Золотая клетка - Линетт Нони

И поэтому, когда Ресс спросила, не хочет ли Кива спуститься к реке и что-нибудь поесть, она почти сразу же согласилась.

Устраивать свою жизнь – это правильно, говорила она себе. Пора заводить друзей, особенно вне дворца, учитывая, что, видят боги, все отношения с его обитателями скоро рухнут.

– Расскажи о себе, – попросила Ресс, когда они вышли из академии и пошли вниз по холму.

– Нечего рассказывать, – слишком уж торопливо ответила Кива.

– Ладно, – Ресс, очевидно, не поверила.

– Правда, – настаивала Кива. – Я самая обычная, нормальная девушка.

– Шрам на левой руке говорит другое.

Кива чуть не споткнулась. Но Ресс еще не закончила.

– Не говоря уже о том, что тебя похищали мятежники, ты живешь во дворце, а наследный принц смотрит на тебя так, будто весь мир предаст огню, лишь бы ты цела была. Но, конечно, ты самая обычная, нормальная девушка.

Кива ничего не ответила, не зная, какое из наблюдений Ресс сердит ее сильнее.

– Лично я считаю, что нормальность переоценена, – сказала лекарь. Она развязала ленту, и пепельные волосы подхватил ветерок. – Нормальность нудная и скучная. Интереснее всего люди с прошлым, пережившие такое, о чем другие могут только мечтать в самых диких фантазиях и в самых страшных снах. – Она выразительно посмотрела на руку Кивы. – Такие, как ты.

Прятать шрам было уже поздно, но Рессинду он не отталкивал. В голосе не было осуждения, лишь любопытство.

– Что же до меня… Мне тоже есть, о чем рассказать, – продолжала лекарь, обходя малыша, который ковылял прочь от мамы; у Речной улицы народу стало больше.

Искушение было очевидно: Киве предлагали задать вопрос; но она знала, что в таком случае придется и самой отвечать на чужие вопросы.

Горло пересохло. Сглотнув, она спросила:

– Полагаю, это история о том, как ты оказалась в Серебряном Шипе?

Ресс остановилась у ограды: дальше была река. Взгляд ее помрачнел.

– Возможно.

Кива поразмыслила минутку и решила, что раз уж Ресс видела шрам и знает о ее связи с королевской семьей, то и остальное может узнать.

Так что она рассказала.

Рассказала про время, проведенное в Залиндове, про встречу с Джареном. Рассказала про их побег и про то, как они несколько недель приходили в себя в горах, прежде чем решиться отправиться в столицу. Рассказала, чем заполняет дни: тренировками с Кэлдоном, общением с его семьей. Здесь она остановилась, не собираясь выдавать практически незнакомому человеку ничего ни о своей семье, ни о мятежниках. Но даже так она все равно рассказала больше, чем кому бы то ни было в жизни.

Когда она закончила, Ресс свистнула сквозь зубы.

– Ходили слухи, что Мятежная королева была в Залиндове и кто-то вызвался занять ее место на Ордалиях. Ты не робкого десятка, должна признать.

У Кивы внутри что-то оборвалось.

– Обо мне сплетничают?

Она окинула взглядом шумную Речную улицу, почти ожидая, что на нее будут тыкать пальцами и шептаться.

– Народу нравятся сплетни, – ответила Ресс. – Но не беспокойся, все думают, что ты погибла.

Кива вздрогнула:

– Прости, что?

Рессинда пожала плечами:

– После четвертой Ордалии ничего не было слышно, и все решили, что ты ее не пережила, – и добавила задумчиво: – Я думаю, если ты того хочешь, пустить слух о твоей победе было бы не так уж сложно. Получишь море внимания.

Кива отвергла предложение:

– Нет, спасибо. Лучше умереть.

Ресс хихикнула. Кива, поняв, как это прозвучало, торопливо уточнила:

– Ты поняла, что я имею в виду: лучше пусть они думают, что я мертва. Еще мне не хватало, чтобы ко мне на улице подходили всякие незнакомцы с вопросами.

– Ой, да, незнакомцы, – Ресс театрально поежилась. – Хуже некуда.

Кива закатила глаза.

– Твоя очередь. Как ты стала лекарем?

Ресс оправила белый халат, посерьезнела.

– Родители были лекари, так что, наверное, можно сказать, я пошла по их стопам.

– Они живут здесь, в Валлении?

– Нет. Не живут.

Что-то в голосе Рессинды насторожило Киву.

Лекарь вздохнула, будто тоже не желала ничем делиться, но все равно продолжила:

– Когда мне было четырнадцать, через границу перебралась банда мирравенских наемников. Они напали на нашу деревню – на дальнем севере это часто случается. Обычно они грабят и уходят с добычей. Но эти были другие. Они пришли не за деньгами. Стояла зима, им хотелось согреться в чужих объятиях, и неважно, что обнимать их никто не стремился. Горожане храбро сражались, но наемники были беспощадны. Они… – Ресс отвернулась и уставилась на воду. – Они заставили нас поплатиться. Всех.

Кива сглотнула, опасаясь того, что будет дальше.

– Родители изо всех сил меня защищали, – сказала Ресс. Голос чуть задрожал, но она глубоко вздохнула и договорила помертвевшим тоном: – А потом их убили у меня на глазах.

Кива ошеломленно охнула.

– Наемники схватили меня и… – Рессинда не договорила – не смогла, но Кива поняла и так. Загнанное выражение лица сказало все за нее.

Взяв себя в руки, лекарь продолжила:

– Я смогла сбежать. Выбрала время, рискнула – и мне повезло. Меня взяла к себе другая семья, они помогли мне прийти в себя.

Тень затопила глаза и разошлась по ее лицу.

– Это было нелегкое время. Порой я сдавалась. Порой пыталась… изо всех сил пыталась ничего не чувствовать. Порой и не чувствовала ничего. – Шепотом она признала: – Это было хуже всего. Потому что, если ничего не чувствуешь, ничего и не держит на этом свете.

У Кивы сжалось сердце.

Ресс резко выдохнула, посветлела лицом.

– Приемная семья много раз спасала мне жизнь. Не сразу, но они помогли мне вспомнить, что жизнь слишком ценна, чтобы отказываться от нее, и неважно, насколько трудно, и неважно, как больно. Меня бы… – В горле что-то булькнуло. – Без них меня бы сейчас здесь не было.

От категоричного заявления Ресс Киве пришлось сморгнуть слезы: она поняла, на что чуть не пошла лекарь.

Но не пошла.

Вот она, живая, победившая тьму.

Выжившая.

Прямо как Кива.

– Я же сказала, – прошептала Ресс, глядя в глаза Кивы. – У лучших всегда есть прошлое. Даже если они предпочли бы его не иметь.

Кива с дрожью вздохнула и смогла лишь скорбно кивнуть. Она понимала, что за словами Ресс таится многое другое, как за ее собственными, но обе рассказали пока что достаточно.

Кажется, лекарь тоже так считала, потому что тихо произнесла:

– Обычно я не рассказываю о своей семье полузнакомым людям, но ты доверила мне свою историю, так что мне показалось честным рассказать тебе мою. Буду признательна, если ты оставишь ее при себе. Не хочу, чтобы меня жалели.