Самый обычный день. 86 рассказов - Ким Мунзо

Филология

Колель провел всю вторую половину дня за изучением сходств и различий между двадцать третьей главой одного из романов одного современного писателя (который обладает весьма любопытной на первый взгляд особенностью: он просто набит персонажами, чьи имена — за малым исключением — начинаются на одну и ту же букву), его более ранним рассказом (имена персонажей которого тоже начинаются с той же самой буквы) и позднейшим рассказом того же автора (имена персонажей в нем, правда, начинаются с разных букв, но так же, как в упомянутых выше главе романа и рассказе, темой является ожидание). В восемь часов вечера, когда ему это надоело, он оставил свои штудии, надел пиджак и вышел на улицу.

Сейчас он покупает вечернюю газету, складывает ее вдвое и засовывает под мышку. По дороге в бар Колель думает, что им не мешало бы договориться о том, в чем именно они будут одеты, или назвать какие-нибудь отличительные приметы, хотя, конечно, можно было избежать таких избитых приемов, как гвоздика в петлице. Договариваясь о встрече, никто из них не подумал о том, что им будет трудно узнать друг друга. Впрочем, возможно, думает критик несколько минут спустя, никаких проблем и не возникнет, и нечего, как всегда, забивать себе голову глупостями.

Студентка филологического факультета по имени Паула позвонила Колелю и сказала, что ей необходимо задать ему несколько вопросов об Агусти Бреле, писателе, который после десятилетий забвения нашел себе ярых поклонников с тех пор, как год тому назад одно небольшое издательство в связи с нехваткой новых оригинальных произведений решило переиздать «Удушье в Аддае». Первое издание романа в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году прошло совершенно незамеченным, и после этого, на протяжении тридцати лет, его пожелтевшие и пыльные экземпляры можно было найти в лавках букинистов. Однако год тому назад книга неожиданно стала пользоваться бешеным успехом. Другое издательство, которое в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году выпустило «Пальмы и кипарисы», раззадоренное первым и испытавшее приступ ревности к его удаче, достало со складов все нераспроданные экземпляры — практически полный тираж. Все книги разошлись за пару недель. Второе издание вышло практически сразу, и через пять дней роман исчез из магазинов, к радости издателя, который объяснял всем, кто желал его слушать, что наш мир действительно безумен.

Критик подходит к улице, на которой находится бар, где они договорились встретиться. Еще два перекрестка, и он у цели. Ему приходит в голову мысль о том, что, не назвав никакой конкретной детали своей внешности, он, пожалуй, получил возможность (по крайней мере до момента встречи) предаться мечтам. Естественно, все они могут рухнуть в один миг. Однако голос студентки показался ему таким приятным, что Колель не может отказать себе в удовольствии пофантазировать. Именно ради этих фантазий — теперь ему это совершенно ясно — он и согласился прийти на встречу, а вовсе не потому, что его одолело желание рассказывать студенткам то немногое, что ему известно об Агусти Бреле. Критик, который год тому назад (никогда раньше он и слова не написал об этом авторе) стал одним из первых, кто выразил свою радость по поводу того, что Брель наконец был оценен по достоинству, сейчас считает, что публика (как это часто случается) немного переборщила; словно, подчиняясь закону маятника, из полной темноты забвения этот писатель был вознесен на слишком высокий пьедестал. В считаные месяцы брелизм стал безумно моден, и любой автор, который бы отказался подражать повествовательным приемам, темам или лихорадочному синтаксису Бреля, немедленно подвергся бы насмешкам и был бы предан анафеме с той же самой легкостью, с которой на протяжении многих лет предавали анафеме и подвергали насмешкам самого Бреля. Даже его смерть (которую, когда она наступила, сочли еще одним доказательством отличавшей его безответственности) теперь превратилась в еще один повод для восхищения. Брель погиб вместе со своей женой в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда машина, за рулем которой он сидел, разбилась о скалы в районе Гаррафа. После него осталась дочь (ей не было и года; и поскольку никого из родственников Бреля уже не было в живых, о ребенке пришлось позаботиться родственникам его жены, немцам), два незаконченных романа и значительное количество долгов. В любом случае, размышляет Колель, у него нет никаких иных сведений о Бреле, кроме тех, которые опубликованы в предисловиях к его книгам и в статьях последнего времени (из них перу критика принадлежит только одна), а эти статьи и предисловия студентка филологического факультета, решившая написать работу на данную тему (а именно так она ему представилась, когда позвонила), наверняка читала.

Он подходит к столикам на улице перед баром в самом начале десятого. Уговор о встрече «в десятом часу» заключает в себе некоторую двусмысленность, которая, как понимает сейчас критик, ему совершенно не нравится. Из особ женского пола за столиками он видит только двух старушек, которые тихонько хихикают, и трех девиц, но их вид говорит о том, что они провели весь день на пляже и не могут интересоваться ни Брелем, ни кем-нибудь еще в этом духе. Прежде чем сесть за столик на улице, Колель на всякий случай заглядывает в бар. За стойкой двое мужчин о чем-то спорят, а третий смотрится в бокал с мартини. Убедившись в том, что девушка еще не пришла, критик устраивается за столиком на улице (на котором стоит пустая кружка со следами пивной пены и пепельница), разворачивает газету и принимается за чтение, отрывая глаза от текста каждый раз, когда ему кажется, что появляется какое-то новое лицо. В газете смакуется злободневная тема: союз правоцентристов с левыми, чтобы противостоять левоцентристскому большинству.

Первая девушка, в отношении которой у критика возникают предположения, не она ли студентка, договорившаяся с ним о встрече, приближается к бару по другой стороне улицы. На ней черная блузка и серые брюки. В руках у нее папка, что кажется Колелю важной деталью. Кроме того, девушка смотрит по сторонам, словно не очень хорошо знает эту улицу. По здравом размышлении, однако (быстро соображает критик), это вовсе не признак того, что эта девушка именно та, которую он ждет. Место их встречи выбрала она сама, потому что живет неподалеку. Следовательно, по логике вещей, если и бар и улица расположены рядом с ее домом, она должна хорошо их знать. Девушка переходит через улицу, и на какую-то долю секунды кажется, что она вот-вот зайдет в бар (посмотреть, как ошибочно думает критик, не сидит ли он за стойкой), но она проходит мимо и исчезает за углом.

Согласно мнению некоторых обозревателей, основное значение союза правых центристов с левыми состоит в том, что таким образом нарушается традиция, казавшаяся незыблемой. Теперь (согласно всем показателям) встает вопрос о реакции членов обеих партий и их избирателей. Колель переворачивает страницу. Кто выйдет в финал кубка по футболу, на настоящий момент совершенно неясно.

Парень на велосипеде звонит в звонок и уворачивается от пса, который перебегает улицу. По тротуару к бару приближается женщина. Она в очках, на плече матерчатая сумка, одета в платье цвета перьев зеленого попугая. Критик вздрагивает. А что, если это его студентка? Какая тоска идти с ней ужинать и выносить ее общество весь вечер, хотя бы она и сидела по другую сторону стола в ресторане. Критик мысленно проклинает Бреля и его неожиданных поклонниц. Женщина уже поравнялась со столиками бара. Прежде чем Колель определяет, ищет его эта особа или нет, ее уже находят. Две старушки, которые тихонько хихикали, машут ей руками. Женщина в попугайском платье спешит подойти к их столику и оделяет бабушек поцелуями: по одному в каждую щеку.

Как раз напротив первых столиков бара останавливается такси. Когда таксист зажигает свет, чтобы получить деньги, критик видит, как девушка на заднем сиденье быстро берет сдачу, открывает дверь, выходит и перекидывает ремень сумки через плечо. Как бы хотелось Колелю, чтобы эта девушка оказалась Паулой! Ему уже представляется заманчивая картина: он ужинает с девушкой, которая улыбается его шуткам, и рассказывает ей все, что знает о Бреле. А то, чего он не знает, можно и выдумать. Рядом с такой студенткой он чувствует в себе силы создать, если это понадобится, всего Бреля заново, как раз такого, какой нужен девушке, которая сейчас обводит взглядом всех сидящих за столиками на улице. Критик пытается наэлектризовать свой взгляд до такой степени, чтобы в тот краткий миг, когда их взгляды встретятся, произошло короткое замыкание, сила которого заставила бы студентку понять, что она ищет именно его, человека, способного открыть ей дверь в мир Бреля. Однако девушка не обращает ни малейшего внимания на электрический разряд, открывает дверь в бар и усаживается за стойкой.