Беловодье - Марианна Алферова

Подле хозяина на столе раскорячился пузатый начищенный самовар. Роману показалось, что он провалился куда-то на сотню лет назад. Вон бронзовый ковшик на столе. На полке — лампа керосиновая. Колдун уселся напротив дядя Гриши, провел ладонью по столу. Хорошее дерево — землю помнит. И живет еще. Роман и сам бы пожил здесь. Ласково в доме. Сидишь за столом, а по спине будто невидимая ладошка гладит. Наверняка домовой хороший поселился, за домом приглядывает. И дом кажется старинным, обжитым.

— Как Машенька? — поинтересовался Роман, хотя не был уверен, что надо спрашивать.

Дядя Гриша нахмурился:

— Баз ей какую-то гадость вколол. Спит теперь и во сне стонет. Э-эх, не узнать ее прям… Вид у нашей красавицы, как у шлюхи.

— Гриша! — с упреком воскликнула хозяйка.

— Что Гриша-то? Гриша со всем этим дерьмом разберется еще!

Танюша всхлипнула, но без слез.

— Я воду заговорю, — пообещал Роман. — По ложке давать будете, за три дня синяки сойдут, краше прежнего девчонка станет. Остальные спят?

— А кто это — остальные? — Баз, Стен?

— Уехали они. — В самом деле — тишь была в доме, ни одно ожерелье не отзывалось.

Роман вскочил, кинулся к двери.

— Ты куда? — подивился хозяин. — До шоссе — больше километра. Времени — двенадцать часов. Сейчас темно — ни зги не видать. Осень. И убивства по ночам случаются. Возьмут и просто так кого-нибудь прирежут из озорства. Ладно, шучу. Спят они в соседней комнате. Потому как никакие были. Щец мясных со сметаной похлебали, да я им чуток налил всем. Даже мальцу. Вот они теперь и дрыхнут.

Роман рассмеялся и вернулся к столу. Надо ж было сразу сообразить, что хулиганит хозяин, тоску избывает. А с ожерельями связь прервалась из-за самогона. Забористый, видать, у дяди Гриши самогон.

А хозяин уже наполнил гостю стакан до краев.

— Ну, за знакомство.

— Я пить не буду, — сказал Роман.

— Это почему же? — удивился хозяин.

— Я колдун. Мне нельзя. Хозяин расхохотался:

— Вот удивил! У нас тут в Суетеловске тож один колдун живет. Известный — к нему из Питера, из Москвы и даже из-за бугра приезжают. Хлещет только так. Мы с ним завсегда на рыбалку четыре литра берем, не меньше. Так что пей. Самогоновка — для колдунов первое дело. А ты, парень, хорошо сегодня хулиганил, такое дело отметить надо.

Уж неведомо как Роман на этот нехитрый уговор поддался. Верно, долгий этот день его доконал. Сильно его перетряхнуло: бегство из мнимого Беловодья, собственные похороны, Надина смерть, а вечером штурм притона в Суетеловске.

Колдун взял стакан и опрокинул залпом.

— Я выпить любого уговорю. Не было такого, чтоб от моего самогона кто-нибудь отказался. — Хозяин уже протягивал гостю клюквенную запивку.

И вдруг заметил: лицо Романа перекосило так, что прежних черт не узнать, все сместилось: нос сморщился, рот оскалился, щеки раздулись. И колдун выдохнул. Черными хлопьями запорошило угол — занавески, стены, шкафчик с посудой. Один комок попал хозяину на руку. Тот закричал — пепел был горячий, обжигал. Роман закашлялся — изо рта шел пар.

— А ты, парень, хулиган еще круче меня, — изумился дядя Гриша.

Колдун промычал:

— Где колодец?

— Справа, справа от крыльца! — закричала Татьяна.

— Милый, только в колодец не блюй! — крикнул дядя Гриша вдогонку. — Уж так сильно хулиганить не надо!

Роман ринулся на двор, и здесь его вырвало. Шатаясь, побрел к колодцу. Колодец был старый, куда старше дома — сруб уходил глубоко, до самой водоносной жилы. Роман загрохотал цепью, спуская ведро. Слышал, как оно стукается о стенки колодца. Вода была чистая, вкусная и такая холодная, что стыли зубы. Хорошая вода. После первого глотка полегчало, жжение в желудке унялось. Роман набрал в легкие побольше воздуха и обрушил на себя ледяную воду. Вмиг бросило в жар, тело закололи тысячи иголок. Роман облился второй раз и третий. Потом напился. Потом взял ведро с водой и направился обратно к дому. Несмотря на отмытие и питие водное, колдуна все равно шатало, и на крыльцо он взошел после второй попытки.

Заглянул в боковую комнатку. Друзья его спали — слышалось их ровное дыхание. В комнате пахло сырой шерстью, немного перегаром и еще теплом. Тепло тоже пахнет, если оно от живого огня — печное. Роман прислушался. Если кому-нибудь из друзей было бы сейчас плохо, он бы различил. Но ожерелье даже не дрогнуло.

— Погляди, занавески насквозь прожгло, — громким шепотом говорила хозяйка на кухне. — А букет из бессмертников… Один сор. Сколько раз говорила: не пои кого ни попадя.

— А чего он заладил: «Колдун, колдун!» — оправдывался хозяин. — Так бы и сказал: язвенник. Хотя для язвы самогоновка — самое первое лекарство.

Роман вернулся на кухню.

— Да ерунда все, — успокоила гостя Татьяна. — Убытку, считай, никакого. Занавески старые были, бахрома вся повылезла.

— Сейчас поправим, — сказал господин Вернон и плеснул водой на занавески.

Волна воды побежала вверх, к потолку, вспенилась и опала. Ткань переменилась — из обгорелой сделалась яркой, новенькой, легла пышными складками. Бахрома, в самом деле поредевшая, вновь загустела.

Господин Вернон полюбовался работой, потом плеснул в сторону пострадавшего шкафчика, на полке которого чернела залепленная пеплом вазочка с несколькими обугленными ветками — все, что осталось от зимнего букета. Вода брызнула, и вновь засияли помутневшие стекла, следы сколов, ожогов, царапины — все исчезло на деревянных полках и створках, вазочка вытянулась, блеснула новенькой синей эмалью, а на черных ветках закачались разноцветные стеклянные колокольчики. Несколько штук, правда, тут же сорвались с тонюсеньких веточек и разбились. Не бесследно, значит, тот стакан в желудок ухнул. Да, не бесследно — в голове у Романа до сих пор позвякивало.

Огненный у дядя Гриши самогон.

— Сойдет? — спросил Роман, ставя ведро на пол.

— С-сойдет… — ухмыльнулся хозяин, поднялся, потрогал колокольчики в вазе. Они зазвенели.

— Совсем и не надо было беспокоиться, — покачала головой Танюша. — Силы на наши бессмертники и занавески тратить. Силы вам еще самому пригодятся, для более важных дел.

— Фокусы у тебя, конечно, хорошие, как у этого заграничного Копперфильда, но тебе еще над собой работать придется. Надо же, как тебя от самогоновки перекосило, — пробормотал дядя Гриша. — Вот только одного я тебе не забуду, что этих сволочей водой смыл, а я им зубы не выбил все за их хулиганства.

Явный прогресс. Прежде дядя Гриша хотел мучителей резать на кусочки. Теперь речь шла только о зубах.

Хозяин налил себе полный стакан, опрокинул, запил клюквенным морсом, и лицо его прояснилось немного.