Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До конца не сойдет, — буркнула в ответ, отстраняясь от отца и разворачиваясь к зеркалу.
— И тебе здравствуй, Александра, — пропела в ответ стройная блондинка в стильном платье от известного бренда. Светлые локоны были закручены в изящную ракушку и украшены красивой заколкой, усыпанной… ну, мне бы хотелось зло сказать, что стразами, но, увы, маман предпочитала исключительно украшения с драгоценными камнями, желательно бриллиантами. Платье тоже — только известных брендов из лучших домов моды Европы, как и обувь. Все в образе Виктории Сокольской просто «кричало» о роскоши и достатке.
— Вика, здравствуй. Рад, что ты смогла приехать на помолвку дочери, — спокойно проговорил отец, приближаясь к жене и осторожно целуя ее в щеку. Она в ответ только чуть сморщила носик, но старательно изобразила поцелуй возле его щеки. — Решил сказать напутственное слово дочери…
— Ой, оставь эту патетику, Сокольский, — скривилась мама, бросая на меня насмешливый взгляд. — Ты уже все давно решил, и она, как послушная овца… ой, прости, детка, — усмехнулась Виктория, посмотрев на мое разгневанное лицо, — как послушная дочь согласилась с этим…
— Вика!
— Что? — невинно хлопнула она глазками, а я невольно поморщилась — просто она переигрывала, и выглядело это, мягко говоря, странно. — Ну, что «Вика»? Она хоть счастлива, твоя дочь? — ее губы, накрашенные темно-бордовой помадой — цвета дорогого вина, как любит называть это Кристина — растянулись в злой усмешке. Мамуля никогда не обременяла себя заботами о том, как чувствует себя человек, когда о нем говорят в третьем лице.
— Очень счастлива, дорогая мамочка, — не осталась я в долгу, также растягивая губы в ядовитой улыбке. — Все благодаря твоим молитвам о судьбе дорогой дочери.
— Александра! — папа смотрел с укором, пытаясь взглядом предостеречь меня от дальнейших проделок в адрес матери.
Я повернулась к ней спиной, давая понять, что ее больше не существует в моей жизни, и обратилась к отцу:
— Пап, ты иди, я скоро спущусь. Еще немного поколдую над макияжем и приду, хорошо?
— Не задерживайся, детка, — папа невесомо поцеловал меня в щеку, подхватил возмущенно что-то выговаривающую ему супругу, и скрылся за дверью.
Я снова повернулась к зеркалу, стараясь сделать несколько глубоких вдохов и собраться с силами, чтобы спуститься вниз к гостям.
Все-таки приползла, гадина! Мои мысли вернулись к приезду матери. Знаю, что нельзя так о родном человеке, но я уже давно избавилась от иллюзий, что когда-нибудь в ней проснется материнский инстинкт и мама сможет полюбить меня. Увы, так бывает, что он отсутствует напрочь…
Я тряхнула головой, прогоняя неприятные мысли и некрасивую сцену, но в итоге лишь больше накручивала себя. Вместо того, чтобы улыбнуться и с гордо поднятой головой выйти к гостям, я зачем-то полезла в сумочку, извлекая на свет свой самый страшный «кошмар», вернее, доказательство его существования. На ладонь привычной тяжестью легла золотая витая сережка. Та самая, которую еще недавно потеряла моя подруга. И мне бы в открытую спросить о ней Кристину, но…
Я снова вернулась в воспоминаниях в тот вечер, когда после злополучной встречи на мосту, сгорая от унижения и стыда, я неслась в нашу с Бахтияром квартиру. Наверное, мечтала найти там свой «уголок», в котором будет удобно прятаться от мира и можно вволю поплакать. И я даже так и сделала, зная, что никто не станет искать меня — отца в городе не было, Бахтияр занят допоздна в компании, а Кристина, кажется, должна была идти на свидание со своим тайным ухажером. Внутри зияла настоящая пустота, и я в который раз задалась вопросом — почему меня так задели слова незнакомого мужчины? Я не знала ответа, и вроде бы он прав, но… понять и принять это — совершенно разные вещи.
Я подняла взгляд на часы, мысленно выругавшись на себя за то, что прорыдала по пустякам больше двух часов, и до прихода обещанной Бахтияром бригады оставалось очень мало времени. Быстро одернула платье, рассматривая, не слишком ли оно помялось, и подняла с кровати подушки, что поправить смятое покрывало. Сдернула его, чтобы застелить заново и обомлела. В этот момент мне показалось, что время замерло.
На кровати лежала серьга Кристины, которую мы с ней искали днем. На фоне жемчужно-серого шелка простыни она выделялась ярким пятном. Я потянулась, но замерла, не решаясь дотронуться до нее. Может… может, это не она? Просто похожая? Я тупо смотрела на ювелирное изделие, пытаясь соотнести ее со второй, оставшейся в ушке подруги. И вспоминала панику в ее глазах, когда я ей об этом сказала. Так неужели… неужели?.. Нет, поверить не могу! Этого. Просто. Не может. Быть! Она просто потеряла ее где-то…
«Ага! Где-то… да тут в вашей кровати и потеряла, — противно шепнул внутренний голос. В нашей. Я вздрогнула, прогоняя неожиданно всплывший в памяти жуткий вечер. Тот самый, когда… когда мне показалось…
Я подняла подушку, глядя на нее, как мерзкую рептилию. Осторожно поднесла к носу, делая вдох. Тогда, от слез мне заложило нос, и я не сразу почувствовала знакомый терпкий аромат, но не теперь… шелковая наволочка пусть и неуловимо, но сохранила аромат чужих духов. Но таких до боли знакомых…
«Ну, ты Сань, совсем от жизни отстала! Это тебе не какая-то „Шанелька“ — это „Уд“ от Тома Форда! — Кристина не без гордости демонстрирует мне флакон. — Стойкая до обалдения! Папа сегодня подарил! Вот, — в ладонь ложится черный флакон, а я осторожно втягиваю носом аромат, пытаясь не морщиться от его терпкости. Что тут может нравиться?! Горечь дыма? Или запах мускуса и кожи? Как по мне, так это больше мужчине подойдет.
— Не, ну ты… деревня! Старушанция! — беззлобно критикует меня Кристина, — все бы своими духами из „подземки“ брызгалась. А это… То-ом Фо-орд!» — с благоговейным придыханием произносит она.
Я открываю глаза, пытаясь сообразить, что не так. А где слезы? Где боль от предательства? Почему сердце не рвет на части от боли и ненависти к… ним? Почему я не вою от безысходности?! Ведь эти двое, по сути, предали меня. Иначе не может быть. И можно ли чувствовать облегчение от… предательства тех, кто еще недавно были самыми дорогими людьми? Или не были…
Бездумно застелила постель, предварительно спрятав на дне сумочки «улику». Правда, что с ней делать дальше, я пока не знала — надо подумать, а не решать сгоряча. Могу ли с уверенностью сказать, что Кристина и Бахтияр не могли быть любовниками?
