Восход двойного солнца - Александр Ярославцев

– Я считаю, что наступление на Загреб должна вести первая армия. Ее соединения ближе других находятся по отношению к Загребу, – вынес свой вердикт Баграмян.

– Но на переброску войск уйдет минимум четыре-пять дней! За это время очень многое может случиться, что нанесет непоправимый вред Югославии, товарищ генерал!

– Единственный выход из создавшегося положения, я вижу в переброске в Загреб по воздуху частей первой болгарской армии. Они прекрасно показали себя в борьбе с фашистами, и среди болгарских военных много коммунистов и людей, сочувствующих им. Думаю, им будет под силу оказать интернациональную помощь братскому югославскому народу.

– Я ничего не имею против такого решения, товарищ генерал. Однако убедительно прошу вас, кроме болгарских солдат, первыми самолетами прислать хотя бы батальон советских солдат. Это будет очень важным шагом не только с военной, но и с политической точки зрения. Усташи очень боятся русских солдат.

– Хорошо, товарищ маршал. Я передам вашу просьбу маршалу Толбухину, – заверил Тито Баграмян, но первым местом, куда он позвонил после ухода Тито, была Москва. Ставка одобрила предложение своего советника и дала добро. Уже через три часа после звонка Баграмяна краснозвездные «дугласы» взлетели с венского аэродрома и взяли курс на юго-восток.

Глава V. Дранг нахт Вестен

В Москве уже были сумерки, когда в Кремле началось вечернее совещание Ставки Верховного Главнокомандования в лице трех человек. Сталина, Антонова и маршала Рокоссовского, прибывшего в Москву из своей ставки под Гамбургом по вызову генералиссимуса.

По своей сути это был небывалый случай, ибо никогда раньше Сталин не вызывал командующих фронтов к себе в самый разгар боевых действий. Вождь мудро считал, что нет смысла отрывать человека от важного дела, когда почти все вопросы можно решить по телефону.

Обычно комфронта вызывался в Москву только для одной цели, снятия его с поста командующего и перевода на другую работу. В этом вопросе Сталин всегда проявлял большую щепетильность. Он считал необходимым сказать человеку эту неприятную новость исключительно в личной беседе, а не в телефонном разговоре, а тем более в виде бездушного приказа на бумаге.

Маршал Рокоссовский также хорошо знал эту примету и к внезапному вызову в Москву отнесся очень настороженно. Он хорошо помнил, как в октябре 1944 года, вызвав к себе, Сталин убрал его с должности командующего 1-м Белорусским фронтом, отдав честь взятия Берлина Жукову.

Большая политика трижды переходила дорогу красавцу поляку. Из-за нее, а точнее из-за своей национальности, он не стал освободителем Киева и Варшавы, не взял на штык Берлин, не стал первым Трижды Героем Советского Союза, хотя он был ничуть не хуже своего боевого товарища. Проклятый пятый пункт извечно гадил «советскому Багратиону, несправедливо отбирая заслуженные лавры.

Вот и теперь, получив приказ прибыть в Ставку, Константин Константинович заподозрил, что его в очередной раз хотят принести в жертву Большой политике. Всю дорогу он настойчиво гнал эту противную мысль от себя, но она снова и снова возвращалась в его голову.

Перешагнув порог сталинского кабинета, маршал попытался определить по лицу вождя правдивость своей догадки, но его постигла неудача. Сталин встретил его радушной улыбкой, поинтересовался, как маршал долетел, и любезно пригласил его сесть за стол.

Ничего для себя полезного не смог прочесть Рокоссовский и по лицу генерала Антонова, встретившего его сдержанным кивком головы. В руках у главы Генерального штаба была папка, в которой обычно находились приказы Ставки по армиям и фронтам. Этот факт можно было трактовать как в пользу отставки маршала с поста командующего фронтом, так и в пользу продолжения его службы.

Видимо, неудачные попытки узнать причины срочного вызова в Ставку заметно отразились на лице полководца, и Сталин их заметил.

– Вы сильно устали, товарищ Рокоссовский? – заботливо спросил его вождь, слегка коснувшись рукой золотого погона маршала. – Наверняка перелет утомил.

– Никак нет, товарищ Сталин, не устал, – бодро заверил Сталина Рокоссовский, у которого от слов вождя с удвоенной силой забилось сердце. Начало разговора как две капли воды напоминало ему ту октябрьскую беседу, после которой маршал был снят с поста комфронта.

Сталин никак не отреагировал на ответ Рокоссовского. Верный своей давней привычке, он неторопливо прошел вдоль стола заседаний. Дойдя до угла, Сталин повернулся и подошел к расстеленной на столе карте. На ней, цветными карандашами была нанесена последняя обстановка на фронтах. При этом обозначения «Белорусский» и «Украинский» фронты были заменены на «Германский». Вместе с ними на карте присутствовали «Норвежский» и «Югославский» фронты. Встав возле стола, он положил руку на спинку стула и с легким прищуром посмотрел на маршала. В руках у вождя не было его легендарной трубки. В момент принятия важных решений он предпочитал не отвлекаться на курение.

– Хороший ответ, товарищ Рокоссовский. Очень хорошо, что вы не устали, хотя нагрузка, что легла на ваши плечи, была колоссальная. Ставка вполне довольна результатом действий армий вашего фронта в Нижней Саксонии. Правда, полного контроля над морским побережьем нам так и не удалось установить, – Сталин сделал паузу и выразительно посмотрел на маршала. В телефонном разговоре он обещал Сталину сбросить канадцев в море и не совсем сдержал свое слово. Его танки вышли к побережью, захватили главную гавань рейха на Северном море – Вильгельмсхафен, пленили свыше двадцати тысяч человек, но Норддейх и Эмден остались в руках врага. Это был единственный серьезный прокол в действиях Рокоссовского, заставляющий маршала нервничать в кабинете у Верховного.

– Однако это по большому счету уже не так уж и важно. Ставка считает, что удержание канадцами Норддейха и Эмдена в сложившейся обстановке нам даже на руку. Пусть господин Черчилль думает, что наша главная цель – контроль над морским побережьем. Наши разведчики сообщают, что он намерен до конца биться за Голландию с ее портами, – усмехнулся Сталин. – Что же, мы ничего не имеем против этого. Более того, мы очень хотим, чтобы противник как можно дольше именно та и думал.

– И мы не будем вести борьбу за побережье? Но как же так, товарищ Сталин? Ведь Амстердам и Роттердам имеют важное стратегическое значение.

– Нет, товарищ Рокоссовский. Генеральный штаб считает, что сражение за Голландию и ее порты вовлечет наши войска в затяжную позиционную борьбу с непредсказуемым исходом. Знаете, как гауляйтер Зейсс-Инкварт не допустил захвата Голландии англичанами? Этот сукин сын объявил, что взорвет все дамбы и затопит всю прибрежную часть страны. И фельдмаршал Монтгомери принял его условия. Только десятого мая германские войска в Голландии сложили оружие, и то под сильным нажимом