Лев Африканский - Амин Маалуф

Очень скоро я понял, что такое быть поглощенным караваном. Когда товарищи по путешествию знают, что им предстоит недели и месяцы вместе двигаться в одном направлении, сталкиваться с одними трудностями, жить, есть, молиться, веселиться, горевать, а то и умирать вместе, невозможно оставаться чужими друг другу, ни одному пороку не укрыться, ни одному ухищрению не пройти незамеченным. Если посмотреть на караван издали, это торжественный выезд, если взглянуть на него вблизи — это поселение со своими сплетнями, шутками, прозвищами, интригами, ссорами и примирениями, своими поэтическими и песенными вечерами, поселение, для которого все другие одинаково далеки, даже то, из которого оно отправилось в дорогу, даже те, которые встречаются на пути. У меня была настоятельная нужда именно в таком удалении от остального мира, чтобы как можно скорее забыть опустошающие душу страхи и все то жестокое, что было связано с именами Зеруали и никогда не виданного мною шейха прокаженных.

Путь наш в первый день пролегал через город Сефру в пятнадцати милях от Феса у подножия Атласских гор. Жители его богаты, но одеты бедно и неопрятно, в платье, заляпанном маслом. Дело в том, что один отпрыск правящей династии выстроил себе здесь резиденцию и обложил налогами любого, имеющего мало-мальски процветающий вид. Проезжая по главной дороге города, дядя приблизился ко мне на лошади и шепнул на ухо:

— Если кто-нибудь тебе скажет, что жадность — дочь нужды, ответь ему, что он ошибается. Жадность порождена податями!

Невдалеке от Сефру караван втянулся в горловину Атласских гор, через которую пролегает дорога в Нумибию. Два дня спустя мы очутились в лесу, возле руин древнего города Айн ал-Аснам — Источник Идолов. В городе был храм, где мужчины и женщины имели обыкновение в определенное время года собираться по вечерам. Совершив обряд жертвоприношения, они гасили огни, и каждый совокуплялся с той женщиной, которую случай поместил рядом с ним. А поутру женщинам напоминали, что в течение года им запрещено приближаться к своему мужу. Детей, родившихся в этот год, отдавали на воспитание священникам храма. Храм, как и город, был разрушен во время нашествия магометан, сохранилось лишь название — единственный свидетель той дикарской эпохи.

Миновало еще два дня, наш караван шел вблизи горного поселка с видневшимися там и сям руинами античных сооружений. Имя его «Сто колодцев», поскольку по соседству с ним находятся глубокие колодцы, напоминающие гроты. И будто бы один из них имеет несколько этажей, на которых располагаются помещения разной величины. Искатели сокровищ добираются сюда из Феса, чтобы, вооружившись фонарями, с помощью веревок спускаться туда. Многие остаются там навсегда.

Через неделю после начала путешествия мы проходили одно местечко под названием Умм-Джениба, в котором существует странный обычай: там есть река, вдоль которой пролегает караванный путь, и каждый в этом месте должен пританцовывать и подпрыгивать, иначе не миновать ему четырехдневной лихорадки. Все наши спутники принялись плясать кто во что горазд, и даже я, и охранники, и купцы-толстосумы, кто в шутку, кто из суеверия, кто для того, чтобы увернуться от насекомых, — все за исключением моего дяди, который счел, что его достоинство посла пострадает, если он станет дурачиться. Впоследствии ему пришлось горько пожалеть об этом.

Мы были уже в горах, где даже осенью дует ледяной северный ветер, предугадать порывы которого невозможно. Я поразился тому, что в этих местах такой суровый климат, что люди так тепло одеваются, но главное — насколько они образованны. К примеру, одно из самых холодных мест заселило племя Местаза, главным занятием которого является переписывание книг и продажа их в Магрибе и иных городах. Один старый генуэзский купец, проживающий в Фесе, мессир Томаззо де Марино, присоединившийся к нашему каравану — я частенько беседовал с ним, — только в одном селении купил с сотню таких книг, выполненных красивейшим каллиграфическим почерком и переплетенных в кожу. Он объяснил мне, что улемы и знатные господа из Страны черных покупают эти книги во множестве и что торговля ими — весьма прибыльное дело.

Поскольку мы остановились в этом селении на ночь, я пошел вместе с генуэзцем на ужин, предложенный его поставщиком. Дом был очень добротно выстроен, облицован мрамором, украшен майоликой, стены обтянуты тонкой шерстяной тканью, на полу ковры, также из шерсти, приятных расцветок. Все приглашенные казались людьми не малого достатка, и я не смог удержаться, чтобы не задать нашему хозяину вопрос, который напрашивался сам собой, лишь предварил его множеством извинений: как получается, что в этом холодном, затерянном высоко в горах краю люди так образованны и богаты?

Хозяин застолья расхохотался.

— Словом, ты желаешь понять, отчего жители этой горы не сплошь деревенщина и босяки?

И хотя я этого не говорил, именно это меня и интересовало.

— Так вот, знай, юный гость, что самый большой подарок, который Всевышний может предложить человеку, это дать ему родиться высоко в горах на караванном пути. Дорога — это источник знания и богатства, гора — это защита и свобода. Вы, люди городов, имеете под рукой все золото и все книги, но у вас есть правители, перед которыми вы склоняете голову… — Тут он сделал оговорку: — Могу я говорить с тобой, как старый дядя говорит с племянником, как старый шейх говорит с учеником, не кривя душой, не греша против истины? Обещай мне не смущаться.

Моя простодушная улыбка была ему ответом.

— Когда живешь в городе, соглашаешься отложить в сторону достоинство и самолюбие в обмен на защиту султана, который назначает за это высокую цену, даже если не в силах обеспечить ее. Когда живешь вдали от городов, на равнине ли, на возвышенности, ты не подвластен султану, солдатам и сборщикам налогов, однако ты беззащитен перед бродячими разбойниками, арабскими, а иной раз и берберскими, которые наводнили страну, и даже возводя стену против них, боишься, что ее вскоре разрушат. Когда живешь в недоступном месте, но вдали от дороги, ты не обречен ни на закабаление, ни на разбой, однако, не имея возможности производить обмен с другими частями страны, ты обречен на скотство, невежество и бедность.

Хозяин поднес мне чарку вина, от которой я вежливо отказался. Он сделал глоток из своей и продолжил:

— Мы же в привилегированном положении: через наши селения проходят люди из Феса, Нумидии, Страны черных, купцы, влиятельные особы, учащиеся и улемы, и каждый что-нибудь оставляет нам: монету, одежду, книгу или же только рассказ, забавный случай из жизни, острое словцо; от каравана к каравану мы все это — и богатство, и знания — накапливаем под защитой неприступных гор, которые мы делим лишь с орлами, львами и воронами — нашими собратьями по достоинству.

Я пересказал эту речь дяде, он вздохнул, но промолчал, лишь возвел очи вверх: не знаю, желал ли он обратиться к Всевышнему или же понаблюдать за полетом хищной птицы.

Наш следующий привал был в горах Зиз, названных так по реке, которая берет там начало. Местные жители принадлежат к берберскому племени Зенага. Это грозные люди, отличающиеся мощным телосложением. Их одежда состоит из шерстяной туники, надеваемой на голое тело, и тряпок, которыми они обматывают ноги, вместо обуви, зимой и летом они ходят с непокрытой головой. Не могу не упомянуть одного невероятного, поистине чудесного явления, которое наблюдал у них: огромного количества змей, ползающих между домами, и столь же спокойных и домашних, как кошки либо собаки. Когда кто-нибудь принимается есть, змеи собираются вокруг и ловят крошки хлеба или другой пищи, которую им бросают.

На третьей неделе нашего путешествия мы перевалили через горы Зиз и по бесчисленным пальмовым рощам с нежными и изысканными плодами вышли в долину, где находится Сиджилмаса, или скорее где находился этот город, вызывавший восхищение путешественников былых времен. Будто бы он был основан самим Александром Македонским, а его главная улица была такая длинная, что требовалось полдня, чтобы одолеть ее пешком, что все дома были окружены садами и огородами, что в городе имелись мечети и медресе, известные далеко за его пределами.

От некогда высоченных городских стен остались лишь наполовину обвалившиеся и поросшие мхом и травой руины. А от многочисленного населения — лишь враждующие между собой кланы, каждый из которых во главе с предводителем проживает в укрепленной деревне поблизости от развалин бывшей Сиджилмасы. Цель их существования — как можно больше досадить клану из соседней деревни. Они безжалостны по отношению друг к другу, доходит до того, что они разрушают канализационные стоки противников, срубают под корень пальмовые деревья, подстрекают кочевников разорять земли и дома своих недругов, так что, мне кажется, они вполне заслужили свою участь.