Журнал «Вокруг Света» №06 за 1971 год - Вокруг Света

Прежде всего я принялся ощипывать чайку. Тело ее было очень нежным, а кости — такими хрупкими, что можно было сломать их пальцами. Я старался выдергивать перья как можно осторожней, но они плотно сидели в нежной белой коже, так что вырывал их я вместе с мясом. Темная и липкая плоть вызывала отвращение. Легко рассуждать, что после пятидневного голода можно съесть что угодно, но, как бы ты ни был голоден, мешанина из перьев и теплой крови, остро пахнущая рыбой, может вызвать тошноту. Пока я ее ощипывал, она совсем расползлась. Я прополоскал птицу внутри плота и резким движением вскрыл ее. От одного вида розовых и синеватых внутренностей меня передернуло. Я сунул в рот продолговатый кусочек мяса, но так и не решился проглотить его: мне казалось, что я жую лягушку. Я не сумел преодолеть отвращение, выплюнул все, что было во рту, и долго сидел неподвижно с этим сгустком разорванного мяса и окровавленных перьев в руке. Я мог бы использовать мясо чайки как приманку для ловли рыб, но у меня не было никакой снасти. Была бы хоть булавка или кусок проволоки! Но не было ничего, кроме ключей, часов, золотого кольца и трех проспектов из мобильского магазина. Я подумал о ремне, попытался сделать из пряжки что-то вроде крючка, но все мои усилия оказались напрасными. Невозможно сделать из ремня рыболовную снасть. Начинало смеркаться, и рыбы, почуяв кровь, прыгали вокруг плота. Когда совсем стемнело, я выбросил остатки убитой чайки за борт, прилег на весло и приготовился умереть.

Я действительно мог умереть в ту ночь от истощения и отчаяния. Поднялся сильный ветер. Плот опять подбрасывало на волнах, а я, даже не подумав о том, чтобы привязать себя к сетке, лежал на днище, и только моя голова и согнутые колени высовывались из воды. Но после полуночи наступила перемена: появилась луна. Она показалась впервые со времени катастрофы. В голубом свете луны море приобретает иной, более призрачный вид. В эту ночь Хайме Манхаррес не пришел ко мне. Я был один на дне плота, наедине со своей судьбой. Но почему-то всегда получалось так, что, когда надежда и воля к жизни покидали меня, обязательно происходило что-нибудь пробуждавшее во мне новую надежду. В ту ночь это был отблеск луны на волнах. Море взыграло, и в каждой волне мне чудились огни кораблей. Две последние ночи я совсем не думал о кораблях. Но в течение всей этой лунной ночи — моей шестой ночи на море — я вглядывался в горизонт почти с той же настойчивостью и надеждой, как и в первую ночь. Окажись я теперь снова в таком же положении, я умер бы от отчаяния; теперь-то я знаю, что там, где проплывал плот, корабли не появляются.

Я смутно помню утро шестого дня. Вспоминаю лишь как в тумане, что все утро пролежал на дне плота и был между жизнью и смертью. В такие минуты я всегда думал о родном доме и, как оказалось, довольно точно представлял себе жизнь родных без меня. Например, я совсем не удивился, когда узнал, что они отслужили по мне панихиду. Я как раз думал об этом в утро шестого дня. Я понимал, что им давно сообщили о моем исчезновении. Самолеты больше не появлялись, и это значило, что от дальнейших поисков отказались и объявили меня погибшим. И они были очень недалеки от истины. Я делал все, что мог, чтобы выжить, мне было достаточно самого ничтожного повода, чтобы воспрянуть духом и надеяться, но на шестой день надежда покинула меня. Я был трупом, плывущим на плоту.

К вечеру, вспомнив, что скоро появятся акулы, я решил сделать последнее усилие и встать, чтобы привязать себя к плоту. В Картахене два года назад я видел то, что осталось от человека, на которого напала акула. Мне не хотелось быть разорванным на части стаей этих хищных и прожорливых рыб.

Около пяти вечера пунктуальные акулы уже шныряли вокруг плота. С огромным трудом я встал, чтобы попытаться развязать концы веревочной сетки. Дул свежий ветер, море было спокойно. Я почувствовал себя немного лучше. Вдруг я опять увидел тех же самых семь чаек, и вновь пробудилось во мне желание жить. Голод мучил меня. В эту минуту я бы съел все, что угодно. Но хуже всего было пересохшее горло и онемевшие до боли челюсти. Надо было пожевать что-то. Я подумал было о каучуке моих ботинок, но отрезать его было нечем. Тогда я вспомнил о рекламных проспектах. Они лежали в кармане брюк и почти расползлись от воды. Я оторвал клочок, сунул в рот, начал жевать, и... произошло чудо — рот наполнился слюной, и боль в горле стала слабее. Я продолжал медленно жевать. Вначале заломило в челюстях, но потом, перемалывая зубами проспекты, случайно оставшиеся у меня, я оживился, почувствовал себя бодрее. Я решил жевать их как можно дольше, чтобы избавиться от боли в челюстях. Мне показалось расточительством выплюнуть в море прожеванное. Кашица из жеваного картона медленно спустилась в желудок, и с этой минуты мне уже не казалось, что я должен погибнуть, что меня разорвут акулы.

Картонная кашица явно пошла мне на пользу — моя мысль лихорадочно заработала. Я стал думать, что бы еще мне пожевать. Будь у меня нож, я бы изрезал на куски подошвы моих ботинок и стал бы жевать их — самое соблазнительное из всего, что было у меня под рукой. С помощью ключей я попробовал оторвать чистую белую подошву, но из этого ничего не вышло. Я впился зубами в ремень и кусал его до боли в зубах, но не удалось оторвать ни кусочка... Кусая ботинки, ремень, рубашку, я, наверное, выглядел зверем.

Окончание следует

Перевел с испанского Дионисио Гарсиа

Ловушка у Аут-Скеррис

В те времена, когда европейские парусники плавали на восток, к берегам богатой Индии, над зданием голландской Ост-Индской компании не раз поднимались траурные флаги.

Так, в 1664 году пропал в Северной Атлантике голландский корабль «Кармелан», отправившийся за пряностями; в том же году исчезло торговое судно «Кеннермерландт», груженное дорогим китайским фарфором... В ноябре 1711 года из голландского порта Тексела в Батавию, на Яву отплыл торговый корабль «Лифд», также принадлежавший Ост-Индской компании. На борту было 299 пассажиров, а в бочках его трюмов — более 500 тысяч серебряных гульденов. Корабль, как и предыдущие два, исчез в водах океана. Понятно, эти три судна не были единственной потерей для компании, а говорим мы о них по той причине, что их постигла общая судьба.

Два с половиной века холодные воды Атлантики хранили тайну погибших кораблей. Впервые завеса над ней приподнялась в 1965 году. Англичане, братья Джон и Питер Бэнноны, еще с двумя опытными аквалангистами решили попытать счастья у островов Аут-Скеррис, входящих в группу Шетландских. После нескольких погружений в небольшой скалистой бухте лейтенант Кэвен поднял со дна старинную датскую монету. Это было уже что-то.

В следующую экспедицию братья Бэннон, используя высокочувствительный магнетометр, обнаружили 600 монет и осколки фарфора. А затем была удача — 5 тысяч серебряных гульденов (самая большая находка в Европе!), 20 золотых монет, пушка с ядрами разной величины и целая куча мелочей — от гвоздей до обломков старых кувшинов. Найден также кусок парусины, пролежавшей под водой 260 лет.

Серебро, железо и тем более парусина смогли сохраниться на протяжении двух с половиной веков по той причине, что были покрыты плотным слоем смолы. Ее возили на кораблях для смазывания деревянного днища...

Пока что в бухте у островов Аут-Скеррис поднята лишь сотая часть гульденов, которые были на борту «Лифда». Не обнаружены пока остовы кораблей, не найдены золотые слитки.

Почему же голландские корабли огибали Британские острова с севера, вместо того чтобы идти куда более коротким путем — через Ла-Манш? На то были две причины: европейские войны и западные ветры. В узком проливе голландские купцы опасались встречи с английскими корсарами, с французскими и испанскими военными судами. Что касается ветров, то они не пускали парусники в океан, и те иногда месяцами ждали погоды. По этим причинам корабли Ост-Индской компании выбирали кружной путь через Северную Атлантику. Дольше, зато надежней, считали они.

Но тут, у скалистых островов Аут-Скеррис, их нагоняла буря. Опасаясь налететь на рифы, суда укрывались в небольших скалистых бухточках. Они-то и оказывались ловушкой. Штормовая волна, врываясь в бухты, в щепы разбивала парусники как раз в тот момент, когда капитаны считали, что опасность позади.

С. Чичков