Мир детей - Максим Мамст

– Что там у тебя?

– Спирт.

Попробовали, точно спирт. Первый вопрос какой, знаешь?

– Где взял?

– Точно. Знаешь, что ответил? Бочку спирта, говорит, подвезли к магазину. На пробу дают, главное со своей посудиной подходить.

Наши, понятное дело, схватили, что под рукой, и бегом туда. Ну, а Леник – с двумя ведрами впереди всех.

Мы с Серегой заржали. Валет тоже. Сивый повернулся к нему:

– А ты чего ржешь? Ты тоже там был.

– Так я тока со стаканом!

Позже, на загрузке, Леник присоединился к нам. Повеселевший, в прекрасном настроении, вальяжный, как котяра после сметаны, он работал наравне со всеми, изредка отпуская шуточки, к месту и нет.

После обеда, который, кстати, был как всегда на высоте – перепелиные крылышки, подтушенные в собственном соку, вареная молодая картошечка и салат из огурцов и помидоров – ммм, пальчики оближешь, – мы отправились в город по заказу. Без Сереги, тот свалил, сославшись на неотложные дела. Причем так, что я и не заметил. Таинственный гад, тоже мне учитель.

Остаток дня я провел как на иголках. Ясно, что Сергей не просто так ушел. Что он там заикался про практические занятия?

Против обыкновения, время тянулось, как резина. Уж еле дождавшись конца работы, я заспешил домой по знакомой тропинке. Впереди развилка, где наша тропинка пересекается с другой, что ведет одним концом в чащу, другим – на колхозное поле. Я заметил странный куль, что валяется под деревом на перепутье. Лишь подойдя ближе, я узнал кто это – Серега. На глазах кепка, сложенная из газеты, в зубах травинка.

– Эй, – окликнул я его.

– Ааа, – протянул Серега, стаскивая самодельную шапку, – наконец-то. Сколько можно ждать?

От возмущения я даже не смог ничего ответить. Так и стоял с открытым ртом.

– А ты где был? Что делал? – наконец, я обрел дар речи.

– Кое-что подготовил. Тебя, вот, ждал. Пойдем, сейчас сам все увидишь.

Мы направились по второй тропке в сторону поля. Едва миновали деревья, как в глаза бросился большой шатер, стоящий на пустой, засыпанной остатками соломы, земле. Лишь преодолев метров двести, я понял, что он гораздо больше, чем казался раньше. Как Серега умудрился возвести его всего за полдня? Колдовство, не иначе.

Шатер расписан иероглифами, в египетском стиле. Приглядевшись, я узнал шторы, что я привез из родительской квартиры.

– Ну да, – уловил мой взгляд Сергей. – Пришлось малость у тебя позаимствовать. Потом отстираешь.

– И что будем делать? – спросил я?

– Ждать, – он скривил губы, – снова ждать.

– Чего?

– Не чего, а кого. Виновника сего торжества.

Внутри шатер казался еще больше, чем снаружи. В центре стоит широкая скамья, размером с целое ложе. На сколоченных деревянных стеллажах расставлены свечи. Мельком заглянув внутрь, я тут же вышел. На западе затухал красочный закат, красивший редкие полоски облаков в темно оранжевый цвет. Серега сидел в позе лотоса, лицом к заходящему солнцу. Глаза закрыты. Я сел на клочок соломы рядом с ним. Темнело.

– Едут, – сказал Сергей, и показал рукой. С той стороны к нам приближалась повозка. С сумерках не разобрать, кто правит. Лишь позже, когда телега была уже рядом с нами, я узнал возницу. Видел ее всего пару раз. Знаю, что ее зовут, вроде, Нина Федоровна. Уже разменявшая вторую молодость, она никогда не улыбалась. По крайней мере, когда я ее видел, в ее глазах всегда была печаль. Я даже подумал тогда, что, скорее всего, в трауре.

– Тпру… – произнесла пожилая женщина, натягивая поводья. Воз остановился рядом с нами. Он был доверху набит всяким барахлом, какие-то корзины и коробки. Нина Федоровна аккуратно спустилась на землю, подошла к борту, сдвинула одеяло. Там лежал мужчина. На вид тяжело сказать, сколько ему лет. Худой, высохший, как щепка, он напоминал мне узника, прошедшего ужасы концлагерей.

– Так, Вадим, подсоби, – сказал Сергей, взявшись за концы нижнего одеяла, на котором лежал "узник", у его головы. – Берись там, давай внесем его внутрь.

Мы стащили парня с телеги. Он оказался даже легче, чем я представлял.

– Кладем его вот так, головой туда, – сказал Серега, когда мы внесли его внутрь. Федоровна осталась снаружи. Мы опустили мужчину, на лавку прямо с одеялом. Сергей подсунул края одеяла ему под бока, сделав своеобразную люльку.

Когда было готово, Серега задумчиво на него посмотрел.

– Врачи констатировали у него смерть головного мозга. Спинной мозг подает сигналы, а в головном – тишина. Помнишь, о чем мы говорили вчера?

– Вегат?

– Вегат.

– Что с ним произошло?

– Был электриком, попал под силовой кабель. Получил сильнейший удар током. Доктора несколько дней боролись за его жизнь. Сердце работало с перебоями. То работает, то не работает. Но, в конце концов, оклемался. Правда, так и остался – овощ овощем. Несколько лет пролежал в больничке. Пока мать не решила его забрать. Не сказать, что врачи были сильно против. Думаю, даже немного обрадовались, что могут скинуть обузу. У них сейчас даже в дурдоме места нет. Дышать может сам. Показали, как кормить через трубочку, и гудбай.

– Колдунством пробовал?

– Да, уже. Ничего. Сейчас еще раз попробую.

Он подошел, стал у изголовья. Положил руки на голову больного и принялся медленно водить туда-сюда.

– Нет, ничего… Если ему что и может помочь, то только шаманство.

– Что ты задумал?

– Кое-что из египетских практик. Что-то из книги Жизни, что-то из других текстов. Мы же с тобой вместе разбирали. Смотри, вспоминай. У меня стойкое чувство, что все получится. Должно получиться.

Сергей вышел на улицу, я за ним. Нина Федоровна, как раз заканчивала скидывать коробки на землю. Слух меня не обманул – тихое урчание, которое мне казалось поначалу, превратилось в визг и рычания. Я присмотрелся – коты, сидят в каждой коробке.

Сергей взял большой таз, занес внутрь, но вскоре вернулся.

– Трельяж привезли? – спросил он Нину Федоровну.

– Да, вон там, – она кивнула в сторону, с обратной стороны телеги.

– А кошки?

– Все двадцать, как вы и просили. Еле нашла. Пришлось весь рынок скупить. У знакомых выпрашивать.

– Хорошо. Вадим, давай трельяж занесем…

Мы внесли зеркало на ножках внутрь и установили прямо у парня за головой. Сергей отогнул петли, проверил, свободно ли выходит стекло из основания.

– Рано еще, – сказал он, прислонив зеркало обратно.

Зашла Федоровна, держа в руках сложенный кусок тепличной пленки.

– Значит план такой, – сказал Сергей, когда мы собрались вместе. – Когда я начну ритуал, накроете парня с головой сначала покрывалом, затем клеенкой. Чтобы не порезался осколками. Потом, начинается самое неприятное. Когда я возьму нож, кошек нужно обезглавить. Сделать это нужно быстро…

– То есть как – обезглавить? – я почувствовал дурноту. Ноги стали как ватные.

– О боже, Вадим. Как же я не подумал. Ты еще не окреп психически. Не стоит тебя подвергать такому испытанию… Однако, что мне делать? – он задумался, лоб пересекла глубокая морщина, – я один не смогу. Просто не успею…

– Я смогу, – неожиданно заявила женщина и, полная решимости, схватила нож. – Я успею.

Сергей посмотрел на нее, согласно кивнул.

– Вадим, – обратился он ко мне, – когда накроете парня, выходи. Возвращайся домой. Не стоит тебе этого ни видеть, ни даже слышать. В общем, так, – обратился он к Нине Федоровне. – Головы нужно класть под свечи, глазами на вашего сына. Когда я подам знак, опрокидываем зеркало, с силой, чтобы оно разбилось о его тело. И еще, на зеркало старайтесь не смотреть. Если все-таки посмотрели, и чувствуете, что вас затягивает туда – вращайте глазами против часовой стрелки.

Федоровна молча кивнула.

– Ну что ж, не будем тянуть резину, – подытожил Сергей.

Мы с Федоровной накрыли ее сына, как велел Сергей. После этого я вышел. Сначала, по совету наставника, собрался, было домой, но затем вдруг подумалось:

– Что за черт? Я, ученик шамана, бегу от самого настоящего древнего ритуала!

Гордость и любопытство победили, и я остался сидеть за стенкой шатра. Вскоре раздалось бренчание. Словно у балалайки осталась только одна струна, самая гулкая, как шмель. Затем, в такт жужжанию Серега затянул нудную, тянущую то ли молитву, то ли песнь на незнакомом языке. Песня эта проникала в мозг и липла к языку. Против воли, я начал подпевать вслух, тщательно повторяя слова вслед за Сергеем.

Когда раздались визги и вопли, я лишь зажал уши ладонями и продолжал петь вслух. Мотив казался таким знакомым и таким забытым. Слова рождались на языке, и было приятно выпускать их изо рта, словно мыльные пузыри.

Неожиданно я почувствовал, что давление снаружи исчезло. Убрал руки от ушей. Визги исчезли. Тишина. Я приоткрыл полог, заглянул. На деревянных стеллажах, аккурат под свечами лежали головы бедных животных. Все вокруг залито кровью, струйки стекают со стеллажей, со стен. Таз в дальнем углу в заполнен странным темным месивом. Сергей и Федоровна стоят на коленях перед трельяжем и бьют земные поклоны, продолжая напевать странную песню. Я вдруг заметил, что и я не прекращал этого делать. Мое внимание было приковано к зеркалу. В нем было все то же. Залитый кровью шатер, Серега, читающий молитву. Ничего необычного.