Префект - Аластер Рейнольдс

– Расскажите, как вы предсказываете события, – попросила Талия.

– Это дается ценой тяжелого и кропотливого труда. Каждый из нас относится к своим обязанностям очень серьезно. В Доме Обюссонов иначе нельзя. Жить у нас могут лишь имеющие избирательную ценность выше одной целой двадцати пяти сотых. Значит, каждому приходится тщательно обдумывать предметы голосования. Не только со своей позиции, не только с позиции нашего анклава, но и ради блага всего Блистающего Пояса. Это, конечно же, окупается. Так мы и зарабатываем – торгуем своей исключительной проницательностью. Поскольку наши голоса исключительно эффективны, мы крайне привлекательны для лоббистов из других поселений. При голосовании по второстепенным вопросам нам платят за то, чтобы мы поддержали их, ведь блок голосов от Обюссонов может стать решающим. Вот что нас кормит.

– Политические взятки?

– Вовсе нет. Лоббисты покупают наше внимание и готовность слушать. Мы не гарантируем, что проголосуем, как хотят они. Если слепо погонимся за деньгами, наши совокупные индексы мгновенно рухнут и мы станем никому не интересны.

– В общем, тут палка о двух концах, – вмешался Келлибо. – С одной стороны, нужно помочь лоббистам, с другой – сохранить определенную независимость. Вот главный парадокс нашего существования. Но этот парадокс позволяет мне заниматься садами, а Поле – бабочками.

Тори подалась вперед:

– С тех пор как мы сели в поезд, я уже заключила две сделки с лоббистами. Третья на мази. Вопросы мелкие, по таким граждане голосуют чисто интуитивно.

– Я и не заметила.

– Неудивительно. Для большинства моих сограждан дело настолько привычное, что происходит машинально, как моргание. Однако к каждому предмету голосования мы относимся как к последнему в жизни. – Очевидно, на лице Талии отразилось неодобрение, потому что Тори придвинулась еще ближе и взволнованно зачастила: – Префект, все описанное мной абсолютно законно, иначе «Доспехи» наложили бы запрет.

– Понимаю, что законно. Но я даже вообразить не могла, что такой заработок укоренился и станет основой существования анклава.

– Вас это огорчает?

– Нет, – честно ответила Талия. – Раз системой дозволено, то и меня устраивает. Просто лишний раз убеждаюсь, что Блистающий Пояс богат сюрпризами.

– Это самое неоднородное и сложное общество в истории человечества, – проговорила Тори. – Оно запрограммировано удивлять.

Пришвартованный в недрах астероида Нервал-Лермонтовых, озаренный ярко-голубым светом корабль парил перед Дрейфусом. На фоне смоляной пещерной мглы он казался иссиня-черным. Том не столько видел сам корабль, сколько подмечал разницу между темным корпусом и темным же фоном каменного чрева. Настоящая оптическая иллюзия, мираж, выпадающий за пределы когнитивного восприятия.

Впрочем, Дрейфус отлично понимал, что перед ним самый настоящий звездолет, хотя размером чуть меньше стандартного субсветовика, с обтекаемым конусовидным фюзеляжем и двумя вынесенными назад сложными гондолами двигателей. Вспомнился горящий обломок «Аккомпанемента теней», сорванные двигатели которого стали добычей других ультра. Но едва память дорисовала «Аккомпанемент», Дрейфус понял, что перед ним не корабль ультранавтов.

Том улыбнулся самому себе. То, что границы расследования расширяются, он почувствовал, едва стала очевидной связь с Восьмьюдесятью. Но такого поворота событий не предвещало ничто.

– Шеф, говорите со мной. Я еще на связи.

– Здесь корабль сочленителей. Мирно стоит в середке астероида.

Спарвер ответил не сразу, и Дрейфус представил, как его помощник перебирает в уме вероятные последствия такой находки.

– Пожалуйста, напомните, как с нашим делом связаны сочленители.

– Это мне очень хотелось бы выяснить.

– Каким же образом корабль попал на место нынешней стоянки?

– Понятия не имею. Шлюзовых ворот в пещере нет, достаточно широкого тоннеля тоже. Такое ощущение, что субсветовик спрятали, замуровали в камень.

– По-вашему, корабль сочленителей укрыт здесь намеренно?

Дрейфус снова провел рукой по контрольной панели.

– Вряд ли. За исключением корабля, ничто в пещере на сочленителей не указывает. Больше похоже, что тут потрудился кто-то другой.

– Кто-то захватил и спрятал корабль сочленителей? Неслабо.

– Согласен, – отозвался Дрейфус.

– Следующий вопрос: зачем это похитителю? Чего он добивался?

Дрейфус пригляделся к фацету из полированного серебра и сообразил, что это не матовая оконная панель, а герметичная дверь. Освещение подземного зала позволяло рассмотреть ребристую трубу стыковочного коннектора, которая тянулась от дверной панели навстречу темному как ночь корпусу корабля.

– Чтобы выяснить, нужно попасть на корабль.

– Шеф, по-моему, мысль неудачная.

Дрейфус снова повернулся к панели управления. «Беги отсюда!» – кричала интуиция, а нутро полицейского гнало на корабль: надо проверить, что там, ради какого секрета стоило убивать?

Рука Тома опустилась на переключатель, обозначенный буквой «X», универсальным символом привода шлюза. Серебряная панель отошла в сторону плавно и беззвучно. Корабль явно разгадал его намерения – вдоль коннектора появилась подсветка. Золотая полоса, изгибаясь, исчезала в стыковочном люке.

Теперь Том мог беспрепятственно попасть на корабль.

– Спарв, я иду на борт. Как только свяжешься с «Доспехами», сообщи мне.

Пока Талия разговаривала с сопровождающими из Дома Обюссонов, поезд пересек еще одну полосу окон, протянувшуюся через небольшой промежуток космического пространства и звезд, большинство из которых были другими анклавами. Поезд сбавлял скорость – он почти достиг цели. Вот он пронесся по изящному мостику над несколькими изящными лужайками и спустился на землю.

По обеим сторонам виднелись конические башни Музея кибернетики, каждая метров сто высотой, увенчана гладким серо-голубым шаром с одним из символов священной истории обработки информации. Талия заметила амперсанд – некогда символ примитивной формы абстракции. Еще песочные часы, оставшиеся символом активного вычислительного процесса. Еще надкушенное яблоко – дань памяти Алану Тьюрингу, логику и криптографу, символ его самоубийства (по крайней мере, так учили Талию).

Поезд нырнул в тоннель и плавно остановился на площади под стволом центра голосования. У поездов на соседних платформах сновали пассажиры, но благодаря сервороботам и стеклянным барьерам часть станции оказалась в распоряжении Талии и ее сопровождающих. Эскалаторы везли их навстречу тусклому дневному свету. Главную башню окружали декоративные сады и приливные водоемы. Неподалеку ярко-голубой серворобот усердно выстригал павлина из живой изгороди. Рука с инструментом двигалась молниеносно: трехмерную фигуру он создавал по памяти.

Талия запрокинула голову, чтобы оглядеть высоченную башню. Башня поднималась от плавно сужающейся опоры на высоту пятьсот-шестьсот метров и вытягивалась в шейку, которая, судя по виду, едва удерживала главный шар, куда крупнее остальных. По экватору этого шара располагались круглые окошки, в большинстве темные. Геометрические узоры, мелькавшие на поверхности шара, Талия приняла за непостоянные параметры избирательной структуры и потока абстракции.

Талия и сопровождавшие прошагали в темное фойе. Башня оказалась полой, скошенные внутрь стены были покрыты фресками – портретами великих мыслителей эры докэлвинистской кибернетики. В центре полый ствол пронзала толстая колонна, прикрепленная к стенам изящными арками. Талия решила, что это основной инфоканал, по нему потоки абстракции и данные по голосованиям поступают на самый верх, в центр. Местные жители привязаны к абстракции куда меньше, чем граждане Нью-Сиэтл-Такомы, но их избирательская активность гарантирует плотность инфопотока. Талия представила, как он несется по каналу, словно вода под давлением, как ищет плохо затянутый винт или негерметичный клапан. Рядом с колонной, буквально в паре метров, виднелась труба поуже – шахта лифта, обвитая лестницей. За ее виражами лучше не следить – голова закружится. Инфоканал, шахта и лестница убегали через верхушку башни к шару.

Талия понимала, что напрасно разинула рот, что по меркам Города Бездны эта башня вполне заурядна, только сопровождающих ее реакция обрадовала.

– Да уж, этот уродец всем дылдам дылда, – проговорил Парнасс.

Видимо, так он демонстрировал гражданскую гордость.

– Наверх поднимемся? – спросила Талия.

– Поднимемся, – кивнула Пола Тори. – Лифт уже ждет.

– Отлично, – отозвалась Талия. – Давайте я сделаю свою работу, и мы разойдемся по домам.

Уже не впервые в жизни Спарвер проклинал свои корявые руки. По гиперсвиным меркам они нареканий не вызывали, только Спарвер жил в мире, приспособленном под немодифицированных людей с длинными гибкими пальцами и невероятным объемом сенсомоторной области головного мозга, которая отвечает за их работу. У Спарвера пальцы были короткие, толстые, да еще в перчатках скафандра, поэтому кнопки нажимались по две сразу, приходилось то и дело возвращаться и снова задавать последовательность команд. Наконец получилось. В шлеме пискнуло – радиоимпульс показывал, что есть контакт с «Доспехами», но используется необычный для полевой связи канал.