Начало - Мэри Пирс

– Черт, – пробормотал Джимми. – Теперь конец!

– Черт бы тебя побрал! – орал мистер Ярби. Он не мог выбраться из вонючей жижи. – Ты, чертова свинья, ты сделал это специально!

– Нет! Зачем мне это! – ответил ему Джесс.

– Чертов бездельник, пользы от тебя никакой! Все, ты мне больше не нужен! Ты думал, что я ничего не видел, но я сам знаю, что несколько недель назад ты оставил лошадей там, в самом дальнем поле.

– Это было тогда, когда родилась моя дочка. Я отлучался всего на несколько минут.

– Тебя там не было двенадцать минут. Я сам засекал время. Ради Гуди я дал тебе еще один шанс, но теперь все! Ты можешь убираться сию же минуту!

– Мистер Ярби, вы не можете так поступить со мной!

– Убирайся, говорю тебе!

– Послушайте, – вмешался Джимми. – Это же несправедливо!

– Попридержи язык, а то последуешь прямо за ним!

– Вы не можете так поступить со мной, – повторил Джесс. – Я же не найду никакой работы в это время года!

– Это не мое дело! Убирайся с моей фермы!

Может, миссис Леннем поможет тебе! Ты же такой ее близкий друг!

– Как насчет платы?

– Я отдам деньги Гуди в субботу.

Джесс, как потерянный, слез с телеги. Он постоял секунду, поглаживая голову Голди, потом повернулся и взял свою куртку.

– Сходи к Оунеру в Ноук, – прошептал ему Джимми. – Может, ему нужен работник?

– Спасибо, я схожу к нему, – сказал Джесс.

Он сократил дорогу, пройдя через поля, потом по старой дороге, пока не дошел до Ноук-Холла. Хозяин фермы чистил канаву на пастбище.

– Ярби опять взбесился, да? Ну что же, ему тоже нелегко! Он все старается равняться на господ, а это стоит денег. Ты слышал, что говорят о таких людях, как он?

Сынок у него обучен латыни,Дочка играет на пианинах,Жена у него ходит в шелках,И вся семья разоряется в прах.

– Ну, – сказал Джесс, – может, вы и правы, я не знаю.

Оунер был человеком с хитренькими, острыми глазками. И изображал из себя простодушного весельчака, а на самом деле был кремень! Он сказал, что может дать работу Джессу.

– Но я не могу тебе обещать особенно много. Пока будешь рыть и чистить канавы. Все зависит от того, сколько тебе придется платить. Шиллинг в. день, хватит?

– Наверное.

– Когда ты сможешь начать работу?

– Прямо сейчас. Только дайте мне лопату.

Это был последний день, когда стояла хорошая погода. Ночью все переменилось. Рано утром Гуди проснулась от ломоты в костях. Длинная мягкая осень сразу закончилась. Ее подгонял резкий холодный ветер, кусая за пятки первым морозцем.

Каждый вечер, когда Джесс шел через лес, он набирал сушняк и нес его домой. Гуди была права: зимой им понадобится каждая веточка, чтобы обогреться. Они уже сожгли половину запасов топлива. Им также нужно было где-то добывать пищу, потому что свинья сдохла от какой-то легочной лихорадки.

Как-то вечером, когда Джесс ломал сухую ветку у дуба и пытался освободить ее от обвивавшего ее сухого плюща, перед ним в испуге пытался взлететь фазан. Инстинктивно Джесс рванул вперед, расставив руки, и ему удалось схватить проворную птицу.

В одно мгновение он крепко прижал фазана к груди и одним движением свернул ему шею. Теплое тело обмякло в его руках, но все еще продолжало трепыхаться. Джесс испытал мгновенный ужас, но птица успокоилась, и он подумал, что у него не было выбора, дома не хватало еды.

Он притащил птицу домой под курткой. Гуди ощипала и сварила ее в тот же вечер. Она предусмотрительно сожгла все перья до единого.

– Мне бы хотелось парочку прикрепить к своей шляпке, – сказала она. – Но перья фазана могут многое рассказать тому, кто умеет слушать! – и добавила: – Парень, браконьерство ужасная вещь. Особенно здесь. Лесники у нас просто звери!

– Мой отец говорил, что птица или кролик ничьи до тех пор, пока их не поймали.

– Ну, – заметила Гуди, похлопывая себя по животу. – Теперь-то уж точно часть этой птицы принадлежит мне!

Джесс проработал шесть дней в неделю в Ноуке и получил пять шиллингов и шесть пенсов. Гуди в течение дня работала в Чекеттсе и заработала полкроны. Но она всегда повторяла, что им еще повезло: они все живы-здоровы и полны сил, есть огород, который, приносит хороший урожай, и они не должны платить ренту за Пайк-Хауз. Возвращаясь домой сквозь холод, грязь и темноту зимних вечеров, Джесс всегда видел, как радостно приветствует его огонек из окна. Внутри дома его ждали жарко натопленная печка, две его женщины и лапочка-дочка, и он чувствовал себя счастливым.

В маленькой кухне было тепло и уютно. И ему всегда было приготовлено что-то поесть. Суп, приправленный для аромата тмином и замешанный для густоты на овсяной муке, много лука, моркови и турнепса. Картофель в «мундире» и маленькие клецки, каждая из которых была с сюрпризом – или ложка соуса из грибов, или кусочек солонины. И потом, примерно за час до сна, они все собирались поближе к огню. Он и Бет сидели рядышком на диванчике, Гуди покачивалась напротив них в скрипучем кресле-качалке, и Бетони лежала в колыбельке рядом. Тепло огня делало их лица красными и горячими, а вне этого тесного круга тени бегали по потолку и холодный ветерок пробегал по стенам. Если Джессу удавалось разговорить мать, Гуди начинала вспоминать старые дни.

– Давай расскажи нам, – обычно начинал Джесс. – Расскажи о тех временах, когда ты была еще девочкой и жила в Спрингз. Ты, твои братья и сестры.

И Гуди начинала рассказывать о Бобе, уехавшем в Австралию, о Вильяме и Перси – те отправились в Новую Зеландию, о Грет, которая вышла замуж за графского кучера и теперь живет во дворце в России, о Леннарде, у которого было слишком много жен, и поэтому у него появились разногласия с законом. Она с удовольствием вспоминала о Томасе. Тот был ее любимчиком. Он погиб в 1851 году во время обвала каменного карьера.

– Тебе бы понравился Томас, – говорил Джесс, повернувшись к Бет. – Он был самым лучшим из всей этой семейки.

– Но ты же его не знал, он погиб до твоего рождения!

– Конечно. Но мне кажется, что я был с ним знаком. Я их всех хорошо знаю, как-будто они все сидят у огня вместе с нами.

Он посмотрел на Бет и увидел, что она улыбается.

– Ты снова смеешься надо мной, так? Конечно! Я же сам это видел!

– Ты иногда так смешишь меня.

– Наверное, ты вышла замуж за меня, потому что надо мной можно хорошо посмеяться.

Ему всегда нравилось, когда Бет улыбалась или смеялась. Тогда он чувствовал себя счастливым. Вообще Бет улыбалась редко, поэтому ее улыбка всегда казалась ему особенной, просто подарком. Он тогда не мог налюбоваться ею.

Но у Джесса было много причин для тревоги – постоянной работы у него все еще не было, а на носу уже было самое страшное время для бедняков – зима.