Вердикт: невиновен! - Ева Львова

Так, минуточку, я чего-то не понимаю. Почему потерпевший вдруг Зверев, когда должен быть Черненко? Да нет, этого не может быть! Неужели дед был прав и Кира Ивановна всё перепутала?

– Кира Ивановна, – оторвавшись от чтения, простонала я, пристально вглядываясь в приветливое лицо старушки, – вам пора принимать «Глицин».

Секретарша растерянно помолчала, не понимая, что за странные советы даёт ей юная коллега. Совок с мусором в её руке мелко задрожал, и, предчувствуя недоброе, Кира Ивановна взволнованно спросила:

– Зачем, деточка?

– Для улучшения памяти! – рявкнула я, гневно сверкая глазами. И, обращаясь к приятелю, проговорила: – Знаешь, Борька, какие мы с тобой дураки? Ты хоть читал приговор?

Понурый Борис, секунду назад отправленный в отставку, моментально ожил. Глаза его загорелись энтузиазмом, выражая немалый интерес к делу.

– Нет, а что там написано? – забирая у меня мятый листок, поинтересовался он.

– Мы думали, что Черненко насильник, а оказалось – ничего подобного! Насильника зовут Роман Зверев. Зверев так же, как и Черненко, был аспирантом Столичного гуманитарного университета. Всё вы, Кира Ивановна, перепутали!

– Ну да, Роман Зверев, – уверенно отчеканила Кира Ивановна. – А я тебе как сказала?

– Вы сказали Черненко! – пеняла я старушке.

– Да нет же, ты что-то путаешь, деточка, у меня феноменальная память на имена и лица, – упрямилась секретарша, высыпая мусор в пакет. – Я как сейчас помню, что назвала тебе имя Романа Зверева. Зачем бы я стала говорить про Черненко?

– И что ты теперь собираешься делать? – осведомился Борис, не обращая внимания на лепет секретарши.

– Хочу прокатиться до университета, мне кажется, в одной из монографий убитого профессора я встречала фамилию Зверев. Ещё не поздно, библиотека должна работать.

– Давай прогуляйся, всё лучше, чем сидеть в серпентарии с нашей Машей. Машенька, сделай одолжение, верни Агате адвокатское удостоверение, – прокричал Борис в сторону офиса.

Ветрова вплыла на кухню и надменно положила на стол мои документы.

– Ладно, до вечера, – чмокнула я в щёку Бориса.

– Ты правда сюда приедешь? – сдавленным голосом спросил он.

– Я подумаю, – кокетливо ответила я и с удивлением поняла, что готова спать на узком неудобном диванчике хоть всю жизнь.

С недавних пор я открыла для себя, что, если слушать во время дороги хорошую аудиокнигу, до места доберёшься гораздо быстрее. По пути в университет я поставила Хемингуэя и успела прослушать до конца «Прощай, оружие», но в нудных московских пробках практически не устала. В библиотеку университета я приехала за час до закрытия. На этот раз за стойкой работала пожилая женщина в очках. Предъявив документы, я попросила выдать книги профессора Черненко и получила те же издания, которые просматривала в прошлый раз. Внимательное изучение первого же сборника статей принесло плоды.

На титульном листе брошюры среди перечисленных соавторов профессора мне бросилось в глаза окаймлённое траурной рамкой имя Романа Зверева. Я взяла брошюру и направилась к стойке библиотекарши.

– Скажите, пожалуйста, вы давно работаете в университете? – поинтересовалась я.

– Не так чтобы очень, а что? – смутилась библиотекарша.

– Меня интересует Роман Зверев, – указывая пальцем на чёрную рамку, пояснила я.

– Даже не знаю, чем вам помочь, – пожала плечами сотрудница библиотеки. – Сборник издан в середине девяностых, а я здесь работаю с две тысячи восьмого года.

Женщина взяла в руки книгу и углубилась в изучение перечисленных на титульном листе фамилий. Пробежав список авторов глазами, она задержалась на одном имени и окинула читальный зал внимательным взглядом.

– За крайним столиком сидит женщина с красным атласом в руках. Это доцент Высоцкая. Зоя Даниловна участвовала в составлении этого сборника и наверняка была знакома с Романом Зверевым. Подойдите к ней, она скорее сможет вам помочь, чем я.

– Спасибо вам огромное, – с чувством сказала я и устремилась к крайнему столику.

Услышав, что я защищаю студента Мызина, женщина вскинула на меня прозрачные серые глаза и скользнула взглядом по удостоверению.

– Чем обязана? – сухо спросила она.

– Простите, вы знали Романа Зверева? – осведомилась я.

– Конечно, а в чём дело?

– А про историю с лаборанткой Глаголевой вам что-нибудь известно?

– Вы не отвечаете на мой вопрос, – сдвинула светлые брови доцент Высоцкая.

– Дело в том, – сбивчиво начала я, – что линия защиты требует дополнительного выяснения мотивов убийства профессора Черненко. Мне удалось узнать, что изнасилованная Эмма Глаголева родила в тюрьме двойню – мальчика и девочку. Я допускаю, что кто-то из повзрослевших детей Глаголевой может быть причастен к смерти профессора. Поэтому хочу как можно больше знать об этой истории.

– Петя повёл себя как герой, – печально улыбнулась женщина. – Он спас бедную девочку, когда она после всего случившегося побежала топиться. Черненко прыгнул за Эммой в ледяную воду и вытащил её из реки. Он не виноват, что подхватил двухстороннее воспаление лёгких и не смог выступить на суде. Черненко очень переживал, что Глаголеву осудили, казнил себя и думал, что это из-за него. Мне кажется, он был в неё влюблён.

– Постойте, вы говорите – бедная девочка, а в материалах дела Эмма выставлена этакой коварной ревнивицей, – удивилась я.

– Да что вы, какая там ревнивица! – покачала головой Зоя Даниловна. – Девочке очень не повезло с адвокатом, он был какой-то нервный и бестолковый. Я присутствовала на суде, и мне показалось, что адвокат Глаголевой больше озабочен тем, какое впечатление он производит на публику, чем результатом процесса. Вы же понимаете, что обвинение всё представило в самом невыгодном для Эммы свете, выставив Глаголеву чуть ли не сексуальной маньячкой. На самом деле лаборантка Глаголева заслужила в университете репутацию недотроги.

– Даже так? – не поверила я, после прочтения приговора представлявшая себе подсудимую как эдакую леди-вамп.

– Представьте себе, – подтвердила доцент Высоцкая. – Эмма не отвечала на ухаживания молодых преподавателей и аспирантов, увивавшихся вокруг неё, и это сильно раздражало наших мужчин. Молодым людям было обидно, что провинциальная девица хоть и смазливая, но всё же не звезда, ходит по вузу, задрав нос. Под Новый год в институте планировались грандиозные гулянья. В общежитии организовали дискотеку, перед которой, как водится, многие приняли изрядную дозу спиртного. Глаголева и здесь проявила высокомерие и на танцы не явилась. Тогда самый обиженный на Эмму аспирант Рома Зверев предложил отправиться к ней в комнату и выяснить – а в чём, собственно, дело? Причём не только предложил, но и воплотил свою идею в жизнь. Мы узнали подробности от Пети Черненко, которому Эмма потом уже рассказала, как всё было. Лаборантка лежала в кровати и читала книгу, когда к ней в комнату вошёл Роман и потребовал, чтобы Глаголева не пренебрегала их обществом. Парень завалился рядом с Эммой и начал её домогаться. Соседка по комнате уехала на каникулы домой, поэтому помочь девушке было некому. Глаголева стала звать на помощь, но в шуме праздника её криков никто не слышал. Незваный гость, в конце концов, изнасиловал Глаголеву, после чего повернулся на бок и захрапел. Ножом для резки хлеба Эмма пырнула спящего аспиранта, оделась и пошла топиться. Из ледяной воды девушку спас приятель насильника, тоже аспирант нашего вуза Петя Черненко. На суде он был заявлен как главный свидетель защиты, но на заседание так и не явился, оказавшись в больнице с двухсторонним воспалением лёгких. Суд счёл возможным провести слушание дела в его отсутствие. Поэтому встречный иск об изнасиловании, выдвинутый адвокатом обвиняемой Глаголевой, затрещал по швам. Друзья насильника в один голос убеждали суд, что Эмма Глаголева добровольно повела Романа к себе в комнату, и некому было рассказать, что на самом деле девушка была цинично обесчещена и собиралась из-за этого покончить с собой.

– Почему же все молчали? – возмутилась я. – Вы же не могли не знать, что происходит!

– Да нет же, мы узнали об этом после того, как Петя вышел из больницы. Хотя зачем я вру? – вдруг рассердилась женщина. – Конечно, все видели, как Рома и его компания приставали к Эмме и как она от них шарахалась и их боялась. Но нам, аспирантам, предстояло защищаться в стенах университета, и никто не хотел проблем.

Зоя Даниловна опустила глаза и сидела так некоторое время, думая о своём. Я тронула женщину за руку и задала следующий вопрос:

– А Зверев? Его потом совесть не мучила?

– Совесть? Романа? – встрепенулась Зоя Даниловна. – Ну что вы! Роману Фёдоровичу такая нравственная категория вообще не была знакома. Эмма никому ничего плохого не сделала и так жестоко поплатилась за свою молодость и свежесть, а Рома только и говорил, что об увечье, которое ему нанесли. Нет, он не раскаивался. Ему не жалко было Эмму. Я её хорошо запомнила – невысокая, застенчивая девушка с румянцем во всю щёку. Видно было, что прилично воспитана. Любила читать – всё время в лаборантской сидела с книжкой.