А потом он убил меня - Натали Барелли

поселился, то начал названивать мне на службу раз по десять на дню. Если я отключала мобильник, то через администраторов доставал. Мешал мне работать. Я сказала, что с меня хватит, что мне с ним неуютно, и попросила съехать. — Она опять начинает дрожать и ломать руки.

Я тянусь к ней, глажу по руке. Кэрол испускает глубокий вздох.

— Он угрожал мне, Эмма. Хватал за горло. Говорил, мол, он знает, что я за ним шпионю, и чтобы я не смела ходить на работу, пока все не уляжется.

— Ты заявила в полицию?

— А что там сделают? Пальчиком ему погрозят? Если бы я обратилась к копам, он бы устроил мне настоящие неприятности, уж в этом я не сомневаюсь.

— И что ты сделала?

— Пришлось взять несколько отгулов на работе. Джим не захотел остаться в Вашингтоне, и мы поехали на Лонг-Айленд. У моих родителей есть квартира в Беллморе, но они давно живут в Великобритании.

— Замечательная жизнь, ничего не скажешь. — Не знаю, зачем съязвила, ведь у меня жизнь не хуже. Я вскидываю руку, извиняясь, и продолжаю: — Не понимаю, чего ты от меня хочешь, Кэрол. Помочь тебе я не могу. У меня были свои проблемы с Джимом, и я больше не хочу иметь с ним ничего общего.

Она смотрит на меня, губы у нее дрожат, и я понимаю, что таится в ее глазах: страх. И отчаяние.

— Он читает мои электронные письма, Эмма. Следит за каждым движением. Я вчера проснулась среди ночи, а он сидит на стуле у кровати и смотрит на меня. Он то ведет себя так, будто невероятно влюблен и жить без меня не может, то угрожает мне. Клянется, что мы будем счастливы вместе в новой жизни, когда тучи у него над головой рассеются, а в следующую минуту уже полон подозрений ко всему, что я говорю или делаю. И нисколечко не сомневается, что я готовлю ему какую-то пакость. Как-то так.

— Но ты все-таки здесь, — замечаю я, и мы разом начинаем озираться.

— Он спал. Я оставила записку, что мне нужно паспорт поменять — у него на самом деле действие закончилось, так что я не соврала. И убедилась, что за мной не следят. Поверь, я была невероятно осторожна.

— Паспорт?

— Он хочет, — чтобы мы уехали за границу. Начать заново.

Я хмыкаю. Где-то я такое уже слышала.

— Куда?

— Вроде бы в Тунис.

— В Тунис? Там есть спрос на американских экономистов?

Кэрол косится на меня.

— У нас с Тунисом нет соглашения о выдаче.

С трудом, но мне все же удается не расхохотаться.

— Если тебе так хотелось поговорить, могла бы просто позвонить.

— Ты в своем уме? Он каждый день мой телефон проверяет: кто мне звонил, кому звонила я. Если увидит твой номер, я буду… — она не договорила. «В беде»? «Мертва»?

На миг я задумываюсь, не приспособить ли Кэрол поискать среди вещей Джима мой старый телефон, пусть бы вернула его мне. Но в обмен на что? Я при всем желании не смогу ей помочь — ну а как? Нутром чую: нужно как можно скорее бежать от нее, не оглядываясь.

Я встаю.

— Еще раз: это больше не имеет ко мне никакого отношения. Мне наплевать, пусть его хоть за мошенничество сажают, хоть поймают на краже печенек. Если желает, пускай даже на Луну летит. Я уж точно возражать не буду. Отпусти его в Тунис.

Кэрол качает головой:

— Он без меня не хочет.

Я вздыхаю:

— Понимаю, вот честно, но вмешиваться не собираюсь, — и разворачиваюсь на пятках, намереваясь уйти подальше от Кэрол и ее проблем. Лучше бы ей больше ко мне не обращаться. Но она говорит (на мой вкус, слишком громко):

— Твоя подруга, Беатрис Джонсон-Грин. Он говорит, ты ее убила.

Вот оно. Я много дней боялась этого момента — когда выяснится, что Джим рассказал кому-то о моем признании. Я останавливаюсь, снова поворачиваюсь к Кэрол и, запрокинув голову, старательно изображаю смех.

— Значит, он так говорит? — спрашиваю я, закончив с балаганом. — Ну круто.

Кэрол пожимает плечами.

— Знаю, Джим совсем свихнулся. Но еще он говорит, что ты не писала тот роман, а украла его как раз у нее, у Беатрис.

Руки повисают вдоль туловища, и я сжимаю кулаки.

— Чушь какая! Да ради бога, как можно украсть роман? Да-а, Джим и правда свихнулся. Совсем крыша поехала. До сих пор по твоему рассказу выходило, будто он слегка с приветом, признаю, — но такое? Ты права, это ни в какие ворота не лезет. Я имею в виду, что из всех его идиотских, фантастичных выдумок…

— Он убьет меня, Эмма. Помоги мне.

Я снова сажусь рядом.

— Что же нам делать? — спрашивает Кэрол.

И тогда я произношу вслух ту самую фразу, которая всего несколько минут назад родилась в самом дальнем уголке мозга:

— Мы сами его убьем.

ГЛАВА 18

Стану ли я серийным убийцей, если на мне будет три трупа?

Мы перебрались в небольшой бар неподалеку от парка Грамерси, и мое решение не пить постигает судьба исчезнувшей с лица земли птицы додо. В любом случае такие разговоры не ведут у обочины тротуара, а в парк без ключа не попадешь, он же частный.

Это самое обычное заведеньице типа «бар плюс гриль», довольно уютное и темноватое. Несколько посетителей есть, но все равно тихо. Для выпивки еще слишком рано, во всяком случае, некоторые считают именно так.

Мы сидим в угловой кабинке. Кэрол по-прежнему в бейсболке, но сняла солнцезащитные очки. Под глазами у нее темные круги, красноречивые следы бессонной ночи. Сейчас на ней уже нет худи, и я вижу, как она похудела с прошлой нашей встречи. Она начинает плакать.

— Кэрол, прекрати, пожалуйста. Ради бога, оглянись по сторонам! Мы в общественном месте.

— Я не смогу никого убить, — всхлипывает она.

— Ладно, поняла. В смысле, я тоже не могу.

— Я даже не знаю, как это делается.

— Так и я не знаю. Наверное, дело непростое.

— Это не вариант, Эмма. У нас не получится его убить.

— О’кей, сначала выслушай меня, а потом, если будут идеи получше, поделишься.

И я рассказываю ей. Почти все. Рассказываю, что за человек на самом деле Джим — на тот случай, если она пока сама не догадалась. Как он пытался убить меня, толкнув под автобус. Как подсыпал какой-то наркотик в шампанское и снова попытался убить, пусть это и не совсем правда. Я смотрю, как глаза у нее делаются громадными и