Французская Советская Социалистическая Республика - Анатолий Гладилин

После этой устной информации телевидение показало красочные кадры зверской расправы вооруженных дубинками вашингтонских полицейских над мирной демонстрацией негров.

Всю ночь и весь следующий день продолжались волнения на улицах французских городов. В одном Париже было задавлено танками и расстреляно из пулеметов около десяти тысяч мятежников.

К вечеру уже никто не смел выходить на улицу.

Еще через день шестой танковый корпус, входящий во временный контингент советских войск во Франции, подавил сопротивление двух мятежных французских дивизий под Безансоном.

Командующий ордена Ленина десантной Севастопольской дивизией доложил, что контролирует положение на плато Альбион.

Военно-воздушный полк истребителей-бомбардировщиков под Тулузой был выведен из строя ракетно-бомбовой атакой советской авиации.

Лишь на море мятежники добились некоторого успеха. Шербурская эскадра, прорвав кордон наших кораблей, ушла в Англию. Но подводные французские лодки были уничтожены у причалов. Три французских "Миража", поднявшись скрытно с нантского аэродрома, потопили ракетами "Экзосет" два советских эсминца, один противолодочный корабль и нанесли. тяжелые повреждения крейсеру "Киев". По возвращении на базу летчики этих "Миражей" были арестованы советскими особистами и расстреляны на месте.

Вспышки волнений в маленьких городах подавлялись сформированными из алжирских люмпенов отрядами рабочей милиции. Иногда мэры этих городов сами просили заменить рабочую милицию советскими воинскими подразделениями.

Не могу сказать, что в стране воцарились спокойствие и порядок, но Франция замерла, как поверженная в нокаут.

Правительство чуть-чуть ослабило цензуру на радио и телевидении (работавших по единой программе) и разрешило выпуск одной французской газеты. "Юманите" в увеличенном объеме начала регулярно поступать в продажу и к подписчикам.

Из Венсенского замка мне по-прежнему присылали сведения о настроениях среди рядового состава, записи разговоров, вопросы, задаваемые на политбеседах, рассказы отдельных солдат в узком кругу.

Вот несколько запомнившихся отрывков.

Рядовой Рябов, Н-ский полк: "Сперва я смотрел и плакал. Мать моя с утра до ночи уродуется в колхозе, вкалывает по-черному на молочной ферме, пустые щи хлебает, кусок свинины в праздники... Она же такой колбасы ни разу в жизни не пробовала! А у французов этих колбас до усеру! Покажи моей сестренке ананас или эту ихнюю авокаду - да никогда она их не видела, не знает, с чем их едят. Мы тут с хлопцами из лавки консервы сперли, зажарили с лучком - классный закусон получился! А лейтенант пустые банки обнаружил и на смех нас поднял - консервы-то для собак! Смешно, да? А я так скажу: если бы эту собачью консерву в нашем сельмаге выбросили - народ бы со всего района сбежался, очередь бы окна в магазинах побила. Такая консерва в наших местам на вес золота! Теперь ответь: где справедливость? Почему моя родня в колхозе от черного хлеба и капусты пухнет, а француз золотую консерву собаке скармливает? И ты хочешь, чтоб я француза пожалел? Нас старшина по грязи гоняет, двадцать километров марш-бросок с полной выкладкой и пулеметом на шее, а француз в это время на бабе лежит и вино посасывает. И ты думаешь, я ему после этого предложу мир и дружбу? Хрен ему в рыло!"

Старшина Огобаев, мотострелковый батальон: "Настоящий хозяин в свои огород посторонних не пускает. Да будь у меня столько добра, я бы круговую оборону круглые сутки держал, а кто сунется без спроса, горло бы перегрыз! А эти: раздвинули ворота - вали братва! Не знаю, как там с международным положением, по мне французы - больная нация. Чокнутая! Ну так мы их вылечим!"

Ефрейтор Малофеев, Н-ская танковая дивизия: "Прем мы по ихним Елисеям, скрежет, хруст стоит. Я взял направление и жму на газ. Что попадется на пути - извините, а кто может ноги унести - уносите. Ваня Малофеев - человек не злой. Я против этих джинсовых очкариков ничего не имею, только чему их в школах-университетах учили? Видно, плохо учили, не научили, что танк машина казенная и кидать в него камни и бутылки Нельзя. За боевую технику я головой перед Родиной отвечаю! Эх, очкарики-джинсики, погуляли вы по Елисеям, повыпендривались на своих Фиатах-Жигулях, а теперь очередь Ване Малофееву гулять. Вдруг сержант командует: "Стоп, машина!" "Чего, спрашиваю, - Витя, опять какую-нибудь тетку гусеницей зацепил?" "Да нет, говорит, - не могу больше, глотка пересохла. Вон справа, в магазине, спиртное дают. Сбегай, будь другом!" Я подрулил к магазинчику, бортом к витрине прислонился, стекло брызнуло. Вылез, залез в магазин, осматриваюсь, соображаю. Ничего знакомого не вижу - ни водки, ни портвейна, один какой-то "Герлен" на полках, но градус подходящий. Взял я три поллитровых пузырька и честно с корешами поделил. Из горла по пузырьку хлобыстнули. "Герлен" этот крепок, в самый раз, но вонища - как в парикмахерской, бьет в нос пошибче тройного одеколона. И как французы его пьют? А ведь, говорят, культурные люди..."

Капитан Кузьмин, командир десантного батальона: "Тут они нас прижали, пушки у французов получше, плотно кладут. Мы окопались, лежим - не пикнем. Ихние пулеметы нам макушки бреют. Ну, думаю, будем загорать до темноты. Потом, чувствую, огонь поредел. Я на часы смотрю - ровно полдень. И тогда я говорю батальону... Нет, не про Родину, не про партию - и пусть замполит меня простит, если не так. Я говорю: "Ребята, сейчас у французов обед. Сейчас французы жрут. На первое - ветчину. На второе - жареную курицу. На третье - компот из персиков. Все, говорю, точка, решайте сами". Батальон без команды поднялся как один человек и так вдарил, что от французов пух и перья полетели...

Сержант Рашидов, особая дивизия КГБ: "Майор на политзанятиях нас предупреждал: "Опасайтесь провокаций!" Но этот тип по-русски чешет, правда, с акцентом, вроде моего мол, мир, мол, дружба, мол, он за мировую революцию, и к себе в квартиру тянет. Обещает бутылку выставить, а бутыль, известно, на дороге не валяется. Вошел я в квартиру. Расположился, автомат под рукой. Нас на провокации не возьмешь.

А француз знает, бутыль откупорил, разлил. Чокнулись. Опрокинули. Еще добавили. Вы, говорит, за диктатуру пролетариата? Да, говорю, за диктатуру. Вы, говорит, за революционное насилие? Да, отвечаю, за насилие. И тут oн, гад, штаны спускает и раком становится. Меня чуть не вытошнило от его волосатой жопы, но я вспомнил слова майора: "Провокаций избегать, но входить в контакт с местным населением!" Надо, сказал я себе, надо, Ахмед, это твой революционный долг..."

Лишь на флоте случилось ЧП. Рота морской пехоты, составленная из одесситов и ленинградцев, отказалась в Нанте стрелять в демонстрантов и строем вернулась на корабль. Весь личный состав роты судили военным трибуналом и мелкими группами, под усиленным конвоем, отправили самолетом в казахстанские лагеря.