Враг за Гималаями - Юрий Брайдер

Все товарищи, включая оставшегося без представления водителя, дружно закивали.

— Общий привет, — сказал Донцов, стараясь не вдыхать густые ароматы, исходящие из джипа. — Рад видеть, что вьетнамские товарищи отдают дань обычаям, издревле присущим нашему народу. Мир, дружба.

— Употребление алкоголя не входит в традиции нашего трудового народа, — безбожно коверкая слова, произнес товарищ То (тот, что со шрамом). — Мы переняли эту привычку у советских инструкторов, помогавших нам громить агрессоров на суше и в небе. В тот напряженный и ответственный момент партия не вынесла своего постановления по данному вопросу, что способствовало распространению в нашей стране этой пагубной привычки.

— Но уже есть директива, направленная на ее беспощадное искоренение, — добавил товарищ Те (тот, который не имел особых примет).

— Приятно слышать столь подробный и обоснованный ответ, — сказал Донцов, все время косясь на вторую машину, откуда им улыбался десяток очаровательных мордашек. — А что это за женщины?

Ответил Кондаков, что стоило ему немалых усилий:

— Черт их знает… Я сказал, что мне нужна женщина. Показал фото. Возможно, меня не совсем правильно поняли. Но если надо, забирайте всех скопом.

— Доан Динь Тхи среди вас есть? — крикнул Донцов в сторону второй машины.

— Дя, дя, есть. — охотно закивали головками все девушки сразу.

Татуированный товарищ Нгуен, от которого в отличие от остальных несло не перегаром, а чем-то вообще тошнотворным, внезапно горячо залопотал на своем языке, энергично жестикулируя обеими руками. Несколько раз в его сбивчивой речи проскальзывало имя Доан Динь Тхи.

— Что он хочет? — просил Донцов, по очереди обращаясь то к одному, то к другому русскоговорящему товарищу.

Однако адекватный перевод был получен лишь после того, как бывший экспроприатор банков (бывший говоря условно, поскольку его ловкие, жилистые руки могли взломать еще немало империалистических сейфов) закончил свой экспансивный монолог и лихо отдал честь, приставив ладонь к уху.

— Товарищ Нгуен хочет сказать, что хорошо знает девушку с таким именем, — пояснил товарищ Те. — В прошлом году он сам помог ей перебраться сюда с нашей счастливой родины. Она осталась должна ему большие деньги и куда-то пропала. Недавно она появилась опять, рассчиталась за все, включая неустойку, и попросила покровительства.

— Где она сейчас? — Вожделенная добыча замаячила чуть ли не в двух шагах от Донцова, и его сердце непроизвольно дрогнуло.

Впрочем, все оказалось не так уж просто. Товарищ Нгуен в силу своей занятости не мог знать, где в каждый отдельный момент находится каждая маленькая вьетнамская девушка, попавшая под его покровительство. Скорее всего ее пристроили к какому-либо общественно-полезному труду. Торговать на рынках дарами цветущей родины, или шить в мастерской модные и удобные носильные вещи.

В заключение товарищ Нгуен выразил надежду, что девушки, сопровождавшие их в этой плодотворной и поучительной поездке, ни в чем не уступают той самой Доан Динь Тхи, а, наоборот, воспитанием и кротостью значительно превосходят ее.

— Тут мы с вами целиком и полностью согласны. — Донцов, переимчивый по натуре, кивнул на восточный манер. — Но нам нужна именно Доан Динь Тхи.

Три авторитетных в своих кругах товарища вступили между собой в жаркую дискуссию, а Кондаков, находившийся уже на грани распада, мутно подмигивал Донцову и жестом римскою патриция, дарующего жизнь рабу-гладиатору, демонстрировал большой палец правой руки.

Цимбаларь обронил в сторону:

— Сейчас они эту Дунь-Дунь на такое дно упрячут, что ее даже сам вьетнамский бог не найдет… Кстати, кто там у них на небесах заправляет?

— Не знаю… Будда, наверное… Или Карл Маркс.

Все внимание Донцова было сейчас сосредоточено на товарищах То, Те и Нгуене, явно пытающихся найти какой-то компромисс. Впрочем, прочесть что-либо на их плоских, малоподвижных лицах было не менее сложно, чем уловить смысл в мелодичной чирикающей речи.

Наконец совещание закончилось, и товарищ То, самый говорливый в этой компании, произнес с вопросительной интонацией:

— Вы обещаете, что Доан Динь Тхи не пострадает как в плане физическом, так и в плане нравственном?

— Само собой, — ответил Донцов. — Насколько я понимаю, она остается гражданкой своей страны, а следовательно, юрисдикции наших законов распространяется на нее в весьма ограниченной степени. Каждый свой шаг мы будем согласовывать с представителями консульства.

— Хорошо, мы сделаем для вас этот маленький подарок. Надеюсь, вы расцените его как залог нашей дальнейшей взаимовыгодной дружбы.

Товарищ То кивнул товарищу Нгуену, и тот вытащил из кармана мобильный телефон самой последней модели, где всяких функций и наворотов было больше, чем в служебном компьютере Донцова. Сразу после этого краткое сообщение улетело к адресату, в руках которого находилась судьба Доан Динь Тхи, известной также как Тамара Жалмаева и прочее, и прочее, и прочее.

— Сейчас вас отвезут куда следует. Там будет ждать человек, которому можно доверять. Он издали покажет вам девушку. Все остальное зависит от вас. Прошу в машину. — Товарищ То указал на второй джип, из которого спешно эвакуировались веселые пассажирки, все, как одна, одетые в яркие брючки-дудочки и короткие курточки на рыбьем меху.

Донцов, наблюдая эту сцену, успел подумать, что у нашенских девушек на таком промозглом ветру обязательно покраснели бы носы и заслезились глаза, а этих, только что прибывших из тропиков, ничего не берет — за крошечный носик мороз не укусит, в узкий глаз вихрь не задует, а на желтой коже никаких следов атмосферного воздействия вообще не заметно.

Хорошо хоть, что во второй машине пахло не перегаром, а дешевой косметикой и чем-то неуловимым, что всезнающий Цимбаларь охарактеризовал не совсем галантным словом «мандачина».

Молодой водитель управлялся с могучей машиной столь же ловко и бесцеремонно, как у себя дома с трехколесной велорикшей. Магнитола исполняла заунывные восточные мелодии. Похоже, жизнь с утра ладилась.

— Могли бы пару девах для компании оставить, — сказал Цимбаларь.

— Тебе одни девахи на уме… А пистолет ты прихватил? — поинтересовался Донцов.

— Не-е… В сейфе остался. Кто же знал, что мы прямо отсюда на операцию поедем.

— Ладно, как-нибудь с одной девчонкой справимся.

— Справимся, если никто не вмешается.

— Не должны… Нам ведь обещали содействие.

— А дед все же молодец. — Цимбаларь от избытка чувств даже хлопнул себя по ляжкам. — Если бы не он, мы бы эту Дринь-Дринь до новых веников искали.

— Не Дринь-Дринь, а Доан Динь Тхи, — поправил Донцов. — Разве трудно запомнить?

— Какая разница! Я в своей стране живу и ломать язык из-за какой-то чучмечки не собираюсь. Развелись, понимаешь, всякие Мангышлаки да Фудзиямы.

— У тебя тоже фамилия не Иванов.

— Мои предки три века этой стране служат. Почитай историю. Там прямо так и сказано: «Лучшими цимбалистами на Руси были польские жиды и волошские цыгане». Вот от этих цимбалистов и пошел наш род.

— Через три века на земле, наверное, ни русских, ни цыган, ни вьетнамцев не останется. Все перемешаются. — сказал Донцов.

— Это в том случае, если люди на земле вообще уцелеют. — добавил Цимбаларь. — Про процесс депопуляции слышал? К краху идет род человеческий. В сперме мужчин сперматозоидов в десять раз меньше, чем полсотни лет тому назад, а случаев рака, наоборот, в десять раз больше. И никакая тут медицина не поможет. Вымрем скоро, как допотопные ящеры.

— А тебе бы все каркать. Лучше бы какую-нибудь приятную новость рассказал.

— Вот поймаем эту Дрю-Дрю, и будет тебе приятная новость.

Беседуя таким образом, они подъехали к рынку, но не к родимому Октябрьскому, где бандиты, наверное, до сих пор принимали заказы для Ухарева, а к другому, куда более обширному, расположенному за Кольцевой автострадой.

У въезда на стоянку их ожидал вьетнамец, одетый уже не в представительский костюм, а в самый распоследний ширпотреб, благодаря стараниям его соотечественников ставший нынче чуть ли не униформой для жителей огромной страны, с запада ограниченной посевами бульбы, а с востока плантациями гаоляна.

Обменявшись с водителем быстрым, но красноречивым взглядом, он коротко сказал: «Место сто девяносто пять» — и для наглядности продемонстрировал свою грязную ладошку, на которой тот же номер был написан химическим карандашом. После этого стукач исчез, словно сквозь землю провалился, что для потомка славных партизан, столько лет водивших за нос агрессоров, не составляло, наверное, никакого труда.