Приключения английского языка - Мелвин Брэгг

Но есть что-то притягательное и даже поэтически уместное в валлийцах, некогда сражавшихся против легионов великого Юлия Цезаря, ныне увековеченных в топонимах этой земли и ее серых сланцевых скал. Большинство таких греко-латинских названий своеобразны (так сказать, sui generis), легко запоминаются и чаще всего точны.

Демонстрация силы, снобизм и бережно хранимые стилистические, классовые и фонетические различия сыграли занятную роль в приключениях английского языка. Принцип правящей элиты — «говори как мы, или покажешь свое более низкое положение» — красной нитью проходила через многие языки, и в развитии английского языка есть немало свидетельств этому, видимо, неизбежному элементу — принадлежности к элите.

Многие из этих факторов были «брошены в бой» в период пуризма и неприятия языкового педантизма, или борьбы против «порождений роговой чернильницы», или «чернильного противостояния» (inkhorn controversy[8]), названного так в связи с «чернильными терминами» — заумными книжными словами. «Чернильными терминами» называли новые, обычно вычурные и замысловатые слова, чаще всего греческого или латинского происхождения. Полемика, связанная с их использованием, была первым и, пожалуй, крупнейшим формальным диспутом об английском языке. Она стала в некотором роде вещью в себе, оставив позади и снобизм, и демонстрацию силы, и принадлежность к избранным. Она стала потоком, фонтаном, опьянением словами, перешедшим в Англии эпохи Возрождения в лихорадку. Все спешили вложить свои капиталы в новомодные «акции» на словесной «бирже».

Изобилие греко-латинских терминов, буквально заполонивших английский язык, беспокоило некоторых ученых: казалось, этому потоку не будет конца. Опасение заключалось в том, что латинские слова грозили подменить собой древнеанглийские. Дело было не только в том, что латинисты разрабатывали античные залежи слов: латинизированные слова, ранее уже заимствованные из французского при норманнах, сейчас снова входили в язык, но уже в своей изначальной латинской форме, образуя альтернативные вариации и дублеты. Теперь наряду с benisori (благословение) было и benediction (благословение, посвящение в сан аббата, молитва), blame (вина) с blaspheme (богохульство), chance (случай) с cadence (ритм, темп), frail с fragile (слабый, хрупкий) и poor (бедный) с pauper (нищий).

Борьба с «чернильными терминами» была напряженной и открытой. Люди чувствовали, что определяют и обороняют само дыхание жизни. Сегодня это может показаться забавным и даже нелепым, но появились защитники истинного (по их утверждению) английского — древнеанглийского языка, преисполненные не меньшей решимостью отразить нападение захватчиков, чем Дрейк и другие участники борьбы с Армадой. Это были серьезные ученые, филологи, ревнители языка, обеспокоенные тем, что английский язык пойдет ко дну под грузом слов-переселенцев.

Филологи, подобно Фрэнсису Бэкону, описывая в ожесточенных прениях свои чувства, часто прибегали к аналогии с финансовыми терминами: новые слова были валютой; приверженцы новых слов оперировали таким словами, как «обогащение» и «кредитование»; их оппоненты-пуристы говорили о банкротстве и фальсификации.

Одним из главных защитников этой тенденции был сэр Томас Элиот (1490–1546), издавший книгу под названием «Наставник» (The Governour). Автор даже извинялся за новые слова (например, maturity — развитость, зрелость), «странные и темные», и тем не менее заверял читателя, что скоро они встанут на свои места, и их будет так же «легко понимать, как другие слова, пришедшие в последнее время из Италии и Франции». В заимствованиях из латыни он видел элемент «необходимого пополнения нашего языка».

Другим приверженцем расширения лексического состава был Джордж Петти (1548–1589), выразительно и лаконично отмечавший: «Ни для кого не секрет, сколько за эти последние несколько лет мы заимствовали слов, которые можно считать книжными, заумными словами (чернильными терминами); я не знаю, как мы можем что-либо говорить, не окрасив уста чернилами: ибо какое слово может быть более простым и незатейливым (plain), нежели само слово plain, и при этом что может стоять ближе к латыни?»

Защитники истинного английского с легкостью парировали этот нокаутирующий удар. Томас Уилсон (1524–1581) писал: «Из всех уроков этот следует усвоить в первую очередь; мы никогда не должны прибегать к чуждым заумным словам, но говорить так, чтобы было понятно всем; не стремясь выражаться слишком возвышенно и утонченно, но и не допуская небрежности, используя нашу речь, как большинство людей, и распоряжаясь разумом, как поступило меньшинство».

Спор об использовании заумных слов интересен тем, что начал продолжающуюся до сих пор дискуссию о наиболее эффективном, поэтическом, достойном и правильном, «истинно» английском стиле письма.

Наиболее авторитетным противником усиливающегося внедрения греко-латинских заимствований был Джон Чик (1514–1557), ректор Королевского колледжа в Кембридже. Он с жаром утверждал, что английский не следует загрязнять другими языками. По иронии судьбы Чик был специалистом по классической филологии и первым королевским профессором греческого языка в Кембридже. Тем не менее Чик полагал, что английский язык следует определить как язык, относящийся к германской группе.

Необходимо было вернуться назад, выявить англосаксонские корни и строить на них свой фундамент. Во времена Чика история английского языка стала модным предметом, а рукописные копии англосаксонских текстов читали вслух в среде поборников чистоты языка. Чтобы доказать свою правоту, сэр Джон даже перевел Евангелие от Матфея, прибегнув для подбора новых слов к лексическим ресурсам английского языка. Вместо resurrection (воскресение) он на английской основе придумал gainrising, вместо founded (основанный) — ground-wrought, вместо centurion (центурион, сотник) — hundreder, a crucified (распятый) заменил на crossed.

Чик утверждал: «Я убежден, что на родном языке следует писать чисто, не коверкая речь и не примешивая к ней заимствования из других языков, и если мы вовремя не проявим в этом осторожность, всегда заимствуя и никогда не возвращая, то язык будет вынужден признать себя банкротом». Примечательно, что Чик, подобно Фрэнсису Бэкону во времена Шекспира, сравнивал слова с деньгами, богатством людей, финансовой стабильностью государства. Слова, как и деньги (в бухгалтерских книгах), следует держать в положительном сальдо, а не в графе национального долга. Однако использованные Чиком слова — bankrupt (банкрот) и даже само слово риге (чисто) — отнюдь не англосаксонского или германского происхождения: они родом из романских языков, основанных на латыни — итальянского и французского. Он не одобрял так называемых фальшивых, поддельных слов, но и само слово поддельный (counterfeit) не было англосаксонским.

Чик обрел замечательного союзника в лице поэта Эдмунда Спенсера, чье творчество на английском языке в то время считалось непревзойденным. Спенсер тоже утверждал, что следует вернуть к жизни устаревшие английские слова, иногда именуемые чосеризмами, и не пренебрегать малоизвестными слонами английских диалектов: algate в значении altogether (совершенно, всего), sicker вместо certainly (непременно), yblent в значении blinded (ослепленный, невежественный).

Чик добился победы на местном уровне — в собственном Кембриджском колледже. Там по сей день существуют протокольные книги, хранящие записи о зачислении в Королевский колледж со дня его основания. Название этих книг (Protocollum) и записи в них были латинскими, но в записи о Чике впервые за всю историю существования этих книг появился текст на английском языке. Короткая приписка, ставшая первой брешью в бастионах классической филологии, ограждавших и изолировавших науку и образование от простого люда, гласила: «Прежде всего, я торжественно заявляю, что не клянусь в связи с этим ни в чем, что может заставить меня пойти против истинного учения англиканской церкви». Это, без сомнения, было для английского языка шагом вперед.

Однако, как ни старался он стимулировать чистоту языка, как ни высок был авторитет Спенсера, как ни высмеивал Томас Уилсон латинизацию в «Искусстве риторики», у Чика не было надежды на успех. Никому не было под силу умерить аппетит английского языка. К концу XVI века, после более полувека расширения словаря и полемики по этому поводу, был заложен фундамент языка, который понятен нам до сих пор и который мы называем современным английским. Язык этот пронизан латинскими словами.