Искатель. 1991. Выпуск №5 - Данил Корецкий

Миша Деловеев, главный оператор, пулей вылетел откуда-то слева, завопил, размахивая руками!

— Что же ты?! Три минуты до выхода! А где Руслана?

— Сейчас подойдет, Ты, главное, не волнуйся. Вначале крутится десятиминутная запись, Так что все будет хорошо, и мы поженимся.

— А что старик кочевряжится, знаешь? Свадьба может расстроиться!

— Знаю, знаю. Включай свои тарахтелки, начинаем. Пожав плечами — дескать, мое дело маленькое, экстрамеры

я включу, а ты выпутывайся как знаешь, — Деловеев засеменил в угол к операторам, Филипп подошел к Вольняеву со всей доброжелательностью, на которую только был способен, протянул руку:

— Здравствуйте, мэтр! Рад вас видеть!

После короткого рукопожатия Алексей Вадимович резко отдернул руку, поманил ею, на мгновение оглянувшись, молодого монаха. Тот подошел. Быстро, но все-таки подошел, а не подбежал.

— Познакомься, это отец Тихон, мой духовник. Что, не ожидал? Я, представь себе, тоже. Думаешь, сдурел на старости лет? Ну и думай. Неисповедимы пути… Мы с тобой давно уже не встречались, поэтому ты не знал.

— Уж не вы ли так скверно повлияли на Алексея Вадимовича? Срыв Игры — удар не только по передаче, но и по репутации академика и нобелевского лауреата.

Смотрит светлыми детскими глазами и молчит. Икону из себя изображает.

— О моей репутации вам беспокоиться не следует, — воинственно задрал бороду Вольняев. — Я сам о ней… не беспокоюсь. Потому как всю жизнь полагал: заботиться нужно о мыслях и делах, а не о репутации.

Да, переубедить его будет непросто. Скорее всего невозможно. Но эксперимент должен состояться в любом случае. В любом.

— Я все-таки не понимаю, что произошло. Еще вчера вы, Алексей Вадимович, радовались, простите, как ребенок, что вновь добились права на Игру. А сегодня вдруг…

— Не вдруг, — невежливо перебил Главушина Вольняев. — Сомнения у меня были и раньше, И я высказывал их, если помните. Причем неоднократно.

— Совершенно верно. Дважды вы предлагали превратить генеральную репетицию в премьеру. Но это противоречит самому духу Игры с бесконечностью. Я вынужден напомнить: во время наших передач у экстравизоров собирается по два- три миллиарда зрителей не для того, чтобы узнать очередную научную новость, но во имя соучастия в ее рождении, сопереживания с экспериментатором. Во время наших передач каждый, подчеркиваю, каждый экстразритедь чувствует себя ученым, выпытывающим, вырывающим у матушки-Природы ее очередную тайну…

«Фил, передача началась! Через десять минут прямой эфир!» — пропищало в левом ухе.

— …И вы хотите лишить миллиарды людей, с нетерпением идущих сейчас начала эксперимента, радости соучастия в нем? Передача уже началась. Прямое включение через десять минут. Давайте займем наши места. Вы тоже хотите поучаствовать?

Главушин мягко взял обоих за рукава (один жестко-серый, другой мягко-черный) и решительно повел к столику.

Видите, как я покладист? И смел к тому же. Открыть дверь в «прямой эфир» незнакомцу — на это способен далеки не каждый ведущий! Но монах, конечно, откажется. Потомучто выставиться на всеобщее обозрение без единой репетиции — самоубийство!

Отец Тихон кротко наклонил голову.

— Благодарю вас. Я постараюсь убедить экстразрителей в пагубности этой дьявольской затеи.

Ну-ну. Хотела синица море зажечь! «Зах, ты слышал?»

«Да. Прекрасная идея. Самое главное — втянуть их в Игру. И этого ты уже почти достиг. Браво, маэстро!»

Как их лучше разместить? Планировалось: Лана, Вольняев, я. А теперь? Монах, я, Вольняев? Нет: отец Тихон, академик, я.

Главушин призывно махнул рукой, крикнул:

— Миша, держите наготове кресло для Ланы, Но пока не ставьте.

— Само собой! — обиделся Деловеев.

Ну-ну. Молод еще, потому и не знаешь: само собой у нас ничего не делается. Даже лучшая на всем экстравидении

программа.

И Вольняев, и его духовник наконец уселись в креслах. Угнездились. Отец Тихон по-прежнему молчит. И зачем только его академик пригласил? Понятно, если бы это был, скажем, сын. Реклама, имидж — первое дело для карьеры молодого человека. Но монаху-то какого монаха здесь нужно?

— Мы не против соучастия. Однако в данном конкретном случае… передача должна идти в записи, — ударил кулачком по складке на колене Вольняев.

— Число экстразрителей сразу упадет на два порядка. Вместо двух миллиардов — какие-то двадцать-тридцать миллионов. Вам будет трудно получить средства для следующего этапа работ, — тщательно улыбнулся Главушин. Этим искусством он владел в совершенстве. В его арсенале были улыбки вежливо-издевательские, иронично-вежливые, сверхвежливые ипочти доброжелательные, приветливо-насмешливыеи т. д. ит. д., вплоть до обезоруживающе-надменных и добострастно-наглых. Тщательная — это где-то между вежливо-саркастической и просто вежливой. — Поймите, люда устали от суррогатов и заменителей, Им хочется настоящего неподдельного, того, что раньше называли естественным…

«Не выкладывай все свои козыри! Наоборот, нужно заставить отца Тихона и Вольняева засветить как можно больше их аргументов, чтобы у аналитиков было время подготовиться».

— Сами же знаете, у нас все синтетическое: от искусственных зубов до внушенной любви. Научные факты, да и то, пожалуй, лишь в момент рождения — единственное, так сказать, что сохраняет натуральность.

Филипп разозлился.

Аргументов он захотел! Времени для раздумий! А если монах или, как его там, священник, ни слова, словно обет молчания дал?

— Вы, кажется, согласились заменить эксперимент дискуссией, — еле слышно сказал Тихон, но Главушин вздрогнул, словно от окрика. — Она уже началась? Мы в эфире?

— Нет, Сейчас идет записанный ранее фрагмент. Миша, включи контрольный экстран.

На площадке перед столиком — экстра-экране, или сокращенно экстране, — тотчас возник профессор Вольняев — молодой, нервный в движениях, энергичный. Позади него на салатово-зеленой стене висел большой плоский дисплеи, на специальной подставке слева покоился беспросветно-черный шар величиной с арбуз. Клубок Ариадны… Знаменитый клубок Ариадны, размотав который Главушин и Вольняев устроили свои судьбы.

Отец Тихон встрепенулся, впился жадным взглядом в экстраобраз, потом перевел взгляд на академика.

Он что, впервые видит эту запись? Прекрасно. Пока разберется, что к чему…

— В таком случае, Алексей Вадимович, зачем сейчас приводить свои доводы? Чтобы потом повторяться? Давайте лучше посмотрим экстравидеозапись, — «предложил отец Тихон.

— Да, пожалуй, — согласился Вольняев.