Том 4. Письма 1820-1849 - Федор Тютчев

Простите, любезнейшие папинька и маминька. Спаси и сохрани вас Господь. Нежно целую ваши ручки. Ф. Тютчев

Тютчевой Эрн. Ф., 1/13 сентября 1841*

Weimar. Ce lundi, le 13 s<eptem>bre 1841

Ma chatte chérie, me voilà donc à Weimar où je suis arrivé aujourd’hui vers les 3 h<eures> de l’après-midi. Et toi, que faisais-tu à pareille heure? Arrives-tu à Munich? Je ne serai parfaitement rassuré que quand j’aurai une réponse à cette question. A l’exception d’un tremblement de terre il n’y a sorte d’accidents que je n’aie resté pour toi… J’ai vu ta voiture versée je ne sais combien de fois. Quelle imprudence de se séparer et comme on en est puni par l’inquiétude… Les Maltitz m’ont paru heureux de me revoir. Ils sont montés ici sur un fort bon pied. Leur logement provoquerait plus que jamais la surprise naïvement impertinente de Sévérine. Clotilde m’a lu une lettre de la Krüdener qui contenait, contre mon attente, des choses très tendres et flattantes pour toi. Celle-ci entr’autres que si j’allais à Pétersb<ourg> avec l’intention d’en repartir bientôt, je devais bien me garder de t’y amener. «Car, — dit la lettre, — si on y voyait Nesty (t’attendais-tu à être Nesty pour la Kr<üdener>), elle y plairait tant qu’on ne voudrait jamais la laisser repartir». Ceci est probablement un écho des discours de la Gr<ande>-Duchesse*.

J’ai trouvé ici une lettre de mes parents pour toi que je te renvoie. Je ne l’ai pas lue encore, je la lirai quand j’aurai fini celle-ci. Weimar est joli, riant, mais bien solitaire. C’est une jolie petite ville de campagne. Le pauvre M<altitz> est terriblement blessé sur ses charmes. Il m’a mené cet après-dîner voir les maisons de Schiller, Goethe, etc., mais, comme c’était au moment de digestion, j’ai vu tout cela dans la disposition d’esprit la plus prosaïque possible et sans essayer même de faire les moindres frais d’émotion. Les M<altit>z insistent beaucoup pour que je loge chez eux, mais je suis descendu à l’auberge qui est à deux pas de leur maison et je crois bien que j’y resterai. Demain je verrai probablement la G<rande>-Duchesse et sa cour. Mais je pressens que je ne ferai pas un long séjour ici. Tes intonations petit chéri, petit laid, etc. etc. etc. bourdonnent sans cesse à mes oreilles et me rappellent vers toi. Ah, mon Dieu, comment peut-on être aussi vieux, aussi fatigué de toute chose et en même temps se sentir aussi enfant sevré? Il me faut absolument ta présence pour me rendre supportable la mienne. Quand je ne suis plus la créature tant aimée, je ne suis plus qu’une bien pauvre créature. Et puis je trouve si ridicule de t’écrire. C’est comme si je chantais au lieu de parler.

C’est donc aujourd’hui que tu as revu les enfants et que m’auras fait toute sorte d’infidélités. Mais patience, j’aurai bientôt mon tour. Embrasse-les cependant de ma part, ces rivaux fortunés — et les autres aussi.

Bonne nuit. Je vais me coucher. Ne fût-ce que pour faire cesser les ronflements du Brochet qui m’attend et qui, je crains, se passerait très volontiers du plaisir que je lui ménage de m’aider à me coucher. Bonne nuit, ma chatte chérie.

Веймар. Понедельник. 13 сентября 1841

Милая кисанька, вот я и в Веймаре, куда прибыл сегодня около 3 часов пополудни. А ты, что поделывала ты в этот час? Приехала ли ты в Мюнхен? Я не буду соврешенно спокоен, пока не получу ответа на свой вопрос. Кроме землетрясения, нет такого несчастья, которого я бы не вообразил случившимся с тобой… Я видел, как твоя карета перевернулась бессчетное количество раз. Как неблагоразумно разлучаться и как мы бываем наказаны за разлуку тревогой… Мальтицы были рады, как мне показалось, встрече со мной. Они здесь имеют весьма прочное положение. Их жилище вызвало бы более чем когда-либо наивно-бесцеремонное удивление Северина. Клотильда прочитала мне письмо от Крюденерши, содержащее, против моего ожидания, очень ласковые и лестные строки о тебе. Среди прочего то, что если я поеду в Петербург с намерением скоро вернуться, то я должен остерегаться брать тебя с собой. «Ибо, — говорится в письме, — если там увидят Нести (могла ли ты ожидать, что Крюденерша назовет тебя Нести), она будет иметь такой успех, что ее никогда не отпустят». Это, возможно, эхо разговоров у великой княгини*.

Я нашел здесь письмо от моих родителей для тебя и пересылаю его тебе. Я его еще не прочел, прочитаю, закончив это письмо к тебе. Веймар милый, веселый, но очень пустынный. Это красивый маленький провинциальный городок. Бедняга Мальтиц страшно обиделся за его прелести. Он сегодня после обеда повел меня осматривать дома Шиллера, Гёте и пр., но поскольку это было время пищеварения, я смотрел на все в самом прозаическом расположении духа и даже не пытался выжать из себя хоть какое-нибудь чувство. Мальтицы настойчиво приглашали меня поселиться у них, но я остановился в гостинице, в двух шагах от их дома, и думаю там остаться. Завтра, возможно, я увижу великую герцогиню и ее двор. Но я чувствую, что долго здесь не пробуду. Твои словечки: «мой миленький, маленький уродец» и пр. и пр. непрестанно звучат у меня в ушах и призывают к тебе. Ах, Боже мой, как можно быть таким старым, таким уставшим от всего и в то же время чувствовать себя ребенком, отнятым от груди? Мне совершенно необходимо твое присутствие, чтобы я мог переносить самого себя. Когда я не являюсь существом горячо любимым, я становлюсь самым жалким существом. И потом, я нахожу очень смешным писать к тебе. Это все равно если бы я запел вместо того, чтобы говорить.

Сегодня ты увидишь детей и совершишь всякого рода неверности по отношению ко мне. Но берегись, скоро наступит и мой черед. Тем не менее обними их за меня, моих счастливых соперников, и прочих тоже.

Доброй ночи. Я ложусь спать. Может быть, только ради того, чтобы прервать храп дожидающегося меня Щуки, который, боюсь, охотно бы обошелся без удовольствия помогать мне укладываться. Доброй ночи, моя милая кисанька.

Тютчевой Эрн. Ф., 7/19 сентября 1841*

Weimar. Ce 19 sept<embre> 1841

Ma chatte chérie, je rentre à l’instant d’un grand dîner de chez la Gr<ande>-Duchesse, donné en l’honneur du P<rin>ce Royal de Bavière*, arrivé de je ne sais où et se rendant quelque part, que j’ai vu tout à coup apparaître, accompagné de son monde, Zoller, le doucereux Vaublanc, etc. etc. Il faut savoir qu’ici, l’unique p<asse>temps, c’est de dîner chez la Gr<ande>-Duchesse, etc. etc. Après tout, c’est un ennuyeux séjour — et il me tarde de pouvoir dire de W<eimar>: j’y ai été.

C’est hier matin, ma chatte chérie, que j’ai reçu ta lettre. C’était une renaissance de nos temps mythologiques — le même format de lettre, la même suscription, la même écriture — mais grâce à Dieu, les ressemblances s’arrêtent là. Combien j’aime mieux le présent.

Je voudrais mettre un peu d’ordre dans ma lettre, mais cela m’est impossible. Je rentre du dîner. Il n’y a au fond du remarquable ici que la Grande-D<uchesse>, pour celle-là, je voudrais que tu la connaisses. Elle est tout à fait grande dame et c’est plaisant, comme un malentendu, que de la voir avec ses allures grandioses au milieu de toute cette mesquinerie provinciale et pédante de W<eimar>. Elle m’a fait un accueil des plus aimables. J’ai dîné chez elle le surlendemain de mon arrivée. Le jour d’après j’y ai passé la soirée. C’est un peu moins gai que les soirées de <1 нрзб>, mais c’est tout aussi digne.

Je connais déjà à peu près tout le monde ici et je ne puis faire cent pas dans la rue sans rencontrer une figure dont je sais le nom. Pense, si c’est amusant. Aussi j’ai hâte de m’en aller. Il s’agit maintenant de vaincre l’opposition des Maltitz qui se sont imaginés, je ne sais pourquoi, que j’étais venu dans l’intention de passer quelques semaines auprès d’eux! Ah, bien, oui! Quant à moi, j’avais compté que je pourrais les entraîner à Leipsick où la foire vient de commencer et de là par le chemin de fer à Dresde. C’est bien là aussi leur désir. Mais les scrupules de tout genre dont ce pauvre Maltitz est hérissé, feront échouer ce projet. Il y a le 30 de ce mois je ne sais quel anniversaire, qui le cloue à Weimar — et tu penses bien que je ne suis nullement disposé à l’attendre… D’ailleurs te le dirais-je? Je ne me plais pas assez dans leur société pour me reléguer à m’ennuyer pour l’amour d’eux: la bonne Clotilde est toujours cette nature âpre et revêche pour le monde entier, autant qu’elle est idolâtre de son mari. Or, si l’adoration me gêne, quand j’en suis l’objet, elle m’ennuie profondément, quand je n’en suis que le témoin. Quant à Maltitz, l’ennui du séjour qui n’est pas audience a surexcité ses nerfs au dernier point et, à la gentillesse près, il est parfois fantasque comme un enfant malingre.

Веймар. 19 сентября 1841

Милая кисанька, я только что вернулся от большого обеда, который великая герцогиня давала в честь кронпринца Баварского*, прибывшего невесть откуда и отправляющегося неизвестно куда; я видел только, как он внезапно вошел в сопровождении своей свиты, Цоллера, слащавого Воблана и пр. и пр. Надобно знать, что единственное развлечение здесь — это обеды у великой герцогини и пр. и пр. В конце концов, это скучно, и мне не терпится сказать о Веймаре: я там был.

Вчера утром, милая кисанька, я получил твое письмо. На меня пахнуло нашими сказочными временами — тот же размер листа, та же надпись на конверте, тот же почерк — но, слава Богу, на этом сходство и кончается. Насколько больше я люблю настоящее.

Мне бы внести больше порядка в мое письмо, но это невозможно. Я вернулся от обеда. В сущности, здесь нет ничего примечательного, кроме великой герцогини, я бы хотел, чтобы ты с ней познакомилась. Она настоящая великосветская дама, и нелепо, словно она здесь по недоразумению, видеть ее, с величественными манерами, среди ничтожного провинциального и педантичного веймарского окружения. Она оказала мне самый любезный прием. Я обедал у нее через день после моего приезда. Назавтра я провел у нее вечер. Это не так весело, как на вечерах у <1 нрзб>, но столь же достойно.

Я уже знаю более или менее всех здесь и не могу пройтись по улице, чтобы не встретить человека, которого знаю по имени. Подумай, как это весело. Еще и поэтому я спешу уехать. Теперь предстоит только преодолеть сопротивление Мальтицев, которые невесть почему вообразили, будто я приехал сюда с намерением провести рядом с ними несколько недель! Как бы не так! Что до меня, я понял, что мог бы увезти их в Лейпциг, где только что открылась ярмарка, а оттуда по железной дороге в Дрезден. Это и их желание тоже. Но сомнения всякого рода, терзающие беднягу Мальтица, не позволяют этим планам осуществиться. 30 сентября состоится какая-то годовщина, удерживающая его в Веймаре, — и ты понимаешь, конечно, что я ничуть не расположен дожидаться его… Впрочем, что тебе сказать? Я не настолько наслаждаюсь их обществом, чтобы приговорить себя к скуке из любви к ним. Добрая Клотильда по-прежнему настолько же резка и неуживчива со всем миром, насколько обожает своего мужа. Однако если обожание мешает мне, когда я являюсь его предметом, то оно глубоко досаждает мне, когда я являюсь всего лишь свидетелем его. Что касается до Мальтица, скучная жизнь, без круга общения, перевозбудила его нервы до крайней степени и он, при всей его доброте, порою бывает взбалмошным, как болезненный ребенок.