Девушка-праздник - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она остановилась у витрины магазинчика, увидев шелковую прозрачную шаль в серо-голубых тонах, с рисунком, изображавшим Геную, и засмотрелась, а Власов останавливаться не стал, зашел в магазин, купил эту шаль и принялся наматывать Даше на голову.
– Вы сегодня без шляпки, сейчас соорудим защиту от солнца.
Накрутил что-то невообразимое, Дашка хохотала, разглядывая себя в витринах, пока ветер не сорвал шаль с головы, и они побежали догонять, а поймал пожилой итальянец и вручил Даше со словами:
– Прекрасное обрамление для прекрасной синьорины, – и, поклонившись уважительно Власову, пошел дальше.
А Дашка тянула за собой Власова дальше по улочкам, лесенкам, переулкам узеньким между домами на площадь, где давали представление мимы и уличные циркачи, девочка играла на скрипке. И Дарья засмотрелась, а Власов куда-то исчез на несколько минут, вернулся и вручил ей расшитый веер и мороженое.
Мороженое стремительно таяло, Дарья сунула ему:
– Помогайте!
Он откусил большой кусок, Дарья запихала остатки себе в рот, и они смотрели друг на друга шутливо-перепуганными взглядами, глотая холодную массу, смеялись и пошли запивать горячим кофе.
И снова бродили, взявшись за руки, так естественно и романтично, и Дашка рассказывала, он слушал, они немного дурачились, шутили, заходили в старинные лавочки и магазины. Потом долго сидели на скамейке, любуясь потрясающей красоты видом. Гуляя, набрели на понравившееся обоим уютное кафе и решили там пообедать.
И в этом дне было столько хрустальной прозрачности, запаха, биения Средневековья и чего-то необычно нежного в них самих.
Даша уговорила Власова на небольшую обзорную экскурсию на катере вдоль берега, где девушку неожиданно отчитала на хорошем русском языке экскурсовод, и они хохотали до слез, сбежав на верхнюю палубу.
Дашка, как в сказке, все время ощущала непроходящую восторженную радость, легкость, которую, точно знала, Власов полностью с ней разделял, переживая те же чувства.
Он веселил ее до слез, рассказывая забавные истории и засыпал подарками, игнорируя ее отказы, и даже одно ее одноразовое выступление с серьезным видом, бесполезную попытку остановить эту его покупательскую необузданность.
Она видела, понимала, что он получает небывалое удовольствие от ее удивления-радости и благодарного приятия, когда вручал ей то маленькую марионетку-танцовщицу, то букетик цветов, то местные сладости, то замысловатый серебряный браслетик, еще один букет и какую-то немыслимую кучу разнообразных сувениров с тематикой Генуи, и куклу для Лизы…
Пока Дашка не взмолилась прекратить все это!
На обратном пути в такси они заснули, переполненные эмоциями, уставшие от хождения, и проспали почти всю дорогу, и Дашка улыбалась во сне, положив голову Власову на плечо и вдыхая его запах.
Ей тоже очень хотелось преподнести ему нечто необыкновенное, красивое, и Дарья решила показать Власову чудесное место, в которое сама влюбилась с первого взгляда. Он охотно согласился, поцеловал ей руку, завалил пакетами, букетами и придержал для нее калитку, пропуская.
Дашка буквально ввалилась в дом, встреченная наигранным ворчанием:
– Скоро весь дом завалишь подарками и цветами!
– Ты это специально или нарочно? – пошутила Дашка, перегружая на Катьку половину ноши.
– Нарочно и немного специально! День удался, как я вижу!
– Да! Не спрашивай, спать пойду, завтра ранний подъем!
Дарья и в деревеньке взяла на себя функции экскурсовода и переводчика, и с большим удовольствием. Красотища этих мест была удивительной, неповторимой!
Власов все вдыхал воздух полной грудью, утверждая, что он пьянит, как вино. И принялся задавать множество серьезных вопросов про все: про разведение коз, и попросил показать производство сыров и колбас, и про выращивание винограда. Общительные радушные итальянцы водили их из дома в дом, демонстрируя свое хозяйство, подробно рассказывая, как и что производят, отвели на ближайший виноградник и тоже задавали миллион вопросов Власову.
Дарья даже устала переводить, ходить, поспевая за их передвижениями по полям и всему поселку, а Власов тут же это заметил и спросил у нее, где бы они могли посидеть, отдохнуть. Она не успела ничего ответить, как деревенские зашумели, зазывая их за столы, которые по традиции здешнего гостеприимства уже накрыли для гостей во дворе одного из домов женщины села.
Громко, шумно, весело и безумно вкусно – как обычно для Италии.
И тут вдруг женщины запели старинную балладу, и у Дашки сжалось печалью сердце. Она наблюдала за Власовым, который глядел вдаль на верхушки сосен, на горы, слушая потрясающее акапельное многоголосие, и выражение его лица стало отстраненно-возвышенным, как прогретая солнцем грусть напоминания о недоступном, а выражение глаз привычно нечитаемым, словно он смотрел в себя.
Они молчали всю обратную дорогу. А у Дашки внутри все звучало и звучало возвышенное многоголосие, как последний аккорд всему прекрасному, что прожили они за эти дни, как песнь расставанию.
Он уезжал, и она уведомила, что придет проводить.
Дашка чуть не опоздала, прособиравшись, вдруг решив как-то особенно одеться, перерешив в процессе, в раздражении попробовав воплотить замысел, поругивая себя за копушество, и почти бежала к его гостинице.
Что-то с бегу принялась лепетать дежурно-благодарное, ненужно-суетное и наконец «добежала», тормознула и, отпив кофе, принесенный официантом, замолчала, стараясь не смотреть на Власова.
Дашка чувствовала никчемность слов прощания, которые испортили бы пережитое вместе очарование и красоту этих дней.
– Ну вот, Даша, мне пора, – поднялся он с места.
Дарья спустилась вместе с Власовым со ступенек кафе, портье уже уложил в машину его багаж, получил чаевые и отошел. И тут Дашка вспомнила о подарке.
– Ах да! – Она достала книгу, завернутую в пакет, и протянула ему. – Это вам.
Он вытащил книжку с большой осторожностью, рассмотрел обложку и спросил:
– Стянули у девочки Лизы?
Дашка заглянула ему в глаза, и они одновременно прочувствовали, проживали этот момент, в который кончилась их Италия.
– Нет, – ответила она. – Это новая. Я доделала ее здесь.
Он наклонился и поцеловал ей руку, и у Дашки защемило сердце, потому что это был не тот почтительный и легкий поцелуй, которым Власов в эти дни целовал ей руки. Это был поцелуй восхищения, искренней благодарности за проведенные дни и грустного прощания, как навсегда.
У Дашки что-то плакало внутри, она чувствовала эту сладко-горькую щемящую печаль от невозможности вернуть ушедшие дни, прожить еще раз.
Мужчина поднял голову, посмотрел ей в глаза, разделяя ее грусть, легонько пожал руку и пошел к машине. Даше так сильно захотелось его поблагодарить, по-настоящему, так, чтобы он услышал и понял, и она окликнула:
