Стеклянный дом, или Ключи от смерти - Сергей Устинов

Я начинал отдавать себе отчет, что мы с автомобильным дилером говорим на разных языках: похоже, он органически не способен был понять, как такое может быть, чтобы кто-то добровольно отказывался от шанса выжать из него деньги. Надо было искать общую почву под ногами. Для начала я тоже перешел с ним на «ты».

— Не отдам, — твердо заявил я. — При одном условии: ты мне назовешь убийцу Шурпиных и Малея.

По крайней мере, мне удалось его слегка ошарашить.

— Ты что, спятил? — поинтересовался он недоуменно, но без прежней агрессивности. — С чего ты взял, что я его знаю?

Если он лицедействовал, то довольно умело.

— Ну, может, и не знаешь, — легонько сдал я назад. — Может, предполагаешь. Я же сказал: хочу поговорить, задать несколько вопросов.

Было видно, что Бобс подостыл и призадумался.

— Ладно, — произнес он наконец. — Задавай свои вопросы.

Я поудобнее уселся на стуле, закинул ногу на ногу, непринужденно достал сигареты и закурил. После чего спохватился и протянул пачку по направлению к Блумову:

— Не желаете?

— Не желаю, — отрезал он. — Хочу жить долго.

— Тогда вопрос первый: почему вы с женой в милиции ничего не сказали о мотивах убийства Наума? И сразу второй: как вы собираетесь извлечь его ключ из депозитной ячейки в банке?

— Экий ты ушлый малый... — на этот раз во взгляде Бобса мне почудилось что-то похожее на уважение. — Ну положим, насчет мотивов тебе твои кореша в ментовке сказали, а вот как ты узнал про банк? Нет, правильно я тогда говорил, что ты у Нюмы «жучка» воткнул!

Ни первое (несправедливое), ни второе (вполне отвечающее действительности) предположения я комментировать не собирался. Тем более что про милицию сделал вывод из простого факта: если там уже начали связывать смерти Шурпиных и Малея, я уже давно должен был бы давать показания господам Мнишину и Харину. А что касается банка — это и вовсе было моим голым предположением, ни на чем, кроме просьбы Арефьева к наследникам, о которой я узнал от Пирумова, не основанном.

Проще говоря, я взял Бобса на пушку, а он купился. Поэтому я промолчал, всем своим видом давая понять, что жду ответов на конкретные вопросы.

Блумов тоже замолчал, насупясь, а потом все-таки неохотно выдавил из себя, начав с конца:

— Ничего из банка мы извлекать не собираемся. Когда придет время, соберутся-то все свои люди, можно сказать, родственнички, — при этих словах он скривил губы: то ли усмехнулся, то ли оскалился, — и решим соответственно, по-родственному. Например, дверь сломаем. И дружкам твоим в красивых фуражках я ничего не сказал по той же причине, что это наше семейное дело. Сами разберемся.

— Значит, дверь сломаете, — повторил я. — Тогда вопрос третий: а как будете делить то, что было предназначено Шурпиной и Малею? Пропорционально?

И тут автомобильный торговец впервые сорвался.

— Доля Малея наша, ясно? Его сестра — его наследница! — заорал он, надсаживаясь. — И вообще... Твое какое собачье дело? Тебя туда не пустят, не рассчитывай! Я же сказал: разберемся сами!

Произнеся все это, Бобс уставился на меня такими холодными недобрыми глазами, с таким выражением, что на морду ему смело можно было вешать табличку «Не влезай — убьет!» И я вдруг вспомнил, что глотающий слезы и сопли Фиклин рассказывал мне, как однажды кто-то из недругов гада Борьки Блумова через забор закидал его стоянку предназначенных на продажу роскошных автомобилей гранатами. Шуму было сначала на весь квартал, а потом, благодаря газетам, на весь город. Так Бобс даже не пустил людей из угрозыска на территорию, сказал: все в порядке, никого не убило, а насчет остального не беспокойтесь. Добавив примерно то же, что сейчас мне: сами разберемся. И, по слухам, действительно разобрались.

В разных точках города взорвалась еще пара-тройка иномарок, правда, уже на этот раз кое-кого убило. Зато гранат через заборы больше никто не бросал.

— Хорошо, хорошо, — кивнул я успокоительно, хотя на самом деле ничего хорошего ни в Бобсе, ни в его специфических способах самому во всем разбираться не усматривал. — Будем считать, что на первые три вопроса ответы получены. Вопрос четвертый и последний: кто же, все-таки, по-твоему, убийца?

— Да кто угодно! — фыркнул Блумов, успокаиваясь по мере изменения неприятной ему темы.

— Кто угодно — значит, и ты? — спросил я с невинным видом. — Доля Шурпиной ведь делится теперь между всеми оставшимися, а Малея и вовсе отходит к вам, так?

Он снова начал наливаться кровью, разевая рот, как приготовленная к потрошению рыба, и я поспешил отступить:

— Спокойно, спокойно, никто не ждет, что ты прямо так и заявишь: «Я — убийца». Но если не ты, то кто же?

Заметным даже со стороны усилием воли Бобс привел себя в чувство и сообщил уже без излишней экзальтации:

— Хоть бы и эта крыса, Гришка Забусов!

— Забусов?! — удивился я. — Солидный человек, президент крупного банка...

— Ага, президент, — гоготнул Блумов. — Только ты пойди разузнай, на чьи денежки банк-то открылся. И заодно спроси, какая у этого президента была кликуха, когда он еще букмекером на бегунках крутился. Гнус, вот как его люди-то называли!

Я молчал, на этот раз действительно пораженный.

А Бобс, довольный произведенным впечатлением, продолжал рассказывать. У букмекера, или просто бука, такая работа, что кто-то из тотошников постоянно ему должен. И естественно, кто-то не отдает. Еще в те далекие социалистические времена Григорию Забусову по кличке Гнус понадобилась хорошая «крыша», способная одновременно выбивать долги и защищать от возможных наездов недовольных должников. И он, разумеется, такой «крышей» обзавелся: по словам Блумова, его патронировал сам ставший впоследствии знаменитым московским уголовным авторитетом бывший боксер и каратист Пиночет. А когда в стране зашевелилось наконец выпущенное из глубокой тени частное предпринимательство и всем вокруг понадобились деньги, Гнус оперативно переквалифицировался и начал давать деньги в рост, тем более что опыт выбивания долгов у него за спиной имелся отличный. И хотя Пиночета года четыре назад застрелили при разборке в кафе «Лебедь», а сменивший его в качестве «крыши» над Гнусом не менее известный бандит Чапа прошлым летом умер от передозировки наркотиков, бизнес Забусова не только не пострадал, а наоборот, вырос и качественно видоизменился: из подпольного ростовщика Гнус превратился во вполне легального и уважаемого банкира. Причем Блумов не сомневался, чьи именно деньги составили основу учредительного капитала, и, соответственно, кому идет львиная доля прибыли: в совете директоров «Генерал-банка» и сейчас состоят два бандитских авторитета и даже один вор в законе.

— Но они его всегда держали на коротком поводке, все это одна видимость, своих денег у него немного... — с презрительной миной подвел итог Бобс, но дальше его губы изломались уже в недобрую усмешку: — А тут сами знаете, какой куш! Да он бы маму родную зарезал по такому случаю, не то что двоюродного брата жены!

Я в задумчивости снова закурил, сигарета оказалась последней, я скомкал пачку, поискал глазами, куда ее выбросить и обнаружил мусорную корзину в углу метрах в четырех от меня. Прицелился и точным броском отправил ее туда.

— Ловкач, — с кривой усмешкой прокомментировал Блумов. — Если ты и в делах такой же меткий...

— Такой же, — обнадежил я его.

— Еще вопросы есть? — спросил он хмуро.

— Да, один. Хочу все-таки понять: почему ты так боишься именно моих «жучков»? Меня ведь твоя коммерция не волнует, я известно чем интересуюсь. Выходит, тебе есть что скрывать?

— От вашего шпионского племени надо скрывать все, что можно, — тяжко вздохнул Бобс, но мне показалось, что он слегка отвел глаза. — И кабы у тебя не было этой пленки, ты бы у меня узнал, чего я н е боюсь. Но все равно запомни: всплывет она — ты у меня тоже всплывешь уже на следующий день. Кверху брюхом в Москве-реке.

Быть может, где-то под столом у него была тайная кнопка, потому что Блумов поднялся на ноги, давая понять, что аудиенция окончена, и сейчас же из-за дверей появился очередной представитель отряда ястребиных, который отконвоировал меня к выходу на улицу. Последнее слово осталось-таки за автомобильным дилером. Во всяком случае, так ему, наверное, представлялось.

Я же надеялся, что если не в буквальном, то хотя бы в переносном смысле оно останется за мной. Главная моя надежда была на миниатюрный микрофон с передатчиком, который я загодя упрятал на дно лежащей сейчас в мусорной корзине пустой пачки из-под сигарет «Бенсон энд Хеджес».

14. Фермопильский проход

Болтун Прокопчик в этот раз оказался-таки, к моему глубокому разочарованию, прозорливцем. Судя по собранным на текущий момент сведениям, вся троица — банкир, автодилер и шоумен имели по крайней мере возможность, а каждый в отдельности еще и свой персональный мотив для убийства наследников-конкурентов. Да и покойный Котик был прав: к этим столпам общества так запросто не подступишься. Они не то, что широкопрофильный брокер Фиклин, сами на дело не ходят. Да случись чего, их и не прижмешь в темном углу, не испугаешь паяльной лампой — скорее они сами кого хочешь напугают до смерти.