Лазутчик в цветнике - Дональд Уэстлейк

— Где?

— В багажнике, — ответил Армстронг. — Я принесу.

Он притащил оба чемодана, бородач взял их с такой же легкостью, с какой прежде Армстронг, и отволок в «санбим».

— Ну вот, — сказал хорек. — Грузовик заберут нынче вечером. Вы получили свое повидло, а мы — плату за оба задания.

— За оба задания? — переспросил Юстэли.

— Совершенно верно, — ответил хорек. — Его милость позвонил после вашего отъезда и сказал, что малость доплатит нам за одну работенку. — Он улыбнулся, как хорек, вытащил из кармана дождевика пистолет и всадил в Юстэли три пули. Мы с Армстронгом застыли. Я думал, что стану следующим, и готов поклясться, что Армстронг придерживался не менее заупокойной точки зрения. В горле стало очень сухо, пальцы начали сами собой растопыриваться, будто между ними вырастали перепонки, а нижняя губа ни с того ни с сего отяжелела и отвисла.

Но пальбы больше не было. Юстэли рухнул на щебень за овощным ларьком, хорек спрятал свой пистолет, а бородач подошел к нему и сказал:

— Чего ты выпендривался? Хватило бы и одной пули.

— Пришла охота пошуметь, — ответил хорек и снова ухмыльнулся.

Бородач подхватил Юстэли, отволок в «меркьюри» и запихнул за руль. Хорек, веселый, как утренняя пташка, пустился в объяснения:

— Его ищет полиция, понятно? И машина в угоне числится, поэтому никто не будет копаться. Тем паче, что местные легавые не очень сообразительны.

Они забрались в свой «санбим» и укатили.

Только теперь я обратил внимание на Армстронга. Он был очень бледен, едва ли не с голубым отливом, особенно вокруг глаз. Кожа на лице, казалось, натянулась, глаза вылезли из орбит. Он стоял неподвижно, будто удерживая на голове яйцо.

Вероятно, я смог взять себя в руки только после того, как увидел, насколько худо стало Армстронгу. А когда он сказал: «Кажется, меня сейчас… » — и, спотыкаясь, побрел блевать, я понял, что со мной все будет в порядке.

У меня появилась возможность бежать. На грузовике или на своих двоих, мне было все равно. Добраться до ближайшего городка, до ближайшего телефона. Поначалу мне придется туго, поскольку меня разыскивают за убийство Анджелы, но со временем все выяснится, и я смогу поделиться своими открытиями с П и всеми остальными.

Но что я, собственно, открыл? Наверняка я знал лишь одно: Тен Эйк задумал взорвать здание ООН. Но когда? Зачем? Кто его нанял? Как он намерен это осуществить? К тому же, нельзя было забывать о бомбе в здании Сената США. Он отказался от этой затеи, потому что увлекся новой, и надо было выяснить, что это такое. По сути дела, мне нечего было сообщить. Более того, поскольку П уже знал, что на учредительном собрании Тен Эйк разглагольствовал о взрывчатке и ООН, даже весть о его намерении взорвать это здание не будет воспринята П как нечто свежее и совсем уж немыслимое.

Если б только мне удалось ускользнуть, по-быстрому позвонить по телефону и вернуться! Но пока Армстронг рядом, это невозможно, и я не видел никакого способа избавиться от него, не возбуждая подозрений. Оставалось только махнуть рукой на мое задание прямо сейчас или же потянуть резину еще немного.

Если я смоюсь сейчас, Тен Эйк узнает массу нового. Например, что Анджела вовсе не мертва. Что я — двурушник. Что властям известно о его приезде в США. Как ни крути, но если я смоюсь сейчас, это пойдет на пользу только Тайрону Тен Эйку.

Ну и мне, конечно. Может, удрав сейчас, я проживу подольше.

А проживу ли? Тен Эйк на свободе, и федики ни за что не доберутся до дома миссис Бодкин раньше, чем он смоется оттуда. Значит, он будет на воле, он будет все знать и попытается отомстить и мне, и Анджеле. А федики так и не получат своих сведений. А я так ничего и не сделаю.

Я стоял на месте, и пистолет оттягивал мне карман штанов, отчего они соскальзывали. Пока мой друг-нацист облевывал овощной ларек, я медленно и неохотно принял мучительное решение: ничтожная муха должна возвратиться в паучьи тенета.

Армстронг вернулся. Он был еще бледнее, чем прежде, но зато намного живее.

— Все в порядке, — выдавил штурмовик, и это было сравнительно близко к истине.

— Вы сядете за руль, или предпочитаете вздремнуть? — спросил я.

— Я не усну, — пробормотал он. — Но и рулить не могу. Посмотрите, что с моими руками. — Армстронг протянул мне руки и показал, как они дрожат.

— Ладно, — сказал я. — Поведу сам, а вы просто сидите и отдыхайте.

— Я не привык к таким вещам, — извиняющимся тоном проговорил Армстронг. — Простите, но я, в отличие от вас, еще не успел привыкнуть ко всему этому. Но я исправлюсь.

— Разумеется, — заверил я его с высоты своего опыта.

Если не давать волю воображению, можно заниматься чем угодно. Меня разыскивали за убийство, мои портреты были во всех полицейских участках. Я возвращался в дом, набитый сумасшедшими преступниками. Я только что видел, как застрелили человека, стоявшего рядом со мной. Я вел машину, нагруженную мощной взрывчаткой. Но не думал об этом. Я думал о прекрасном пейзаже, о великолепной дороге, о том, что мотор грузовичка на удивление хорош, а подвеска плоха, и это вовсе не удивительно, о том, как здорово будет, когда ФБР перестанет шпионить за мной, но как неприятно снова самому выносить корзинки для бумаг…

… и о том, что эти три пули предназначались мне.

Я ехал на юг по прекрасной, новой и почти пустой дороге. Рядом сидел Джек Армстронг, он привалился к дверце и все-таки уснул. Время от времени он стукался лбом о стекло, а я раздумывал о том, как похожий на хорька стрелок всадил три пули в человека, облаченного в черно-красную клетчатую охотничью куртку.

После нашего отъезда Тен Эйк позвонил в Онтарио, хорек сам так сказал. Тен Эйк сообщил хорьку, что денег в чемоданах больше, чем надо, и ему, хорьку, надлежит застрелить одного из участников встречи. Человека, которого разыскивает полиция. Человека в черно-красной клетчатой охотничьей куртке.

Хорек не интересовался нашими именами. Судя по всему, раньше он не встречался с Юстэли. Единственным ориентиром хорьку служила эта проклятая куртка!

Может быть, миссис Бодкин неспроста всучила ее мне?

Нет, вряд ли она в этом замешана. Тен Эйк даже Юстэли не рассказал о том, какую участь он мне уготовил. Такая уж у него была привычка: говорить как можно меньше. Вот он и велел хорьку убить человека в черно-красной куртке. А если бы я отказался ее надеть, он просто сказал бы хорьку, какой на мне костюм. Тен Эйку не пришло в голову, что я могу отдать эту куртку Юстэли или Армстронгу. Первый был слишком брезглив и разборчив в одежде, а второй — слишком хорошо развит физически.

Но Юстэли замерз.

А посему околел…

Я ехал на юг по прекрасной новой дороге, зная, что Тен Эйк предпринял покушение на мою жизнь, зная, почему он это сделал. Потому, что мне было известно его подлинное имя.

Но я не знал, как мне теперь быть.

Я просто возвращался, понимая, что иначе нельзя. Я и за миллион долларов не отказался бы от удовольствия увидеть его вытянувшуюся физиономию.

21

В общем, с делом мы справились неплохо. Обратный путь на грузовике занял больше времени, чем путешествие на север, и мы приехали уже под вечер. Когда я затормозил за домом, Тен Эйк вышел из задней двери, сияя приветливой улыбкой, которая ничуть не потускнела, когда я выбрался из кабины. Он стоял и смотрел, как Джек Армстронг вылезает из машины с правой стороны, как мы потягиваемся и разминаемся после долгой дороги. Потом Тен Эйк как ни в чем не бывало спросил:

— А где же Мортимер?

— Возле границы, — ответил я. — В «меркьюри». В куртке миссис Бодкин. Мертвый.

— Правда? Я не думал, что он захочет ее надеть.

— Ему стало холодно.

— А, вот оно что, — Тен Эйк едва заметно пожал плечами. — Всего не предусмотришь.

Проходя мимо нас, Армстронг пробормотал заплетающимся языком:

— Я так устал, что вот-вот сам свалюсь замертво. — Он остановился перед Тен Эйком и добавил: — Рэксфорд говорит, вы знали, что Юстэли убьют. Надо было сказать нам заранее, а то я спятил от страха.

— В следующий раз, — ответил Тен Эйк, улыбаясь ему как умственно отсталому ребенку, — обязательно дам вам знать.

— Хорошо, — проговорил Армстронг и заковылял в дом. Тен Эйк настороженно и с любопытством взглянул на меня (ему не приходило в голову, что от усталости я сделался таким же бесчувственным, как Армстронг. Когда мы ехали обратно, я вел машину только полпути. Сначала — по шоссе, потом — уже на подступах к дому, а в промежутке забылся в тревожной дреме. Я слишком одурел и хотел спать, чтобы по-настоящему бояться Тен Эйка или даже хоть сколько-нибудь опасаться его, поэтому моя показная холодная самоуверенность, как я понял впоследствии, произвела на него глубокое впечатление, и мне стало легче придерживаться той линии поведения, которую я считал наилучшей в сложившихся обстоятельствах. По пути на юг я думал почти исключительно о предстоящей встрече с Тен Эйком, о том, что скажу ему и как буду себя держать. И вот теперь, когда я все отрепетировал и устал до бесчувствия, я был готов блефовать до тех пор, пока Тайрон Тен Эйк не выдаст себя с головой).