Вор и убийца - Флейм Корвин

— Хорошо, — перебил его инквизитор, — вы тоже останетесь здесь.

Приказной тон церковника не терпел возражений. Он снова повернулся к Фоссу, на сей раз инквизитор возложил ладони на голову бывшего наемника и принялся читать молитвы.

Я снова тихо ругнулся. Он же угробит его! Кровь молитвами не остановить! Нужно приложить бинты к ране. Когда я шагнул вперед, тяжелая лапа Роя легла на плечо:

— Стой тихо!

Монотонное звучание молитвы заполнило комнату. Инквизитор не повышал голоса, но его речь будто охватила все пространство вокруг. Голос священника дрогнул, и он убрал руки от головы Фосса. Вместо раны на шее появился рубец шрама. Церковник оказался сильнейшим магом-врачевателем!

— Рана заживлена. Господь милосерден, укус не задел жизненно важных артерий, но дьявольская тварь сильно толкнула его. Падая, ваш друг ударился затылком о край столешницы и теперь в беспамятстве, — тоном опытного врачевателя произнес Велдон, подходя к нам. — Ныне его жизнь вне опасности. Вот душа…

Голос выдавал в нем сильнейшую усталость, но взгляд все так же давил на нас. Под личиной лекаря с седой бородкой скрывался совершенно другой человек, в черных глазах которого все остальные являлись закоренелыми грешниками.

— Кто обнаружил несчастного? — спросил священник.

— Его заметил я, святой отец.

— Тебе крайне повезло, сын мой. Его нашли очень вовремя, он лишился много крови. Сейчас без сознания, но мог бы уже и преставится. Без исповеди!

Теперь Велдон смотрел только на меня. Говорил, что я вовремя обнаружил Фосса и тем самым спас ему жизнь, но за словами церковника отчетливо слышалось обвинение в мой адрес.

— Упырь укусил вашего товарища в шею, — продолжил инквизитор. — Вы понимаете, что это значит?

Рой хмурился, но молчал. Я посмотрел на Джона, у того проступил круглый желвак и шевелился на правой щеке. Оба они выглядели так, словно лицезрели у кровати Фоссато палача. У меня имелось, что возразить церковнику, ведь я точно знал, что Оливера ранил не вампир, однако про это лучше промолчать

Священник повернулся к постели Оливера.

— С этой ночи он предается на попечение Церкви, — резюмировал отец Томас. — В аббатстве Маунт исцеляют души и спасают всех, кто пострадал от когтей и клыков нечисти. Сие чадо Господа нашего найдет уход и покой в том святом месте, как и все остальные.

Рой шумно засопел. Шрам тихо забубнил проклятья, его кулаки сжимались и разжимались. Но мы перестали существовать для инквизитора, теперь он не замечал нас. Все его внимание переключилось на лежащего в беспамятстве Оливера.

— Господин лейтенант! — неожиданно для меня священник обратился к офицеру. Сейчас в номере оставались только мы, Велдон и офицер с несколькими солдатами. Все прочие исчезли, даже трактирщик.

— Да, святой отец, — лейтенант услужливо вытянуться во фрунт. Вся его спесивость куда-то исчезла.

— Вы знаете, что должны делать.

— Да, святой отец, — повторился офицер и обратился затем к нам. — Господа, вынужден подвергнуть вас аресту.

Я растерянно посмотрел на Роя, а затем на офицера. Семеро стражников за его спиной решительно развернулись в нашу сторону, держа в руках оружие.

— Слушайте его и без глупостей, — процедил Акан и уже громче произнес для присутствующих. — Мы, безусловно, подчинимся требованиям закона.

Под приглядом стражи мы спустились вниз, словно преступники, только что без цепей. В общем зале на лавках расселись солдаты, а у стойки трактирщика переговаривались еще два инквизитора. Один молодой и длиннющий, второй средних лет. Под рясой старшего проглядывалось изрядное брюшко. Оба церковника разительно отличались от отца Томаса. У них тоже имелся крестный крест, но взгляд не цеплялся за темно-коричневое одеяние, нет гнетущего ощущения угрозы.

Никого другого в обеденном зале не было: ни прислуги, ни постояльцев, ни даже хозяина гостиницы. Акана снова усадили напротив лейтенанта, а меня и Джона вывели наружу. Я лишь успел наскоро умыться в бадье с водой, смыв с себя чужую кровь.

На улице вокруг постоялого двора также сновали стражники. Сколько же их сюда нагнали?

Офицер препоручили нас десятку солдат, которые повели к городской тюрьме, а Рой покамест задержался на постоялом дворе в обществе господина лейтенанта и вытащенного из закутков гостиницы сонного мастера Дольфина. Требовалось составить опись сундуков и тюков арестованных, которые пребудут в гостинице на время нашего заточения. Конечно, до тех пор, пока мы платим за хранение. А, если срок оплаты истечет, и мы все еще будем под стражей и откажемся или не сможем оплачивать хранение, все имущество перейдет в собственность казны. Не окажись офицер столь медлительным в заполнении бумаги, нас бы отконвоировали в тюрьму втроем. Все наши сундуки успел забрать Морок, и, за исключением личных вещей, в номерах более ничего не оставалось.

Я и Джон передвигали ногами молча. Покинув взбудораженный и наполненный стражей гостиничный квартал, мы вступили в спящий ночной город. Улицы хорошо освещались, как во всех городках Загорья, но повсюду царствовала пустота. Лишь дважды повстречались другие наряды стражи. Постепенно светало.

Тюрьма размещалась в северной части города за периметром внутреннего бастиона Бранда. Это был приземистый старый замок, довольно значительный по занимаемой территории. Стены опоясывал неглубокий, как мне показалось, ров с водой, через который вел каменный мост.

Мы прошли через раскрытые наполовину ворота Южной башни, мимо дюжины зевающих пикинеров, и повернули направо. Тюремное здание из грубого темного камня пристроилось к стене в западном крыле бастиона. Почти все окна тюрьмы были загорожены побуревшими от времени железными прутьями. В противоположной стороне за казармами и складами виднелся дворец генерал-губернатора Загорья. Весьма интересные бумаги Дамана в надежном месте, я помню. Однако сейчас мне не до Конрада Дамана.

За тяжелыми дверьми тюрьмы из двух створок, оббитых крашенными металлическими листами, находилось просторное квадратное помещение с двумя решетчатыми двери справа и слева от входа и лестницами, ведущими вниз и вверх. Нас направили на второй этаж, где передали капралу с несвежим лицом, длинными черными усами и заметными мешками под глазами. За его спиной на кушетках развалились четыре стражника, все они спали. Конвой ушёл.

— Имена, — буркнул капрал, взяв перо у заляпанной чернильницы, и открыл толстую тетрадь. На нас он не смотрел, наши руки связаны не были и мы вполне бы могли прибить подофицера и остальных спящих тюремщиков. Но за все непродолжительное время ареста с нами обходились сносно, даже непривычно учтиво для меня. Ни лейтенант, ни его солдаты не позволили себе тычки, оскорбления и все остальное, что должен испытать каждый заключенный. Я все время поглядывал на Шрама и пока были в таверне на Роя. Если не считать мрачных рож, мои компаньены вели себя абсолютно спокойно, и я решил не форсировать события.