Щит - Василий Горъ

Будь я в нормальном состоянии — ни за что не позволила бы мучить себя девушке, которую я видела второй день. Но боль, терзавшая голову, была настолько сильной, что ради избавления от нее я была готова на все, что угодно. Поэтому через полчаса, выбравшись из бочки с горячей водой, я забралась на высоченный топчан для меросса и обреченно закрыла глаза.

Как ни странно, вместо того, чтобы вцепиться в мои плечи и начать их мять, как кожемяка — воловью шкуру, Эрна запустила пальцы мне в волосы и легонечко прикоснулась к затылку. Потом ее руки скользнули по шее, плечам, спине и через пару ударов сердца остановились на пояснице.

Я решила, что все еще сплю. Ведь меросс должен был начинаться совсем по-другому: с тычка костлявым пальцем между ребер, с чувствительного шлепка по заднице или с возмущенного шипения: «Нет, ну надо же было себя довести до такого состояния?»

Не было! Ни одного, ни другого, ни третьего — задержавшись на пояснице, пальчики Эрны вернулись к плечам и… принялись их ласкать! Да-да, именно ласкать! Ибо назвать эти прикосновения как-нибудь иначе у меня не повернулся бы язык.

— Ты уверена, что это — меросс? — возмущенно дернулась я и снова зашипела от боли в висках.

— Да, ваша милость! А что же еще?

— Ну… не знаю! Когда мне его делала моя кормилица, было больно…

— Как это? — Эрна на мгновение перестала ласкать мои плечи. — Добиваться расслабления мышц через боль — это… это неправильно!!!

— А как правильно?

— Скоро почувствуете…

Почувствовала. Хотя и не очень скоро: эдак минут через двадцать — двадцать пять. Когда поняла, что млею от удовольствия, хотя служанка уже мнет мне плечи изо всех сил!

Такой меросс мне нравился намного больше того, который мне делала Амата. Поэтому, уверившись, что Эрна не собирается делать мне больно, я успокоенно закрыла глаза и окончательно расслабилась…

Сколько времени длилось это удовольствие, я не знаю — не соображала. Просто в какой-то момент почувствовала, что лежу на спине, укрытая теплой тканью, а к моим рукам и ногам прикасаются чьи-то руки.

— Полежите немного, ваша милость! — почувствовав, что я шевельнулась, ласково сказала Эрна. — А мы приведем в порядок ваши ноготки…

«Мы?» — отрешенно подумала я, с трудом приоткрыла глаза и увидела вокруг себя четырех из пяти выделенных мне служанок.

— Мы быстро… — пообещала Атия. — И аккуратно: вы почти ничего не почувствуете.

После меросса в ее исполнении я была готова поверить во что угодно. Поэтому опустила голову на подушку, предупредительно подложенную кем-то из служанок, закрыла глаза и снова погрузилась в небытие…

… — Ну, как ты, доча? — Мама ласково прикоснулась к моему запястью и улыбнулась: — Оклемалась?

Я вспомнила треск подламывающейся ветки, метнувшуюся навстречу землю и виновато вздохнула:

— Вроде да…

— Болит что-нибудь?

Я прислушалась к своим ощущениям, шевельнула рукой и пожала плечами:

— Кажется, нет…

— Слава Вседержителю, — облегченно выдохнула она и посмотрела в потолок: — Уберег дите неразумное…

— Я не дите! — возмущенно насупилась я. — Я уже взрослая!

— Взрослые по деревьям не лазают! А если и лазают — то не падают!!! — откуда-то из-за моей головы пророкотал отец.

— Просто ветка не вовремя подломилась.

— А вовремя — это как? — ехидно усмехнулась мама. — До того, как ты на нее наступишь, или после?

— Когда на нее наступит Волод, — вспомнив причину, заставившую меня лезть на вершину этого злосчастного деревца, выдала я.

— До-о-очь! Тебе не стыдно?

Я зажмурилась и отрицательно помотала головой:

— Не-а! Нисколечко! Я ему сказала, что не боюсь, а он не поверил!!!

— Не поверил данному Слову? — удивился отец.

— Ну да! Поэтому я разозлилась и слазила на верхушку аж четыре раза… Вернее, три. А на четвертом сорвалась…

— Настоящая д’Атерн! — хихикнула мама. — Вся в тебя, Корделл…

— А в кого еще она может быть? — гордо поинтересовался отец. Потом шагнул к кровати и ласково потрепал меня по волосам: — Умничка! Я тобой горжусь!

— Вы не сердитесь?

Он весело посмотрел на меня и усмехнулся в усы:

— А почему я должен на тебя сердиться? Вот если бы ты сказала, но не сделала…

— Это же недостойно дворянки! — возмущенно фыркнула я.

— Именно! Поэтому…

— Поэтому, прежде чем что-то говорить — думай!!! — перебила его мама. — А то в следующий раз свернешь себе шею…

— Не сверну! — затараторила я. — Честно-пречестно!!!

Родители переглянулись и расхохотались. Потом мама наклонилась и поцеловала меня в лоб.

Правда, поцелуй почему-то показался мне холодным. А мамины губы — шершавыми. Такими же, как ладонь отца, покрытая мозолями от рукояти меча.

— Маменька, а вы почему такая холодная? — удивленно спросила я. — Вы болеете?

— Я не холодная… — Мамина ладонь коснулась моего лба, и я облегченно выдохнула: пальцы были горячими!

— Спите, юная леди… — щелкнув меня по кончику носа, улыбнулась мама. — Ладно?

— Спите, юная леди? — эхом донеслось до меня. — А как ваше самочувствие?

Открыв глаза и увидев над собой не маму, а личного лекаря короля Неддара, я растерялась, приподнялась на локте, огляделась по сторонам и вспомнила все…

Ощущение потери было таким острым, что у меня закололо сердце, а по щекам сами собой потекли слезы.

— Все еще болит? — удивился мэтр Регмар. — Да еще и так сильно?

Сообразив, что он спрашивает меня о головной боли, я отрицательно мотнула головой. И зажмурилась, чтобы вернуться в сон, в котором мама с папой были еще живы.

Увы, вернуться в него мне, конечно же, не удалось — вместо лиц родителей перед внутренним взором мелькнул заваленный объедками стол постоялого двора в Сосновке, потом мужик в рваном зипуне, с присыпанными мукой волосами и с кружкой пива в руках:

— А в Светлом лесу оранжевые постреляли отряд барона д’Атерна, мчавшийся на помощь его величеству… Говорят, там вся дорога завалена трупами…

Вспоминать его разглагольствования было больно. Поэтому я открыла глаза и вслушалась в то, что говорил мэтр Регмар:

— Та-а-ак… Эрна, а ты ничего не напутала?

— Что вы, ваша милость? Разбавила, как вы и сказали — полпальца отвара на два пальца воды…

— Тогда почему он не подействовал?

— Подействовал… — Я вытерла глаза уголком простыни. — Голова уже не болит…

— Хм… — мэтр Регмар сдвинул кустистые брови к переносице и задумчиво поскреб ногтями щеку. — Тогда… ваша милость, если можно, оттяните, пожалуйста, нижнее веко!

Я закрыла глаза и мысленно взвыла: судя по выражению лица, лекарь собирался осматривать меня по второму разу!

— Ваша милость! Пожалуйста, мне нужно убедиться, что с вами все в порядке…

Выпростав руку из-под простыни, я оттянула оба века. Потом, не дожидаясь просьбы, перевернула кисть тыльной стороной вверх и протянула лекарю.

Он тут же вцепился в запястье и зашевелил губами, отсчитывая ритм биения жил.

Отсчитал. Аккуратно положил мою руку на топчан и подергал себя за ус:

— Хм…

Что последует за этим многозначительным хмыканьем, я уже знала. Поэтому натянула простынь до подбородка и отрицательно помотала головой:

— Нет! Я не одета… И потом, у меня всего-навсего болела голова!

— У любой боли должны быть какие-то причины! Кстати, вам сегодня что-нибудь снилось?

Отвечать на вопросы было гораздо приятнее, чем высовывать язык, показывать горло и позволять прикасаться к себе холодной металлической трубкой. Поэтому я торопливо ответила:

— Кошмары…

— Могу я поинтересоваться темой этих кошмаров?

Я закусила губу и отрицательно помотала головой.

Как и во время первого осмотра, лекарь «не заметил» моего нежелания и засыпал меня вопросами:

— Что-то из недавнего прошлого или связанное с вашими родителями? С тем, что с вами произошло по дороге к Аверону? С Бездушным?

Вопросы сыпались, как мука из порванного мешка. Причем явно не просто так — мэтр Регмар внимательно смотрел мне в глаза и… что-то по ним читал!

Вопросе на двадцатом я почувствовала раздражение. На тридцатом — разозлилась. На пятидесятом — закрыла глаза и холодно процедила:

— Мэтр Регмар! Я несколько не в духе. Поэтому давайте-ка перенесем нашу беседу эдак на завтра. Или на послезавтра…

— Ваша милость, я делаю свою работу! Его величество король Неддар поручил мне позаботиться о вашем здоровье, и я…