Только голуби летают бесплатно - Юлия Латынина

Повернулась и вылетела из кабинета.

Грузный Каменецкий глядел ей вслед, и глаза у него были печальные, как промокшие воробьи.

– Я… – начал Каменецкий.

– А тебе – туда, – скомандовал Стас, ткнув пальцем в дверь приемной.

Каменецкий застенчиво вздрогнул и вышел. Никитин и Стас остались одни.

Никитин по-прежнему сидел на столе, по-мальчишески болтая ногой. В раскрытой папке за его спиной застенчиво белели корешки платежек.

Войнин, улыбаясь, остановился напротив.

– Какого черта ты взял компанию? – спросил Войнин.

– Затем, чтобы вернуть деньги кредиторам.

– Ты знаешь, где деньги?

– Я это выясню, Стас. И я их верну, даже если для этого мне придется позвать на помощь генерала Кутятина.

– В таком случае ты опоздал, Вася.

– Что?

Стас швырнул на стол копию платежного поручения.

– Вчера в четыре часа дня генерал Кутятин открыл в латвийском банке счет. На имя грека Аристида Константинидиса. В половине шестого на счет Константинидиса были переведены восемьдесят пять миллионов долларов. В пять часов сорок семь минут господин Константинидис отдал распоряжение о переводе этих денег на другие фирмы. С последующей обналичкой, как можно догадаться. В десять вечера господин Константинидис приземлился во Франкфурте. Я боюсь, тебе будет непросто расплатиться с кредиторами, Вася. Потому что Кутятин вряд ли вернется с этими деньгами к начальству.

Стас резко повернулся и вышел из кабинета.

Никитин остался сидеть на столе, и ноги его, обутые в щегольские ботинки коричневой кожи, уже не болтались весело, а застыли, словно ноги повешенного.

Аня перепутала двери и выскочила не в предбанник, а в переговорную комнату.

Выглядела комната необычно: стол для совещаний был уставлен тарелками со снедью. Грудой лежала нарезанная семга, в хрустальных вазочках стояла красная икра, на тарелках возвышались горы оливье, маринованных грибов и огурцов, и посреди всего этого великолепия красовалось блюдо с жареным и наполовину съеденным поросенком. Около стола жевали семгу три собровца. Спиртного нигде не было и в помине. Василий Никитин придерживался старинной заповеди: солдат должен быть сытым. И не скупился на угощение.

Один из собровцев, завидев Аню, широко улыбнулся и протянул ей бутерброд с икрой.

– Эй, черненькая, – спросил он, – чего, новый хозяин приставал? На, поешь.

– Он молодой, горазд приставать, – сказал второй собровец. – Балерину-то эту, ну, еще вчера в газете писали, он содержал.

– Да не балерину, а певицу, – сказал собровец, – вон, «порше» ей подарил.

Видимо, они приняли Аню за секретаршу.

Аня сверкнула глазами и прошла к выходу мимо собровца и бутерброда.

– Эй, ты куда, – закричал один из троих, – а ну останься! Тебе кому говорят, чернушка, останься!

Аня выскочила в предбанник.

Там стоял растерянный Каменецкий.

– Аня!

Аня оттолкнула его, но он только крепче схватил ее за руку.

– Анечка, вы не можете уйти! Мы… я… мы все объясним! Вы неправы, насчет этой… Маши, Станислав Андреевич, он вам…

– Он мне цветы в больницу носил, так? Какая щедрость! А ведь мог принести не цветы, а бомбу!

– Аня, Стас тут не при чем!

– А мобильник, с которого киллеры звонили Владу?

– Да этот мобильник, он же был не на трупе! Он был за спинкой сиденья, Аня! Вы понимаете, как все организовано? Вас убивают, машину бросают в лесу, оперативники находят мобильник, якобы забытый…

– Не верю.

– Аня! Зачем было Стасу убивать вас, если за час перед этим вы отдали мне в управление все, что у вас было?

Аня молча смотрела на Каменецкого. Потом оттолкнула его и убежала. Она забилась в туалет на третьем этаже и там долго сидела на подоконнике, приходя в себя.

Из узкого туалетного окошка открывался вид на улицу и на заснеженный двор, наводненный машинами и охранниками. Во дворе стоял только что въехавший «Москвич»-пикап. Водитель «Москвича» разводил руками, а охрана тщательно охлопывала его.

Потом собровцы открыли багажник и вытащили из «Москвича» сумки. Водитель и пассажир пытались протестовать. Из одной сумки вынули светло-лиловое кимоно, такое же, как у официанток в «Сакуре».

Потом скандал затих, с крыльца сошел человек с мобильником в руке и увел с собой и водителя «Москвича», и пассажира. Охранники следом несли сумки.

Аня сидела в туалете долго, пока не стемнело. Пару раз кто-то звонил на мобильный, но она отбивала звонки.

Ей было интересно. Самое интересное было тогда, когда двое никитинских охранников направились в сторону автобуса со спецназом ФСБ. В руках у них были термосы и судки с провизией. Охранников некоторое время не хотели пускать, потом дверь автобуса отодвинулась, чьи-то руки в камуфляже приняли снедь, и охранники ушли обратно.

Она видела, как от особнячка уехала «Волга» со спецсвязью. Потом уехал кортеж Стаса. Последним, около шести, отвалил автобус с сытым спецназом ФСБ. Из чужих машин около выхода покорно мерз ее «мерседес». Аня набрала номер водителя.

– Я сейчас буду, – сказала она.

Зеркала в пролетах мраморной лестницы умножали пространство и превращали небольшой особняк в Зимний дворец. Ковровая дорожка была затоптана ботинками спецназовцев. Из фонтана в фойе жадно пила воду рыже-черная овчарка. По ту сторону шлюзовых дверей из машины выскочили ее охранники, но спецназовец у входа почтительно преградил ей путь.

– Василий Никитич просил вас не покидать здание. Он очень хочет с вами поговорить.

Верхний свет в кабинете отца был потушен – только в стенной нише горел высокий серебряный семисвечник на столике для отдыха, да в аквариуме с пираньями плавали розовые и голубые огни. Столик для отдыха был застлан вишневой скатертью, и огонь свечей отражался в ледяном ведерке с шампанским и огромных, словно высеченных из снега, тарелках.

Вася Никитин, в мягком свитере и джинсах, сидел в кожаном кресле за столиком, и блики от аквариума с пираньями играли на его мальчишеском скуластом лице. При виде Ани Никитин вскочил и поклонился.

– Извини, – сказал Никитин, – я бы пригласил тебя в ресторан, но это здание мне сегодня лучше не покидать. Но я хотя бы приглашаю тебя на ужин.

Никитин наклонился и привычным движением сорвал пробку с бутылки шампанского. Аня краем глаза успела заметить наклейку. Dome Perignon. Разумеется.

– Урод Зваркович, – сказал Никитин, – все-таки сумел пристроить свой авиаузел. Он и мне предлагал, представляешь? «Пятнадцать лимонов, – и получишь все аэропорты и мир с Кутятиным впридачу».

– И почему вы не согласились?

Никитин пожал плечами.

– Зачем? Я – хозяин. Я зарабатываю деньги. Зачем мне становиться госчиновником и красть, вместо того чтобы зарабатывать? Это беда этой страны: в ней ничего не зарабатывают. В ней все крадут. Самые умные люди в этой стране занимаются не бизнесом, а взаимодействием с государством. А я глупый. Я хочу заниматься бизнесом. А они мне что предлагают? Вон, на ТЗК каждый месяц пять лимонов идет налево. Почему налево, если мы справа? У них мозги устроены так: где чего украли до них, чтобы в свой карман перенаправить. А ты посмотри на «Международный». Это ж сортир, а не аэропорт. Мне стыдно было б им управлять. А переделать его они не дадут. Переделать – это инвестировать. А они про инвестиции понимают? Они понимают, что вот труба, а вот отводной краник им в карман. Каждый месяц пять лимонов. А если я им четыре лимона принесу? Они же меня и пристрелят – мало принес.

– А почему Каменецкий согласился?

– А это и есть его бизнес. Пять лимонов в месяц с ТЗК, из них половина в Кремль, половина Стасу. Знаешь, как у них самолеты обрабатывают противообледенительной жидкостью? Она дорогущая, сволочь, триста долларов тонна. Они выльют три тонны на самолет, а пилот подпишет акт, что вылили пять. А потом обольют кого-то неучтенкой за наличку. По двести баксов, а не по триста.

Аня искоса посмотрела на Никитина. Он был очень хорош в этот вечер – невысокий, сухощавый, с юношески округлым лицом и подтянутой талией. Аня невольно вспомнила про статью, о которой давеча упоминали собровцы и которую она видела два дня назад. Статья была приурочена к очередной серии обысков в SkyGate и рассуждала о личных привычках владельца компании. Трудно сказать, сколько в ней было правды, но грязи в ней было очень много.

– Он славный мужик, Каменецкий, но это они называют бизнесом.

Никитин, с бокалом в руке, замер, глядя на Аню.

– Впрочем, тебе это не интересно? Так?

Аня медленно проговорила:

– Да, мне это не очень интересно. Мне интересно, кто убил отца.

– Ты уверена, что хочешь это знать?

Аня кивнула.

Дверь кабинета растворилась, и в проеме показалась официантка-кореяночка. Она уже переоделась в желтый шелковый халатик, повязанный парчовым оби. В руках она держала мельхиоровый поднос с деревянными тарелочками. Кореяночка поклонилась Ане, убрала неиспользованные полотенца и быстро расставила на белой скатерти японские закуски.