За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

Рамсес приподнял факел повыше, и в отсветах пляшущих язычков крохотного пламени Моисей впервые увидел свою темницу. Маленькая, тесная, с белыми известняковыми стенами. Но больше всего Моисея поразило множество рисунков и иероглифов, покрывавших их неровную поверхность. Видимо не один узник коротал долгое ожидание в непроглядной темноте неприхотливым занятием.

По лицу Рамсеса пробежал отблеск какого-то чувства. Моисею не удалось понять, было ли это на самом деле облегчением или ему просто показалось в красноватых отсветах факела. Уже через миг лицо Рамсеса опять ничего не выражало, кроме того удивительно естественного высокомерия, которым обладали все египетские правители.

— А ты, видать, так ничего и не понял, — превосходство сквозило и в голосе Рамсеса.

Моисей ждал продолжения, но его не последовало. Фараон решил, что сказал достаточно и теперь просто стоял, вопросительно глядя на Моисея.

Да, пришло время брать судьбу в свои руки:

— Рамсес, а что ты собираешься теперь делать? Казнить меня и рабов, что стоят на площади?

Вопрос беспомощно повис в воздухе — фараон по-прежнему хранил молчание, не удосуживая брата ответом. Когда пауза затянулась до невозможности, Моисей почувствовал, что пора продолжать.

— На твоем месте я бы не пытался применить силу. Тебя и так не любят в столице. Опасность заговора и переворота немедленно вырастут в несколько раз.

Моисей понизил голос и, приблизившись вплотную, мягко взял брата за плечо:

— Рамсес, самым разумным будет соблюсти условия договора. Я уведу евреев и никому не скажу ни слова о Завете. А ты обеспечишь нам беспрепятственный проход до границ. Тогда рабы уйдут с площади еще до рассвета, и никто ни о чем не узнает. Идет?

Рамсес покивал головой, словно прикидывая что-то в уме. И, наконец, соизволил ответить:

— Идет. Но помни, что по условиям нашей договоренности — у тебя остается всего лишь день.

Солнце клонилось к закату, последние лучи отчаянно цеплялись за верхушки гор. Но жук-скарабей, что исправно, изо дня в день, катал солнечный диск по небу, как всегда оказался сильнее. Вот тень от валуна налилась чернотой, вот вся долина погрузилась в густой сумрак, а вот уже и небо с полуночной стороны спешно посинело. Горы бледнели, ночная мгла растворяла яркие краски, и вершины высились уже не огненно-красными, а мрачно-темными громадинами. Уходящий день сделал еще одну попытку, облака вспыхнули оранжево-фиолетовыми отблесками.

Моисей усмехнулся — в памяти живо всплыла только накануне рассказанная история о пылающем кусте.

Осия напряженно ждал, когда учитель начнет вопросы задавать. Моисей не стал утомлять молодого спутника долгим ожиданием:

— Завет этот вроде и простой, но, как всегда, не один смысл в нем спрятан.

Моисей уселся поудобнее, всем видом показывая, что не скоро еще урок закончит.

— Для начала, Осия, объясни, как ты сам завет разумеешь.

Осия расправил плечи. Привычно уже было, что учитель никогда всю истину сразу не откроет, заставит сперва думать.

— Ежели сам я какую работу делаю, то могу за одного, или сильно постаравшись, за двоих ее выполнить. Ну, если способности к этому делу имею, то за троих или даже пятерых. С большим мне не совладать. А если надобно за десятерых сделать? Или за сто? Тут хоть сутки напролет расшибайся, ничего из того не выйдет.

Моисей довольно кивал в такт словам ученика, поглаживая длинную бороду. Когда Осия закончил, Моисей в последний раз запустил пальцы в густые седые волосы, и сказал, выпрямившись:

— Все так говоришь. Складно и верно. Именно о том первое знание завета «Используй силу людей». Но вижу, живет в тебе сомнение. Говори, выкладывай.

— Учитель, одного не пойму. Вы же людей на площади страшному риску подвергали. А ну как решился бы Рамсес силу применить. Что тогда?

— Хороший вопрос задаешь, Осия. Прав ты: дебена медного не стоит тот правитель, что способен всех людей своих в жертву принести, себя спасая. С другой стороны без вождя сильного не способен народ в трудную минуту выжить и счастья достичь. Потому на войне в схватках кровавых командира главного оберегают больше, чем кого другого.

Помолчал Моисей, дух вроде переводя, но знал Осия: для него молчит, чтобы вник крепко и запомнил надолго.

— И встает вопрос, тот самый, что ты задал. Насколько важен вождь для народа своего? Сколько обычных жизней за него отдать можно? Не морщись, Осия, будешь и ты войска в битву водить. А там придется задачи и посложнее решать. Потому каждый правитель обязан рисковать уметь, но при этом риск просчитывать.

Тихо было так, что дуновение ветерка разносилось по всей округе громким шепотом.

— А как риск просчитать, учитель?

Усмехнулся Моисей:

— Существуй рецепт единый, окажутся не нужны вожди и начальники. Всякий бы мог людьми управлять и схватки выигрывать. Но нет правил, что на любой случай бы подошли. Каждый вождь исходит из того, что жизненный опыт да внутренний мир подсказывают. Да, Осия, каждый. И опыт у всех имеется, и мир внутренний своими обитателями населен. Только слышать не многие умеют. Особенно сразу. Потому-то есть третий путь. Брать знания у других. Для того и рассказываю четвертый день уже, что со мной двадцать лет назад происходило, чтобы показать, где риск оправданным был, а где нет, где я решения удачные находил, а где по-другому бы все сделал. Это и есть, Осия, второе знание заповеди «Используй силу людей». Куда большая сила сокрыта в головах людей, чем в руках их. Древние еще говорили «имеющий уши, да услышит». Слушай людей, Осия, и отворится тебе источник силы, что и за сто лет не вычерпать.

Опять помолчали. Осия подивился, сколько всего сокрыто в заветах лидерских. Вроде и просто снаружи, а начнешь снимать слой за слоем, словно с луковицы, а там еще и еще спрятано.

Через минуту Моисей продолжил:.

— Знаю, что не ответил я до конца на вопрос твой первый. Как мог я риску такому рабов египетских на площади подвергать. Но для начала надобно третье знание из заповеди извлечь. До сих пор говорили мы о силе физической и мощи духовной, а также об опыте, которому следует у людей учиться. Не упомянули при этом, что и те, кто уже в царстве мертвых вечно почивает, тоже силу имеют. Сила эта лежит в традициях, что из поколения в поколение передаются, в обычаях веками освященных, в заветах отцов и дедов наших. Если хочешь быть вождем могучим, обязан ты и эту силу использовать. Помнишь, какую неудачу я потерпел, когда на первой встрече с Рувимами призвал от традиций древних отречься? Знай я тогда, насколько предки у евреев почитаемы, никогда бы той ошибки не допустил.

Небо из темно-синего, словно спелый виноград, превратилось в совсем черное. И тотчас тысячи звезд засверкали яркими песчинками. Отсюда с горы казались они совсем близкими — ветвью пальмовой взмахни разок и соберешь все в одну сияющую кучку.

— Тогда в темнице, вспомнил я, что до конца второго месяца сезона Перет всего три дня осталось. А значит, наступал день рождения Сета. Ты уже не помнишь, слишком маленьким из Египта ушел, но Уасету Гор покровителем был. Тот самый, что в схватке с Сетом не на жизнь, а на смерть сошелся. Каждый хотел Египтом править. Сет даже перед убийством Осириса не остановился. И только мать Исида смогла кровавую битву прекратить. С тех пор Сет — вор и убийца — Гору, а значит Уасету и самому фараону, кровным врагом приходится. День его рождения — самый несчастливый из всех дней в году. В этот день, фараон вообще никаких решений не принимает, боится, что любое начинание против него обернется. Даже что на обед подавать, фараон накануне определяет. А чтобы кровавой расправой на центральной площади такой день начать — дело и вовсе немыслимое. Знал я об этом и посчитал, что Рамсес против традиции не пойдет. Так и случилось. Видишь теперь сам, как третье знание заповеди «Используй силу людей» на деле помочь может.