Маневры неудачников - Роман Злотников

— Иди, — сказал он.

— Куда? — Снаружи было темно, и после лифта, в котором присутствовало пусть и скудное, но все же освещение, я вообще ничего не видел.

— Туда, — сказал скаари.

Логично. Можно было и не спрашивать, более вразумительного ответа я бы все равно не дождался. Скаари вообще не баловали нас ответами.

Как только я вышел из лифта, его двери закрылись за моей спиной, и я оказался в абсолютной темноте. Хорошо хоть, что я темноты не боюсь. Окажись на моем месте человек с фобией, ему явно пришлось бы несладко.

Поскольку я не видел особого смысла в том, чтобы куда-то идти, я решил стоять на месте до тех пор, пока глаза хотя бы немного не адаптируются к местному освещению. Ну или пока тут чего-нибудь не произойдет. И только мне показалось, что я начал различать в окружающей меня тьме очертания отдельных предметов, как невидимая рука повернула выключатель и зажгла свет.

Каюту, которую отвели нам с Азимом на борту корабля скаари, напоминала камеру в средневековой тюрьме. Единственное, чего не хватало для полного сходства, — это сырость, которой тут не было. Зато все остальное точно по списку — темнота, теснота, низкие потолки, жесткие нары и маленький иллюминатор вместо зарешеченного окошка.

— Вполне сносные условия, — заявил Азим, занимая лежачее место рядом с иллюминатором. — Доводилось мне бывать в местах и похуже этого.

— Рад бы сказать, что мне тоже доводилось, но это было бы слишком наглое вранье, — сказал я. — Как думаешь, для чего мы им понадобились?

— Вообще-то хочу напомнить, что понадобился им ты. Меня они захватили просто для компании.

— И зачем я им понадобился?

— Ну ты же теперь политически значимая фигура, — хмыкнул Азим. — Названый сын калифа как-никак. Они же не знают, что скорее никак, чем как.

— А что они сделают, когда узнают, что никакой ценности для Асада я не представляю?

— Откуда мне знать? — сказал Азим. — Хотя… я слышал, что среди скаари процветает культ людоедства. Особые гурманы предпочитают есть людей сырыми. И живыми.

— Не смешно.

— Они Чужие, — сказал Азим. — У них свои представления о чувстве юмора.

Залившее зал слабое серебристое свечение, которое в нормальных условиях можно было бы назвать только полумраком, показалось мне ярче дневного света после нескольких месяцев полной темноты. Я зажмурился, привыкая к свету… Черт побери, такими темпами и ослепнуть недолго.

Через минуту я мог уже нормально осмотреться.

Как выяснилось, лифт доставил меня в круглый зал около пятидесяти метров диаметром. Потолок представлял собой полусферу, которая и являлась источником света. Посреди зала стоял небольшой столик, а рядом с ним были два кресла. Точнее, одно кресло, похожее на офисное, и один предмет мебели, который автопереводчики скаари за неимением другого слова привыкли называть креслом. Помимо прочего у него была раздвоенная спинка со специальным отверстием для хвоста.

В этом кресле сидел самец скаари, самый старый из всех, кого мне доводилось видеть. Его серовато-желтую кожу испещряли десятки шрамов, он был худой и походил на чучело из музея антропологии.

— Проходи, садись. — Зато у него был шикарный автопереводчик, умеющий разговаривать не механическим, а вполне нормальным человеческим голосом. Правда, это был голос молодого человека, отчего при его звуках у меня возникал когнитивный диссонанс.

Я прошел в центр зала, занял свободное кресло и обратился в слух.

— Я Кридон, — сказал скаари. — Я ношу имя этой планеты и являюсь главой клана Кридона.

— Знакомство с тобой честь для меня, — сказал я, но внутри появился холодок.

Понятия не имею, что от меня могло понадобиться главе клана. Разговаривать с Кридоном — это же все равно что удостоиться аудиенции императора Таррена Второго, и я не понимал, чем мог заработать сие удовольствие.

— Как мне называть тебя, человек с множеством имен?

— Зови меня Алексом, — сказал я. — В конце концов, именно это имя дали мне при рождении.

На столике между нами лежало множество разных предметов, среди которых был и силовой меч, тот самый, которым пользовался Феникс, убивая кленнонских штурмовиков. Оружие.

А мы тут вроде один на один беседуем. Неужели скаари совсем не опасаются за жизнь своего командира? Или я просто не вижу стрелков и все время нахожусь под прицелом? Пожалуй, во второй вариант мне было поверить куда легче.

— Я знаю о тебе многое, — сказал Кридон. — Ты был на Новой Колумбии. И твой спутник тоже.

— Я тогда служил в пехоте Альянса.

— Тебе доводилось убивать скаари?

— Пехота Альянса официально не принимала участия в боевых действиях.

— Верно. Но я спросил не об этом.

— Доводилось, — сказал я. — На то и война.

— Успокойся, никто не собирается мстить тебе за клан Прадеша. Они были… — тут переводчик все-таки запнулся, — стаей бешеных псов, и тот, кто истребил их, оказал услугу всем нам. Но ты не уроженец Леванта, раз служил в пехоте Альянса. Как же так получилось, что Асад ад-Дин назвал тебя своим сыном?

— Мне кажется, проще спросить об этом у самого Асада ад-Дина.

— Я спрашивал, — сказал Кридон. — Сейчас я спрашиваю тебя.

Ого, подумал я. Хотя чему тут удивляться? Это политика, и нет ничего странного, что политики общаются между собой. Судя по тому, что я знал о Гегемонии, глава клана Кридона был куда более могущественной персоной, чем левантийский калиф. Особенно если сравнивать по количеству военных кораблей, которые каждый из них мог выставить на поле боя.

— Полагаю, он использовал меня в политических играх, — сказал я.

— Не стану лукавить, я собирался поступить так же, — сказал Кридон.

— Собирался? — уточнил я.

Это тонкость перевода или скаари сознательно использовал прошедшее время? И если так, то что заставило его передумать?

— На Леванте ты уже официально числишься погибшим, — сказал Кридон. — Я связался с калифом, рассказал ему о том, что ты жив и находишься у нас, и предложил хорошую цену за то, чтобы вернуть тебя обратно. Он согласился заплатить эту цену, но изменил условия сделки. Он предложил нам убить тебя и сделать так, чтобы никто не узнал о том, что ты не погиб вместе со станцией «Гамма-74-К».

— И как вы намерены поступить? — Почему-то я не слишком удивился, услышав о встречном предложении Асада. Его отношение ко мне было слишком хорошим, чтобы быть искренним.

— Признаться, я был удивлен этим предложением, — сказал Кридон. — Калиф показал нам, что мы неправильно оценили твою роль в происходящих событиях и оценили тебя неправильно. Тогда я решил посмотреть на тебя внимательнее.

Глаза Кридона были подернуты белесой туманной пленкой, и я не мог определить, куда направлен его взгляд во время разговора. Но сейчас я четко осознал, что смотрит он прямо на меня.

Он в моих глазах выглядит как старый разумный ящер, чужой, наделенный огромной властью.

Любопытно было бы узнать, что он видит, кем я кажусь в его глазах. Но моего воображения не хватало, чтобы это представить.

— У скаари есть пути для получения информации с территории, заселенной людьми, — сказал Кридон. — Я узнал о тебе многое, но хотел бы знать больше.

— Мне тоже много чего хочется знать, — сказал я. — Например, мне хочется знать, принял ли ты предложение калифа?

— Нет, — сказал Кридон. — Я подумал и пришел к выводу, что у него нет ничего такого, что было бы мне надо и чего я не мог бы взять сам.

— А как же первоначальная цена за мое возвращение?

— Я же сказал, тогда я оценивал тебя неправильно.

— Я это слышал, но так и не понял, что ты пытался этим сказать, — признался я.

— Я думаю, ты не просто человек, — сказал Кридон. — И цена твоей жизни гораздо выше, чем та, которую готов заплатить левантийский калиф.

Как я уже говорил, все это время скаари проводили по отношению к нам «политику гриба». Знаете, как поступают с грибами? Их держат в темноте и кормят дерьмом.

Удивительно похоже на то, как относились к нам скаари из клана Кридона, и дело не только в отсутствии освещения и в качестве еды, которой нас кормили.

Информационный вакуум, в который мы попали, в текущих обстоятельствах был худшей из всех пыток. Судьба станции и оставшихся на ней людей, сложная ситуация в галактике, возможное начало крупномасштабных боевых действий… Скаари не говорили нам ничего. Они даже о нашей собственной участи нам ничего не говорили.

Азим погрузился в глубокие раздумья.

Ему было тяжелее, чем мне: предали-то нас обоих, но в отличие от него для меня это не стало таким уж откровением. Знакомство с генералом Визерсом многому меня научило, и теперь я привык ждать подвоха практически во всем и в любой момент. Наверное, вот так и становятся настоящими параноиками.