Шаляпин в Петербурге-Петрограде - Виталий Дмитриевский

Когда художник пришел в театр, выяснилось, что работать ему, в сущности,

негде. Просторного помещения не было. Огромные кулисы и занавес художник

расписывал один, без помощников. Костюмы по его эскизам делались

полукустарным способом, часто на квартире управляющего театрами

Теляковского при содействии его жены. Головин не только открыл в театре

просторную художественную мастерскую, он расширил штат оформителей,

привлек к работе театральных художников М. П. Зандина, Б. А. Альмедингена и

других.

Художник Б. А. Альмединген так описал один из театральных вечеров, когда

по обыкновению приступал к работе А.Я. Головин: «...Площадь Мариинского

театра. Двенадцать часов ночи. Мороз лютый. Из подъезда театра движется

поток людей: это зрители расходятся по домам. Возбужденная толпа полна

впечатлениями от спектакля. Знать и богачи степенно направляются к своим

каретам и автомобилям, остальные бегут к трамваю. Многие кличут

закоченевших извозчиков.

На площади горят костры. Возле них в ожидании седоков обычно греются

извозчики и кучера, которые так же, как сто лет назад, «бранят господ и бьют в

ладоши». Вся площадь в движении: фантастическое мелькание от огней костров

и перебегающих фигур, шум, крики, фразы о спектакле...

Постепенно свет в окнах меркнет, гаснут одинокие фонари, обнажается

темный силуэт театра. Публика разошлась, и безлюдную площадь охватывает

зимняя ночь.

...Театр мрачен, но пытливый наблюдатель замечает едва пробивающийся

свет под самой крышей, в одиннадцати полуциркульных окнах. За этими окнами

то место, где создаются «сценические красоты».

В громадной полукруглой мастерской, повторяющей площадь

расположенного под ней зрительного зала, знаменитый художник театра

Александр Яковлевич Головин создает декорации...»

Портрет Шаляпина в роли Мефистофеля был написан Головиным в одну

ночь. «У Шаляпина было в то время обыкновение превращать ночь в день, а

день в ночь, — вспоминал позднее художник, — он выразил желание позировать

мне после спектакля, если угодно до утра, но с тем чтобы портрет был закончен

в один сеанс. Пришлось согласиться и писать портрет при электрическом

освещении. Работа шла у меня почти без перерывов, мне хотелось во что бы тб

ни стало окончить ее, и это удалось, но помню, что устал я ужасно, и когда я

клал последние мазки внизу картины и нагибался, с меня буквально лился пот,

стекая со лба на пол, — до такой степени я изнемог».

Еще один портрет Шаляпина в роли Мефистофеля Головин выполнил в 1909

году. Фон картины выдержан в холодных серебристо-голубых, как бы

мерцающих тонах. Обнаженное плечо, крепкая мускулистая рука придерживает

мертвенно-серый плащ. Другой рукой, вытянутой вперед, Мефистофель как бы

угрожает небесам и богу. Лицо отливает синеватой бледностью, глаза почти без

блеска, в них фанатическая сила, уверенная жестокость. Многие считали, что

Головин изобразил Шаляпина в момент, когда Мефистофель бросает небесам

дерзкий вызов: «Он будет мой!»

В одну из ночей 1908 года под сводами огромной мастерской Головина

создавался портрет Шаляпина в роли Олоферна.

...В убранном коврами шатре на ассирийской скамье возлежит восточный

владыка с чашей в руках, в экзотичных одеяниях. Длинная черная в колечках

борода, тяжелые серьги, глаза чуть навыкате. Поза необычайно царственно-

величественна.

Еще в Мамонтовской опере Шаляпин и Серов много работали над образом

Олоферна, внимательно всматривались в ассирийские, египетские рисунки,

искали особую пластику Олоферна, его мимику, жесты, походку. За разговорами

в дружеском кругу постепенно вырисовывался сценический образ.

Однажды, будучи в гостях у певицы Мамонтовской оперы Т. С. Любатович,

Серов взял со стола полоскательную чашку и обратился к Шаляпину: «Вот,

Федя, смотри, как должен ассирийский царь пить, а вот, — указывая на

барельеф, — как он должен ходить», — и, протянув руки, прошелся по столовой

как истый ассириец. Серов тогда не просто писал эскизы костюма для спектакля

Мамонтовской оперы — он подсказывал Шаляпину рисунок роли, ее характер,

образ. Шаляпин быстро схватывал и развивал на сцене замыслы художника.

Спустя несколько лет, 27 сентября 1907 года, Шаляпин впервые выступил в

Мариинском театре в роли Олоферна. Спектакль имел грандиозный успех. Когда

в последний раз опускался занавес Мариинского театра и зрители, утомленные

рукоплесканиями, покидали зал, Шаляпин в полном облачении и гриме

поднимался в мастерскую Головина. И здесь начинался как бы еще один

спектакль. На сеансы живописи приходили жена Шаляпина Мария

Валентиновна, его друзья — Исай Дворищин, дирижер Даниил Похитонов,

певцы Дмитрий Смирнов и Александр Давыдов, карикатурист Павел Щербов.

Сеанс продолжался всю ночь. До утра не смолкали шутки, Смирнов и Давыдов

пели, Похитонов играл на рояле — время летело незаметно. В таких условиях

Александру Яковлевичу работать было нелегко, но, человек общительный и

добрый, он никогда не возражал против присутствия публики.

Атмосфера мастерской Головина колоритно описана репортером

«Петербургской газеты»: «Огромный, залитый светом зал как-то ослепляет

после путешествия по полутемным коридорам и лестницам. Весь пол устлан

громадными простынями холста. Средняя часть уже покрыта шоколадного цвета

краской. Горшки вдоль стен разной формы, висят тяжеловесные кисти. Снизу из

зрительного зала доносится пение и музыка.

— Не правда ли у нас весело? — спрашивает Головин. — В этой

музыкальной обстановке приятно работается. Часто приходишь утром, и нет

никакого желания работать. В это время внизу начинается репетиция, и музыка

как-то сразу меняет настроение к лучшему».

Головин любил писать шаляпинские портреты, он восхищался своей

моделью. «Придет часа в три ночи, — вспоминал Головин о Шаляпине, — и

простоит до семи-восьми часов утра. Удивительно умеет позировать. Редкая