если мирза Бабур простит мне вину, простит, что я открыл андижанские ворота этому псу Ахмаду Танбалу, то пускай он прибудет в Маргилан, я открою ворота ему», — так передал слова Дустбека гонец. Через два дня Бабур ночью прибыл в Маргилан. Али Дустбек сдержал слово. Бабур воспрянул. И вскоре с помощью же Дустбека овладел и Андижаном.

Великодушие за великодушие! Нет, Бабур решил проявить еще большее великодушие: назначил Али Дустбека на место Касымбека! Одного вознес, другого незаслуженно унизил.

И что же? Али Дустбек переманил на свою сторону большинство беков и вскоре оставил Бабуру лишь видимость власти. Касымбек же все это время оставался неразлучно при Бабуре. Однажды Касымбек привел доказательства нового сговора Али Дустбека с Ахмадом Танбалом. Сторонники Дустбека обвинили Касымбека в клевете, пригрозили, что Бабуру будет плохо, если будет плохо Дустбеку… А где-то рядом точит на него мечи Ахмад Танбал, ищет повода, чтоб вторгнуться в Андижан. Найдется такой повод, и все враги, извне и изнутри, объединятся, что будет тогда? Бабур, стиснув зубы, вынужден терпеть козни Али Дустбека. Сил нет у него, мало сил, чтобы победить врагов.

— Али Дустбек и Ахмад Танбал, словно пауки, опутывают меня, — сказал Бабур Айше-бегим. — Хочу разорвать паутину, вырваться отсюда, иначе… станем пищей для пауков.

— Повелитель мой, и в Самарканде у вас не счесть врагов. Если вновь начнется война…

— В Самарканде и друзей наших немало.

— Посланник оттуда звал вас в столицу?

Этот разговор с посланцем из Самарканда должен был храниться в глубокой тайне.

Между самаркандскими беками и Султаном Али усилились разногласия. Беки во главе с Мазидом Тарханом со своими нукерами покинули город. Тысяча воинов с нетерпением ждет Бабура в Ургуте, тысяча воинов и готовые на все беки — сила нешуточная! Овладевший недавно Бухарой Шейбани-хан целится теперь на Самарканд. Если Бабур быстро не прибудет туда, Султан Али может сдать столицу Шейбани-хану. Наслышанные про кровожадность Шейбани люди готовы открыть городские ворота Бабуру.

Воспользоваться этим благоприятным для него поворотом в игре, устроенной судьбой?

— Посланец и вправду приглашал нас в Самарканд, — ответил Бабур Айше-бегим мало что говорящей фразой, — Но ведь Султан Али так просто престол не отдаст.

— Значит, снова война! Снова опасность!..

— Бегим, вершины высоких гор не бывают без снега, а жизнь настоящего джигита без опасностей.

— Повелитель рассказывал о паутине… Он уйдет на Самарканд, а мы? Мы останемся… в паутине?

— Если захотите, увезу вас с собой!

— На поле битвы?

Бабур покраснел: стрела легкой иронии попала в цель.

— Пока не кончится поход, вы с матушкой и Ханзодой-бегим втроем можете жить в Ура-Тюбе. Хорошее место. Жена правителя города родная сестра моей матушки. Оттуда легко попасть и в Самарканд.

— Ура-Тюбе? В этой горной местности, наверное, дороги совсем плохи. Я не умею ездить верхом.

— Можете ехать в повозке.

Айша-бегим любила жить спокойно и оседло, на одном месте, поездки воспринимала как мученье.

— Ох, я боюсь… и повозки, и дороги.

«Судьба-мачеха и в этом меня обидела, — подумал Бабур. — Такому непоседливому человеку дала такую хрупкую жену, любящую сидеть на месте!» Но в конце концов зачем сейчас вести эти разговоры? Слабая женщина, нуждается в защите. Он ее защитит!

Бабур заговорил наигранно-весело:

— Если вы боитесь повозок и не умеете ездить верхом, то я вас, бегим… буду носить на ладони!

— Не смейтесь! Я не достойна этого…

Слова Айши-бегим показались Бабуру исполненными иного, милого и зовущего, смысла. Молодая кровь заиграла в нем. Он встал из-за дастархана.

— Нет, достойны!

— Не смейтесь, прошу вас…

— Доказать, да, доказать? — по-мальчишески озорно стал пугать ее Бабур.

Айша-бегим, словно газель, вскочила на ноги и приготовилась бежать. Бабур быстро настиг Айшу; на короткий миг ему вспомнилось, какой легкой она была, когда в свадебную ночь он вынес ее на руках из празднично украшенной повозки; с такой же легкостью поднял он ее и сейчас. Понес к постели, ногой отодвинув завесу и дунув на свечи у изголовья.

Никогда Айша-бегим не была с ним так нежна, как в эту ночь. Странно, почему же раньше все у них в этой же опочивальне было по-иному. «Теперь я каждую ночь буду проводить здесь! — мысленно пообещал он сам себе, засыпая после ласк любви… И тут же пожалел: — Вот уеду в Самарканд, и придется… не знаю, сколько там недель или месяцев жить в разлуке, без этой радости. Так не лучше ли остаться в Андижане?»

И снова он вспомнил почему-то их первый вечер и первую брачную ночь. Обнимая и целуя Айшу, он жаждал в ответ какой-то особой ее преданности, особых ее слов и поступков. Он хотел покорить себе ее душу и ей же самому покориться душой. Но Айша-бегим и в постели была скованной, на горячие ласки отвечала осторожно-учтиво, видно было — по заученному от мамок и наставниц. И еще вспомнилось: когда она раздевалась, с тонкого ее запястья сполз тяжелый золотой браслет с рубиновыми камнями и закатился куда-то. Она обнаружила, что на руке нет браслета, чуть позже, в самое неподходящее мгновенье, и вдруг забеспокоилась:

— Ой, где же мой браслет? Там такие рубины! Повелитель, прошу вас, подождите, я поищу…

И выскользнула из его объятий.

Бабуру и сейчас стало вдруг не по себе. Он не сразу уснул в эту ночь, долго смотрел на утомленно-счастливое лицо спящей Айши…

Наступило солнечное утро. Вместе с ночными звездами погасли и чувства Бабура, которые вчера вечером казались способными изменить его планы. Муж с женой сели за завтрак. Мысли Бабура снова были о той паутине, которую плели вокруг него Ахмад Танбал и Али Дустбек. Вчера днем Бабур объявил посланцу, что в Самарканд поедет обязательно. Сказал о том преданным людям во главе с Касымбеком, они уже, наверное, начали скрытную подготовку к походу. Сегодняшним утром ему еще яснее стало, что нельзя изменять этому слову.

Айша-бегим почувствовала, как изменилось настроение мужа, хранила молчание. Бабур ни разу не посмотрел на нее после того, как случайно бросил взгляд на золотой браслет с рубинами, который тяжело свисал с ее худого запястья.

— Бегим, так вы решились ехать в Ура-Тюбе?

Айша поняла, что желание Бабура отправиться в Самарканд не только не исчезло, но укрепилось. Разлука на несколько месяцев ждет ее впереди — это ли не признак того, что Бабур ее не любит по-настоящему? С обидой в голосе Айша сказала:

— Повелитель мой, пусть сначала Самарканд станет вашим, и я тогда поеду в свой родной город. А в Ура-Тюбе не хочу…

Сказала она это так, что Бабуру показалось: не верит, что он, Бабур, снова завладеет Самаркандом. Но ничего не стал объяснять ей больше. Покидая гарем, холодно бросил:

— Ладно, бегим, если всевышнему будет угодно, продолжим наш разговор в Самарканде…

Самарканд

Султана Али, того самого, кто сидел на самаркандском престоле и кого хотел прогнать оттуда Бабур, опередив в этом намерении чужеродного Шейбани-хана, не уважал никто.

Никчемный — так шептались о нем по углам дворца Бустан-сарая. На молодого правителя махнул рукой доверенный, близкий ему человек — бек Абу Юсуф Аргун, поставлявший в гарем Султану Али все новых красоток наложниц. О делах государства, о судьбах семьи он теперь предпочитал разговаривать в укромной комнате неподалеку от бани с открытой мраморной купальней — через особое окошко в стене, не видное снаружи (его пробили еще при Султане Махмуде), восемнадцатилетний сладострастник любовался голыми девушками, которые плескались в воде, любовался, попивая винцо, предвкушая и прочие, не для одного только зрения, радости…