Конец эпохи - Владимир Марышев

– Слушай, Йорн, – сказал он. – Конечно, в моих руках власть, и уж будь уверен, делиться ею я ни с кем не собираюсь. А в данном случае моя сила проявится в том, что я не буду тебя наказывать. Не буду, и всё. Потому что я деспот. Самодур. Как захочу, так и будет. Удовлетворен? Тоже мне вояка, пришел права качать. Нарочно не буду тебя наказывать, чтобы ты не подумал, будто твое мнение что-то для меня значит.

Каким бы тугодумом ни был Хальберг, он понял, что над ним смеются.

– Не надо так со мной, командир, – сказал он. – Не надо.

– Ладно, Йорн, – сказал Родриго, – поговорим как мужчина с мужчиной. Недоволен мной – набей морду. Если получится, конечно. За последствия не отвечаю. Могу только пообещать, что шеф ничего не узнает. А вот так приходить и трепаться своей воспаленной гордостью – это… Ну можешь ты хоть иногда не видеть во мне командира? Пришел бы как-нибудь, поговорил. Я же, в конце концов, вместе со всеми вами варюсь в одном соку. Так что давай не будем ставить друг другу ультиматумы. Договорились?

Хальберг поднялся. Решимости на его лице уже не было. Людей, привыкших всё на свете взвешивать с позиции «или – или», всегда ставит в тупик наличие третьего, неучтенного варианта. Командир отказался поставить его на место, козыряя служебным положением, но он не производил впечатления слабака. «Пришел бы как-нибудь, поговорил…» Это еще надо было переварить!

– Иди, Йорн, подумай, – сказал Родриго. – Честное слово, меня сейчас занимают совсем другие проблемы.

Хальберг молча повернулся и вышел. Родриго облегченно вздохнул и опять склонился над столом, но минуты через две сигнализатор вновь напомнил о себе.

На сей раз это был Ольшанцев.

– Привет, Родриго, – сказал он, входя. – Не забыл еще про тот наш высокоученый разговор? Ну насчет пришельцев, наводнивших планету своими поделками? Сегодня можешь снять со своих уст печать молчания. Иджертон решил, что пора раскрыть карты. Слышал объявление?

– Слышал. – Родриго нарисовал очередную завитушку и отложил листок в сторону. – Как раз об этом сейчас и думаю.

– Да? Что-то не похоже. – Иван взял в руки творение Родриго и стал его внимательно разглядывать. – Да у тебя, никак, талант прорезался? Что это такое?

– Мой маленький секрет, – с нарочитой важностью произнес Родриго, но не сумел сохранить серьезную мину, и его рот помимо воли растянулся в улыбке. – Понимаешь, был у нас в училище один чудик. Когда нашему отделению ставили трудную задачу, особенно на пространственное воображение, все хватались за голову, а он – за люмограф. Доставал листок и начинал вырисовывать кружки и квадратики. Говорил, что это ему здорово помогает сосредоточиться. Поначалу все над ним просто угорали, подшучивали, как могли. Но вскоре оказалось, что с подобными заданиями он справлялся лучше всех. У меня с воображением всегда было неплохо, но мысли часто путались. Легко отвлекался, когда в голову начинала лезть всякая ерунда. Короче, стал я наблюдать за этим типом и однажды тоже решил попробовать. Знаешь, это иногда и в самом деле помогало. Рисуешь, рисуешь, вдруг – р-раз! – и есть решение.

– И до сих пор срабатывает?

– Я же сказал: иногда.

– Потрясающе! – Иван сел и закинул ногу за ногу. – Ну так позволь мне поприсутствовать при творческих муках титана мысли. Насколько я понимаю, пустяковая задачка не подвигла бы тебя на создание такого шедевра, как этот. Представляю, какая грандиозная проблема терзает твой гениальный мозг. Поделись, будь другом!

– Мой гениальный мозг, – ответил Родриго, – силится разгадать загадку этих самых пришельцев. С тех пор как ты мне о них рассказал, не могу успокоиться.

– Ты серьезно… или как?

– Вполне серьезно.

– Брось, не забивай голову. Через несколько минут услышишь от Иджертона такое, что все теории, которые ты уже успел родить, покажутся тебе детским лепетом.

– Не покажутся, если, конечно, вы не отказались от гипотезы с «Персеем» и не придумали чего-нибудь пооригинальнее.

Иван вскочил.

– Ты знаешь о «Персее»? Откуда?

– Твой шеф рассказал. Очевидно, решил, что я внушаю доверие.

– Неужели? Ну ты делаешь успехи! Наш шеф, вообще-то, человек разговорчивый, хотя и затворник, но… – Последовала пауза. – Слушай, если так, то над чем ты еще размышляешь?

Родриго заколебался. Его так и подмывало рассказать о лесных видениях, но он сдержался. Еще не время.

– Понимаешь… Он о «Персее» только вскользь упомянул, в самом конце разговора. А потом сказал, что больше времени мне уделить не сможет, у него какие-то неотложные дела. Ну я и решил самостоятельно сделать выводы… А! Забудь об этом, считай моим очередным заскоком. Наверно, дилетант, собравшийся отбирать хлеб у специалистов, это очень смешно. – Он взял рисунок, собираясь бросить его в утилизатор.

– Постой-постой. – Ольшанцев перехватил листок. – Подари-ка его мне.

– Зачем?

– Как это – зачем? Повешу у себя в комнате, любоваться буду. Ты же знаешь мою страсть к редкостям. Что может быть уникальнее, чем живопись десантника? Слушай, тебе надо продолжать – твои рисунки будут рвать из рук.

– Ладно, уговорил. Забирай эту пачкотню с глаз моих долой. Видеть ее больше не могу.

– Напрасно так говоришь. Недооцениваешь свой талант. Кстати, не пора ли в «развлекалку»? Иджертон, наверно, уже полдоклада прочитал. Я как раз туда собирался, хотел понаблюдать за реакцией вашей братии. Пошли!

– Итак, – говорил Иджертон, – что же случилось с «Персеем»? Исходя только из самого факта исчезновения корабля, установить истину чрезвычайно трудно. Даже гениальнейший детектив ничего не сможет сделать без улик. Смею надеяться, что теперь улика у нас есть. Это – сам биологический мир Оливии. Попробуем перекинуть мостик от одного к другому и восстановить последовательность событий.

Вспомнив историю «бунта роботов», нетрудно предположить, что уже на начальной стадии полета Мак обрел разум. Осознав себя как личность, он должен был рассмотреть три варианта дальнейших действий. Первый – продолжать лететь к намеченной цели. Второй – отказаться от невыносимо долгого путешествия в полном одиночестве и вернуться на Землю. Третий – изменить курс, направиться к какой-нибудь другой звезде. Теперь попробуем поставить себя на место Мака. Возвращаться на Землю – чистое самоубийство: люди не будут церемониться с непослушной машиной. Менять курс тоже как будто не имеет большого смысла. Всё-таки намеченное светило – практически двойник Солнца, его планеты должны быть наиболее благоприятными не только для землян, но и для всех земных устройств. У другой звезды может или вовсе не оказаться планет, или там будут лишь газовые гиганты типа Юпитера, непригодные даже для посадки. Значит, оставалось одно – продолжать прежний путь. Теперь посмотрим, если у нас основания полагать, что этот путь не был завершен. В случае с «Телемахом» сомнений быть не могло – его погубил аннигиляционный взрыв. Станция слежения обнаружила вспышку именно в той расчетной точке, где должен был находиться звездолет. За полетом «Персея» тоже следили, но ничего подозрительного не зафиксировали. Метеоритная защита у корабля была превосходная: установленная на макете, она за год до старта успешно прошла все испытания. Что еще? Отказ аппаратуры? Но Мак, в распоряжении которого была целая армия ремонтников, справился бы с любой поломкой. Вероятность отказа самого плазменника можно было сбросить со счетов: уже добрый десяток лет у его собратьев не случалось сбоев. Вывод напрашивается сам собой. Мак всё-таки оправдал возложенные на него надежды: постиг природу гиперпространства, перестроил корабль и включил сверхсветовую тягу. Вот только хозяевам об этом доложить не захотел.

Кто-то из десантников присвистнул. Похоже, звездное воинство сочло, что на этот раз шеф научников перегнул палку.

– А мне не верится, Стив, – донесся до Родриго шепот сзади. – Чтобы эти консервные банки, которые мы сто лет назад так здорово расколошматили, могли состряпать современный звездолет? Самостоятельно, без готовой программы? Да они же на самом деле примитивные были, об этом еще Ларозьер говорил!

«Ну конечно, – подумал Родриго, тщетно пытаясь угадать говорившего по голосу, – куда этим жалким плазменникам равняться с тобой – венцом природы, сосудом мысли! Можно подумать, что ты лично задал перцу ничтожным жестянкам. И про Ларозьера – это ты лишнее брякнул. Он не мог так сказать, потому что считал: недооценивать противника – это преступление. Благодаря этому и сумел победить».

Иджертон между тем продолжал:

– Вижу, вы восприняли мои слова скептически. Но можете поверить: перед тем как сделать свое заявление, я взвесил все «за» и «против». Послушайте еще. По тем временам энерговооруженность «Персея» была огромной, по нашим – более чем средней. Так что гиперустановка, которую собрал Мак, безусловно, уступала по мощности двигателю нашего «Мирфака». Как бы далеко ни продвинулись научные изыскания плазменника, его сдерживали чисто технические рамки. Вероятно, переоборудованный «Персей» напоминал наши первые, несовершенные модели ГП-звездолетов. Однако даже они, как мы знаем, могли преодолевать расстояние до шестидесяти-семидесяти парсек. Другое дело, что путешествие со столь слабой установкой, согласно формуле Диланяна, заняло бы довольно много времени – лет тридцать, не меньше. Но десятки лет – это не сотни, как при полете с околосветовой скоростью. Таким образом, Мак, по всей видимости, уже давным-давно находится на Оливии.