Мы всякую жалость оставим в бою… - Александр Авраменко

— Сыне, что замолчал?

Поворачиваюсь к о. Павлу. На меня чуть лукаво смотрят блестящие глаза. Понизив голос, бригад-иерарх говорит:

— Дурачок. Кто ж от героя откажется. Не видом своим, но сердцем победы даются…

Откуда он знает? Я ведь ни с кем не делился…

— Отче, Вы и правда верите, что она… сможет забыть о моей внешности?

— Сыне, я, конечно, мало знаю о браке, но много знаю о людях. — Он придвигается ко мне поближе и с заговорщеским видом шепчет: — Теперь, соратник, тебе думать надобно о том, как семью свою сохранить и на искушения не поддаться. Отбою у тебя от поклонниц не будет, ибо ведают дщери Евины, что шрамы да увечья боевые чаще всего у героев встречаются. А на героев женский пол падок, сыне, ой падок…

Мне стыдно. На самом деле стыдно. Я считал его «добреньким», а он…

Майор Макс Шрамм. Владивосток. Апрель 1940 года

«Хирю», «Хосё», «Акаги», «Кага», «Сорю», «Рюдзё»… Шесть авианосцев, все полностью укомплектованные самолётами, заправленные под завязку. Ещё шесть линкоров, двадцать четыре крейсера, куча эсминцев и транспортников, несущих пятьдесят тысяч пехоты. Замысел адмирала Исироку Ямамото был прост, как всё гениальное: авиация внезапным налётом давит береговую артиллерию, а так же немногие суда Тихоокеанского флота, линкоры и крейсера обеспечивают артиллерийскую поддержку. Эсминцы и транспортники прорываются к берегу и высаживают десант. Затем наземные силы захватывают Владивосток, уничтожая всю на своём пути, после этого прорываются к Георгиевску-на-Амуре, чтобы уничтожить находящиеся там авиазаводы Хейнкеля. Завершается эта авантюра прорывом к линии фронта в Монголии или Маньчжурии, смотря по обстоятельствам. Таков был замысел Японского генерального штаба. Я когда с ним ознакомился, долго у виска пальцем крутил, поскольку большего идиотизма в жизни не видел. На месте Микадо я бы давно мириться начал, на что он рассчитывает, интересно? Потом уже узнали, на что: на фанатизм, на выучку, на беспрекословное подчинение. Огромный конвой вышел с острова Хоккайдо и взял курс на Владивосток, в наших сводках его окрестили «Токийским Экспрессом». Такого флота империя Восходящего Солнца ещё не собирала за всю свою историю — все силы были брошены на реализацию этого бредового плана. О чём говорить, если оба суперлинкора, оберегавшиеся ранее как зеница ока, были тоже включены в этот рейс смертников? В конце февраля я сдал своё подразделение прибывшему командиру, полковнику Ровнину, Андрею Никаноровичу, а сам убыл на новое место службы, на секретный аэродром возле Владивостока, специально построенный для выполнения миссии по разгрому «Экспресса». Как ни странно, разведка на этот раз сработала чётко, хотя такую армаду и спрятать было просто невозможно. Поэтому мы имели все данные по составу данного соединения вовремя, кроме того, нашим шифровальщикам, удалось расколоть их код «Джей-Эйч — 25», а радиопеленгационная служба нашего Союза считалась лучшей в мире, отчего на столе генерала Врангеля оказались все необходимые нам сведения, включая маршрут следования и списочный состав соединения. Более того, нашим шпионам несмотря на все усилия японской контрразведки удалось прицепить радиомаяки на все авианосцы противника, благодаря чему можно было использовать новейшую систему самонаведения ракет и не подвергать экипажи ненужному риску. Атака на «Токийский Экспресс» была спланирована следующим образом: когда суда конвоя будут находится в определённом месте, примерно на равном расстоянии от Японии и Владивостока, с торпедных катеров на воздушной подушке «Л-11», тоже нашей новейшей разработке, будут запущены ракеты по авианосцам, чтобы обезопасить самолёты, которые начнут атаку конвоя через десять минут после первых ракет. Самолёты будут добивать авианосцы, после чего атаковать линкоры и крейсера. Для этой цели будут задействованы все дальние тяжёлые «Ме-264», под плоскости которых подвесят ещё две ракеты. Когда же тяжёлые суда будут выведены из строя, в дело вступят бомбардировщики, целью которых станут эсминцы и транспортные суда. Ко времени ухода бомбардировщиков вернуться наши «одиннадцатые», перезаряженные на плавбазе, и будут добивать уцелевшие суда. Так как многие уцелеют, решено было использовать ещё одну новинку, а именно новейшие пикирующие бомбардировщики «ПЕ-2», оборудованные реактивными снарядами «РС-132», тоже новой разработкой. Разгром планировалось завершить к темноте. А для того чтобы японцы не могли вызвать подкрепление с берега, решено было задействовать гидроавиацию, снабжённую мощнейшей аппаратурой глушения радиоволн. Что и говорить, продумано было всё. Теперь оставалось ждать только часа «Ч» — начала атаки… Двадцать восьмого апреля нас подняли по тревоге — настало время. Видимо, самураи решили преподнести подарок Микадо ко дню его рождения, который был двадцать девятого числа, порадовать уничтожением крупнейшей русской военной базы на Дальнем Востоке…

…Огромные столбы чёрного дыма было видно издалека — катера на воздушной подушке успешно выполнили свою часть работы, все шесть имеющихся у Японии действующих авианосцев выбрасывали грязное пламя, представляя из себя миниатюрные вулканы. Возле них суетились вспомогательные суда, пытающиеся потушить огонь и снимающие команды и экипажи самолётов. Завидев нас (трудно не заметить такого гиганта в безоблачном небе) они открыли заградительный огонь. Но я не собирался вести свою машину в зону действия их снарядов. Немного довернув машину и нацелив её на огромную тушу «Ямато» вжал кнопку пуска обоих самолётов-снарядов. Гром их заработавших двигателей на мгновение перекрыл рёв всех четырёх штатных моторов. Пульсирующее пламя вырвалось из труб и понесло почти полторы тонны взрывчатки прямо на линкор, через мгновение два огненных фонтана ударили из главной рубки корабля, было видно, как на мгновение море вокруг словно вскипело от града обломков. Следом выпустили свои ракеты и остальные восемьдесят самолётов. Едва мы отвернули, обходя резко уменьшившийся зенитный огонь и поворачивая на базу, как нам навстречу, но ниже прошли сотни тактических «Хейнкелей». Для этой операции были отозвана почти вся фронтовая бомбардировочная авиация, все шестьсот пятьдесят семь машин, а уже на подходе я заметил в воздухе вторую волну, состоящую из «Пешек»… Едва замерли лопасти пропеллера, как нас облепили бойцы наземных служб. Несмотря на то, что я уже сотни раз видел их в действии, неизменная чёткость и продуманность их действий всегда поражала меня. Вот и в этот раз они облепили наш верный «Мессер», подвешивая новые ракеты, пополняя запасы топлива, воздуха, различных технических жидкостей. К нам в кабину заглянул начальник смены и проорал мне в ухо, что нам вместо обычных бомб подвесили контейнеры с зажигательной смесью, так как с «Пе-2» доложили, что очень много тонущих судов, надобность в ракетах миновала, но тем не менее их оставили. Кивнув, что понял, я дождался когда погаснет лампочка, сигнализирующая о разгерметизации кабины и запустил моторы. Мой второй вылет за сегодня, наверное, будет и третий… ну и пусть, главное, ЭТИХ побольше утопить.

Ходзуми Футира. Лётчик морской авиации

… «Я взглянул в сторону левого борта и увидел три вражеских самолета, в крутом пике идущих прямо на наш корабль. Они летели прямо на меня! Инстинктивно я упал на палубу и пополз за щит управления. Сначала я услышал ужасающий рев их моторов и затем страшный взрыв. Прямое попадание! Вслед за ослепительной вспышкой раздался новый взрыв. Волной горячего воздуха меня отбросило далеко в сторону. Еще один взрыв, но уже менее сильный. Самолёт, очевидно, упал в воду рядом с авианосцем. Лай автоматов неожиданно смолк, и наступила необыкновенная тишина. Я поднялся и взглянул в небо, русских самолетов уже не было… Оглядевшись, я был потрясен разрушениями, произведенными за считанные секунды: в полетной палубе, как раз позади центрального люка лифта, зияла огромная дыра. Сам лифт скручен, как полоска фольги. Искореженные листы палубной обшивки причудливо свернулись. Самолеты горели, охваченные густым черным дымом. Пламя разрасталось все сильнее и сильнее».

Адмирал Исироку Ямамото. Командующий «Токийским Экспрессом»

… «Мы с офицерами штаба находились в боевой рубке „Акаги“, первого нашего тяжёлого авианосца.

В императорском флоте было только два таких красавца, не имеющих себе равных в мире: спущенный на воду в 1925 году и модернизированный в 1939-ом, в настоящий момент он имел следующие технические данные: водоизмещение стандартное 36 500 т, полное — 41 300 т, 4 турбозубчатых агрегата мощностью 133 тыс. л. с., скорость хода 31,2 узла. Длина наибольшая — 260,7 м, ширина — 31,8, ширина полетной палубы — 30,5, среднее углубление — 8,7 м. Вооружение: 6 203-мм орудий, 12 127-мм орудий, 28 малокалиберных зенитных автоматов, 91 самолет, 3 катапульты. Это был грозный корабль. Был… Истошный вопль вперёдсмотрящего „Воздух!“ был слышен, наверное, даже в машинном отделении. Неимоверной силы удар бросил нас на пол, тут же грянул ещё один взрыв, уже слабее, но последствия его были намного ужаснее — направленный взрыв пробил подводный борт, и струя огня ударила прямо по цистернам, где хранилось авиационное топливо. Мгновенно пламя охватило техническую палубу и море огня хлынуло в нижние помещения, вспыхнула паника, матросы и лётчики пытались спастись от ужасной смерти и выбраться наружу, возникла страшная давка, в ходе которой многие были растоптаны обезумевшими товарищами по оружию. Но едкий дым от горящего бензина быстро прекратил сутолоку в проёмах переборок, превратив их в мертвецов. Мы не ожидали такого внезапного удара, поэтому корабль шёл по походному, люки в водонепроницаемых переборках были не задраены, а когда вспыхнул пожар, оказалось, что никто не осмеливается спуститься в тот ад, в который превратились нижние палубы. Положение усугубилось тем, что через шесть минут взорвалась первая торпеда на складе боеприпасов, до которого добрался огонь, а потом начали рваться остальные. Это означало, что судьба вынесла свой приговор нашему кораблю, даже если корпус и останется на плаву и наши американские друзья не перестанут нам помогать после такого разгрома, восстановить „Акаги“ мы просто не сможем. Командир корабля, адмирал Нагумо, приказал радисту вызвать спасательное судно из хвоста конвоя, но испуганный до полусмерти радист через мгновение доложил, что не может ни с кем связаться, так как на всех волнах слышны непонятные помехи. Тогда мы решили выйти на палубу и попытаться спастись самостоятельно. И мы вышли, чтобы увидеть за пределами зенитного огня каравана огромные даже отсюда самолёты противника, выпускающие из-под крыльев ещё десятки самолётов неизвестной нам модели устремляющиеся на нас. Из хвостов их вырывалось пламя, с ужасающей скоростью они неслись к нам и врезались в наши суда, страшной силы взрывы гремели не переставая, вскрикнул и упал с рассечённой головой адмирал Микава, огромный осколок на моих глазах разрубил пробегающего мимо нас матроса пополам. Тут же тяжёлый удар в спину бросил меня на развороченную взрывами палубу с такой силой, что я на мгновение потерял сознание. Через сколько времени я пришёл в себя — не знаю, но застал начало следующего акта дьявольской пьесы разыгранной русскими. Сотни бомбардировщиков проплывали над нами, сбрасывая тысячи бомб, казалось, что море кипит, оглохшие от непрерывных взрывов мы пытались объясниться знаками, не слыша друг друга. Летящие осколки казались железным дождём смерти, вся палуба была красной от крови, иногда сквозь грохот разрывов прорывались жуткие вопли сгорающих заживо людей, а когда мне удалось подползти к борту, картина, открывшаяся внизу заставила меня отшатнуться назад. Люди, пытающиеся спастись, и те кого сбросило в воду попадали под винты ещё идущих кораблей и превращались в мелко нарубленные куски тел, вся вода была красной от крови… Едва стихли разрывы бомб, сброшенные первой волной самолётов, как в дело вступили другие — такого я не видел никогда: один за другим врезались в изувеченные борта гигантские огненные стрелы, превращая металл в искорёженные скрученные куски, окутанные огнём, мне казалось, что никто кроме меня не уцелел, и в этот момент я с ужасом понял, что наш „Акаги“ начинает крениться на правый борт. О, Великая Аматерасу! За что ты так возненавидела нас, своих верных сыновей?! За что, хочу я тебя спросить?!! Дай же мне ответ! И словно в ответ на мои проклятия вспыхнуло само море, с рёвом, с гулом, с адским шипением. Мгновенно стало нечем дышать, мои лёгкие разрывались от раскалённого воздуха, тщетно стараясь насытить тело хоть каплей кислорода. Рядом со мной с нечеловеческими криками промчалось объятое пламенем существо, отдалённо напоминающее человека, его кожа пузырилась, клочьями обнажая мясо и кости, казалось невероятным что ЭТО ещё могло двигаться. От очередного взрыва на меня брызнули капли расплавленного металла, всё, что происходило, было выше моих сил. На мгновение мне показалось, что все демоны ада свирепствуют вокруг, празднуя и ликуя от тысяч и тысяч смертей. Никогда ничего подобного я не мог себе даже представить в самых страшных кошмарах. Нетвёрдой рукой я потянулся к поясу, ища свой меч, чтобы покончить с собой, но тщетно — от невыносимого жара его заклинило в обгорелых ножнах, а рядом от огня шипела и пузырилась кровь, обильно покрывающая то, что раньше было палубой. Наконец очередной взрыв сбросил меня в воду, на моё счастье зарывающийся в воду, тонущий авианосец уже миновал стену пылающей воды и я оказался на чистом пространстве. Но едва моё тело всплыло на поверхность, как рядом с шумом рухнул кусок мачты, прямо в гущу тонущих, увлекая их на дно… На моё счастье, рядом плавал пробковый матрас. Хотя и посечённый осколками, тем не менее он помог мне выжить до тех пор, пока не подошли русские суда и не подобрали меня, послужив примером милосердия. Опознав по оставшимся лохмотьям моей одежды что я не простой матрос, меня отделили от остальных, а затем, выяснив моё имя, погрузили в подошедшую летающую лодку. Так я оказался здесь, господин генерал. Благодарю вас за спасение и прошу о единственной милости — позвольте мне совершить сеппуку. Адмирал, потерявший ТАКОЙ флот не достоин жизни…»