Ходячий замок - Диана Джонс

Большая гибкая борзая оттолкнулась от склона холма под скрежещущей кладкой замка и приземлилась прямо посреди комнаты. Софи уронила плащ и поспешно попятилась. Собак она всегда побаивалась, а вид у борзых достаточно грозный. Псина встала между ней и дверью и уставилась на нее. Софи тоскливо поглядела на проплывавшие мимо валуны и вереск, не зная, стоит ли звать Хоула на помощь.

Пес выгнул и без того выгнутую спину и с трудом встал на длинные задние лапы. Ростом он стал почти с Софи. Он напряженно вытянул передние лапы и еще сильнее потянулся вверх. А когда Софи уже открыла рот, чтобы позвать Хоула, пес сделал немыслимое усилие и выпрямился во весь рост, превратившись в человека в жестком коричневом костюме. У него были рыжеватые волосы и бледное несчастное лицо.

— Из Верхних Горок! — простонал человек-пес. — Люблю Летти… Летти послала… Летти плачет, горюет… послала к вам… сказала остаться… — Не успев договорить, он согнулся и сжался и взвыл по-собачьи от отчаяния и досады. — Чародею не говорить… — проскулил он и снова покрылся волнистой рыжей собачьей шерстью. Он стал другой собакой. Теперь это был рыжий сеттер. Рыжий сеттер завилял косматым хвостом и серьезно посмотрел на Софи несчастными влажными глазами.

— Ой, мамочки, — сказала Софи, закрывая дверь. — Кажется, ты влип, дружочек. Это ведь ты был тем колли, да? Теперь я понимаю, о чем нам твердила миссис Ферфакс. Эта Ведьма просто напрашивается, чтобы ее прихлопнули! Но зачем же Летти послала тебя сюда? Если ты не хочешь, чтобы я говорила о тебе Хоулу…

При звуке этого имени пес тихо зарычал. При этом он продолжал вилять хвостом и умильно глядеть на Софи.

— Ладно, не скажу, — пообещала Софи. Пес явно приободрился. Он протопал к очагу, с опаской косясь на Кальцифера, и тощим рыжим клубком свернулся у решетки.

— Что скажешь, Кальцифер? — спросила Софи.

— Это заколдованный человек, — сообщил Кальцифер, как будто это была новость.

— Сама знаю, а снять заклятье ты можешь? — Софи подумала, что Летти, как и многие другие, наверное, слышала, что у Хоула работает ведьма. Надо бы поскорее превратить пса обратно в человека и отправить его в Верхние Горки, пока Хоул не встал с постели и не увидел его, решила Софи.

— Нет. Для этого мне надо объединиться со Хоулом, — заявил Кальцифер.

— Тогда сама попробую, — сказала Софи. Бедняжка Летти! Терзается из-за Хоула, а при этом ее второй и единственный теперь поклонник превратился в собаку и почти все время пребывает в этом обличье! Софи положила руку на мягкую круглую голову пса.

— Превращайся обратно в того человека, которым ты был, — сказала она. Повторять это пришлось долго, но пес только уснул еще крепче. Он всхрапнул и привалился к ногам Софи.

Тут сверху послышалось некоторое количество томительных стенаний, охов и вздохов. Софи не обратила внимания: она говорила с собакой. За охами и вздохами последовал долгий заливистый кашель, сменившийся еще более томительными стенаниями. Софи снова не обратила на это внимания. Тогда вместо кашля послышалось душераздирающее чихание, от которого затряслись и окно, и все двери. Пропустить подобное мимо ушей было трудновато, но Софи это удалось. Ту-ту-пруууууууууууууу! — высморкался чародей. Прямо как фагот в туннеле. Снова послышался кашель, перемежаемый стенаниями. Затем вступил громоподобный чих, прекрасно сочетавшийся со стенаниями и кашлем, и вскоре симфония достигла крещендо, в котором Хоул умудрялся одновременно чихать, кашлять, сморкаться, стенать и тихонько подвывать. Двери тряслись, балки под потолком дрожали, а одно Кальциферово полено выкатилось из очага.

— Ладно, ладно, поняла намек! — пробурчала Софи, швыряя полено обратно в огонь. — На очереди зеленая слизь. Кальцифер, не отпускай, пожалуйста, собаку никуда. — И она поплелась вверх по лестнице, громко ворча: — Одна беда с этими чародеями! Можно подумать, до него никто не простужался! Ну что, что стряслось? — спросила она, проковыляв в открытую дверь спальни Хоула по засаленному ковру.

— Умираю от скуки, — жалостно объявил Хоул. — А может, просто умираю.

Он распростерся на грязных серых подушках самого нищенского вида, укрывшись чем-то вроде лоскутного одеяла — только все лоскутки были одного пыльного цвета. В складках полога над кроватью сновали его обожаемые паучки.

Софи пощупала ему лоб.

— Ну да, жар у вас есть, — неохотно признала она.

— Я в беспамятстве, — сообщил Хоул. — Перед глазами у меня плавают пятна.

— Это пауки, — вздохнула Софи. — А чего вы колдовством не вылечитесь?

— Потому что от простуды заклятий нет, — горестно ответствовал Хоул. — У меня все в голове так и кружится — или это у меня голова кругом идет вокруг всего. Никак не могу разобраться в условиях Ведьминого проклятья. Вот уж не думал, что она так ловко меня подловит. Скверно, когда подлавливают, хотя до сих пор все, что случилось на самом деле, я совершил сам. Теперь вот жду, когда произойдет все остальное.

Софи вспомнила загадочные стихи.

— Что остальное? — уточнила она. — «Как мне прошлое вернуть»?

— Тоже мне вопрос, — отозвался Хоул. — И мое собственное, и чье угодно — оно ведь никуда не девается. При желании я мог бы сыграть злую фею на собственных крестинах. Может быть, я так и поступил, в этом-то и беда. Нет, теперь я жду всего трех вещей: сирен, мандрагоры и ветра в поле, который подгоняет добру волю. И еще седины, наверное, — только вот не стану я снимать заклятье и смотреть, не начал ли я седеть. Осталось всего три недели до того, как все это должно сбыться, и тогда Ведьма получит меня с потрохами. Между прочим, в канун Середины лета собирается регбийный клуб, и уж туда-то я попаду. А все остальное давно уже произошло.

— Вы имеете в виду падучую звезду и что честных женщин в мире нет? — спросила Софи. — Вы так себя ведете, что ничего удивительного. Миссис Пентстеммон говорила мне, что вас влечет на пути зла. И она была права, так ведь?

— Непременно надо пойти на ее похороны, чего бы это мне ни стоило, — грустно сказал Хоул. — Миссис Пентстеммон всегда думала обо мне слишком хорошо. Ее ослепило мое обаяние. — Софи не знала, слезы ли льются у него из глаз, но не могла не заметить — он опять увиливает.

— Я говорила о том, что вы все время бросаете дам, стоит им вас полюбить, — напомнила она. — Зачем вы так поступаете?

Хоул протянул трясущуюся руку к пологу над кроватью.

— За это я и люблю паучков, — заявил он. — Раз не получилось — пробуй еще, и еще, и еще… Вот я и пробую, — сказал он очень горько. — Сам виноват — несколько лет назад я заключил одну сделку и теперь вряд ли способен на настоящую любовь.

Тут уж у Софи не осталось сомнений, что из глаз у Хоула льются настоящие слезы. Ей стало его жалко.

— Ладно вам, не плачьте…

Снаружи заскреблись. Софи обернулась и увидела, что человек-пес, изогнувшись дугой, просачивается в дверь. Она вскочила и ухватила его за рыжую шкуру — ведь он наверняка пришел покусать Хоула. Но пес всего-навсего прижался к ее ногам, отчего Софи пришлось ухватиться за облезлую стену.

— Это еще что такое? — поразился Хоул.

— Моя новая собака, — сказала Софи, вцепившись в курчавую шерсть.

От стены ей было хорошо видно окно. Оно должно было выходить во двор, но вместо груд всякого хлама за ним виднелся аккуратный зеленый садик с металлическими качельками. Заходящее солнце алым и синим вспыхивало в каплях дождя на качелях. Софи увидела, как по мокрой траве бежит Мари, племянница Хоула. Сестра Хоула, Меган, бежала за дочерью. Она наверняка кричала, что Мари нельзя садиться на мокрые качели, но слышно не было ни звука.

— Это и есть страна под названием Уэльс? — спросила Софи.

Хоул рассмеялся и хлопнул по одеялу. Пыль поднялась, как дым от костра.

— А чтоб эту псину! — прохрипел он. — Я дал себе слово, что не позволю вам глазеть в это окно, пока вы тут!

— Да что вы говорите? — произнесла Софи и отпустила пса — вдруг он таки укусит Хоула? Однако пес тут же стал тереться о ее ноги, уговаривая выйти прочь. — Так что же, все эти песни и пляски были просто так, придурь? Могла бы и сама догадаться.

Хоул откинулся на подушки. Вид у него был униженный и оскорбленный.

— Иногда, — протянул он укоризненно, — вы говорите совсем как Меган.

— Иногда, — отозвалась Софи, выгоняя собаку из комнаты и удаляясь, — я понимаю, как Меган дошла до жизни такой.

И она захлопнула дверь к паукам, пыли и качелям — захлопнула с оглушительным грохотом.

Глава пятнадцатая,

в которой Хоул отправляется на похороны, изменив свою внешность до полной неузнаваемости

Когда Софи снова уселась шить, человек-пес улегся, придавив ей ноги. Наверное, он надеялся, что ей будет легче снять с него заклятье, если он все время будет рядом. Когда в комнату ворвался рыжебородый здоровяк с целым ящиком всякой всячины и, сбросив бархатный плащ, превратился в Майкла — тоже с ящиком всякой всячины, — человек-пес поднялся и завилял хвостом. Он разрешил Майклу погладить себя и даже потрепать за уши.