Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

С 1924 по 1934 год вывоз мяса из Эстонии увеличился в 4,3 раза, сливочного масла — в 3,2 раза, яиц — в 3,5 раза. Удельный вес готовых продуктов в экспорте Эстонии составлял 40,5 %, а в 1938 году — 19,3 %. Удельный же вес сельскохозяйственных продуктов, сырья и полуфабрикатов в экспорте за этот же период вырос с 59,2 до 80,7 %.

В те годы Эстония выступала на мировом рынке как производитель продовольствия и промышленного сырья. Сепре писал: «Средств производства в Эстонии для вывоза почти не производилось… Готовые изделия вывозились в столь малых количествах, что являлись скорее товарными образцами, чем предметами фактического экспорта. Значительную часть экспорта готовых товаров Эстонии составляли фанерные листы и сиденья для стульев». Предметом вывоза Эстонии являлась также бумага, наибольшее количество которой закупали Египет, Суринам, Китай и Колумбия. Впрочем, как замечал Сепре, «бумага вывозилась отдельными партиями и постоянного рынка не имела». 2/3 эстонского вывоза приходилось на Германию и Великобританию.

В аграрный придаток Западной Европы превратилась и Литва. Изделия литовской промышленности составляли лишь 2–3 % экспорта страны. Зато в импорте на них приходилось 60 %. В 1939 году 34,4 % литовского экспорта составляли мясо и мясопродукты, 25 % — масло и яйца.

Характеризуя основные направления развития хозяйства Латвии с первых лет ее независимого существования, А.Я. Варславан в своем исследовании «Английский капитал в буржуазной Латвии» писал: «Несмотря на ее юридическую независимость, Латвия фактически оставалась полуколонией, которую в экономическом отношении использовали, во-первых, как сырьевую базу, во-вторых, как источник дешевой рабочей силы и, в-третьих, как рынок сбыта своих товаров».

В 1920 году латвийский журнал «Экономисте» писал: «В настоящее время мы вынуждены изыскивать продукты сельского и лесного хозяйства в сыром и обработанном виде, пригодные для вывоза за границу. Среди этих продуктов лен и древесина в ближайшем будущем займут основное место».

Варславан замечал: «Статистическое управление Латвии стремилось по возможности завысить показатели роста удельного веса готовой продукции в экспорте. Если в 1927 году спичечная соломка учитывалась как полуфабрикат, то в 1929 году — уже как готовая продукция. Таким же образом учитывались дощечки для ящиков и бочарная клепка, полуфабрикаты фанеры, проволоки и др.». В то время как до 1917 года рижские заводы производили деревянные изделия из лесопродуктов, журнал «Экономисте» подчеркивал в апреле 1920 года, что теперь «латвийская деревоперерабатывающая промышленность ограничивается только распиловкой леса в экспортный товар, а дальнейшая обработка древесины происходит в весьма незначительных размерах — в пределах, обеспечивающих только местную потребность». Рижские лесопильные фабрики простаивали.

Большие надежды в независимой Латвии возлагали на экспорт льна. В мае 1920 года журнал «Экономисте» писал: «В настоящее время трудно использовать лес, поэтому на первое место становится использование льна». Для этих соображений были известные основания. В 1909–1913 годах на Латвию приходилось 16,3 % мировых посевов льна и 13,3 % производства льноволокна. Представитель Латвии на Парижской мирной конференции Я. Сескис писал 27 августа 1919 года министру иностранных дел Латвии Мейеровицу: «В особенности следует экономить лен, который здесь, на Западе, ценится, по-видимому, наравне с золотом». Сескис предлагал использовать состояние войны с Советской Россией для того, чтобы «захватить в пограничных с Латвией районах России запасы льноволокна, которые можно было бы реализовать на Западе, получив в обмен вооружение».

Министр финансов Латвии Р. Каллиенс заявлял: «Лен — это основа государственного хозяйства Латвии, поэтому делается все возможное, чтобы восстановить и расширить площади подо льном, которые в вихре войны значительно уменьшились». Эти усилия принесли свои плоды. В 1920–1923 годах Латвия заняла 4-е место в мире после РСФСР по производству льна. В 1921–1929 годах на долю Латвии приходилось от 9 до 11,5 % посевных площадей мира, занятых под льном. В те же годы на Латвию приходилось около 8 % мирового сбора льноволокна. В 1920 году 66 % латвийского сырья и полуфабрикатов для текстильной промышленности направлялось в Англию. Из льноволокна, ввозимого в Англию, 31 % приходился на Латвию.

Однако зависимость от экспорта льна поставила экономику Латвии в уязвимое положение. В 1921 году произошло падение цен на лен и сокращение его закупок. В 1922–1923 годах внешние закупки льна увеличились и наблюдался рост льнообрабатывающей промышленности в Латвии. Но в 1924–1929 годах экспорт льна в Великобританию неуклонно сокращался.

Как отмечал Варславан, «Латвия, имея возможность продавать льноволокно в другие страны по более высоким средним ценам, все же поддерживала устойчивый удельный вес экспорта в Англию сырья и полуфабрикатов для текстильной промышленности. В этом находило отражение неравноправие экономических отношений и зависимость буржуазной Латвии от Великобритании».

На Великобританию приходилось более 40 % латвийского экспорта сырья и полуфабрикатов, при этом значительное место занимали лесоматериалы. Большую долю в импорте Латвии занимало и сливочное масло, главным потребителем которого являлась Германия (78 %). Всего на долю Англии и Германии приходилось две трети экспорта Латвии. В то время как Англия главенствовала в латвийском экспорте, Германия доминировала в латвийском импорте.

После 1913 года существенно изменилась роль Прибалтики как транспортной артерии, связывавшей Россию с Западом. В 1913 году на латвийские порты приходилось 56,2 % внешнеторгового оборота России на Балтийском море. При этом 82 % стоимости товаров, вывозимых через эти порты, были произведены в России за пределами Латвии и лишь 18 % — в самой Латвии. После Первой мировой войны Латвия оказалась оторванной от России. Прежняя система хозяйства была нарушена, и транспорт Латвии работал с существенной недогрузкой. Если в 1913 году число судов, посещавших порты Латвии, составляло 5289 (их тоннаж был 3 591 195 тонн), то в 1929 году число таких судов было 3841, а их тоннаж составлял 1 872 790 тонн. Место России в морском транспорте Латвии заняла Англия, хотя Германия успешно конкурировала с «владычицей морей». Одновременно Германия играла активную роль в развитии железнодорожного транспорта через Прибалтику в РСФСР.

После 1917 года иностранный капитал постарался занять место российского в экономике Прибалтики. Значительной частью российской собственности завладели англичане и немцы. Так, 42,1 % пайщиков Кренгольмской мануфактуры жили в Англии, 38 % — в Германии, 4,5 % — в Дании, 2,9 % — в Чехословакии, 2,7 % — во Франции, 1,3 % — в Швейцарии, 5,2 % пайщиков жили в Латвии, Мексике, США, Финляндии, Австрии и Норвегии. Лишь 1,2 % пайщиков проживали в Эстонии.

«Эстонская энциклопедия» писала в 1933 году: «Влияние иностранного капитала в промышленности Эстонии велико. Он преобладает в текстильной и бумажно-целлюлозной промышленности, в телефонной фабрике и цементных заводах; посредством иностранного капитала создана вся частная сланцевая промышленность… Инвестированный в промышленность иностранный капитал достигает примерно 50 миллионов крон, составляя круглым счетом половину балансовой стоимости всего недвижимого и движимого имущества промышленных акционерных обществ». В 20-е годы в экономике Эстонии решающую роль играл английский капитал, а в 30-е годы все более усиливалось влияние Германии.

Иностранный капитал господствовал и в экономике Литвы. Шведский капитал скупал спичечные фабрики, строил бумажную фабрику. Германский капитал направлялся в металлообрабатывающую и полиграфическую промышленность. Английский и голландский — в бумажно-целлюлозную и полиграфическую промышленность, американский — в текстильную.

Английский капитал занимал 2-е место по вложениям в экономику Латвии, уступая лишь германскому.

Финансовый капитал крупных зарубежных держав господствовал в банках Прибалтики. Удельный вес капиталов банков США, Англии, Германии и других иностранных держав составлял 60 процентов в сводном балансе всех частных банков Латвии.

Велика была и долговая зависимость от Запада прибалтийских государств. В начале февраля 1923 года правительство Англии потребовало от Латвии возмещения расходов на содержание ряда латышских воинских формирований в Сибири в период колчаковщины, оплаты за содержание английских представителей в Латвии в 1919 году и платы за транспортировку латышей из Дальнего Востока и Архангельска в годы Гражданской войны. К этому времени долговые обязательства Латвии перед Англией превысили 2 миллиона фунтов стерлингов и составляли около 70 % всех внешних долгов Латвии. За американские продовольственные поставки в Латвию в годы войны республика была должна США более 5 миллионов долларов.