Щит веры – воину-защитнику в помощь - Иеромонах Прокопий (Пащенко)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попадая в плен, Вадим каждый раз держался простой версии, будто он отстал от эшелона. Как бы его ни истязали, он стоял на своём. После очередного ареста его спроваживали в ближайший концлагерь, откуда он снова бежал.
На своём пути он выдержал столкновение с массой бесчеловечных деяний, направленных на слом психики. Перед тем как попасть в печально известный концлагерь Аушвиц (Освенцим), он находился в пересыльной тюрьме, где особо изощрённо издевались над пленными.
Ставилась совершенно конкретная цель: «ошеломить заключённых, добиться распада их человеческой личности, морально разложить, превратить в животных, которые, потеряв всякое достоинство, честь и разум, только и думали бы о том, чтобы выжить. Выжить любой ценой».
Были те, кто опустился и ничем не брезговал, лишь бы выжить, таковые являли собой картину окончательного распада. Но как ни старались гитлеровцы, им не удалось довести всех узников до животного состояния. Большинство, даже погибая, остались людьми и не шли на компромисс с совестью, не пытались спастись ценой предательства.
«К ним, — писал Вадим, — физически раздавленным, но не сломленным, я относился с большим уважением. Но с особым уважением я относился к людям, способным на героические поступки, готовым пойти на смерть во имя высокой цели. Я склонялся перед ними, считая, что такие люди нужны человечеству как солнце».
Он научился терпеть голод, мучения, побои и издевательства и почти никогда не впадал в отчаяние. Искра надежды и веры в жизнь (а впоследствии он пришёл к вере в Бога) не угасали в его сердце при самых неблагоприятных обстоятельства, что, возможно, как он считал, и помогло ему выжить. После всего пережитого он убедился, что «обстоятельства обстоятельствами, а многое зависит и от самого тебя, от твоей способности сопротивляться обстоятельствам».
На его глазах ежедневно пытали и убивали узников, однажды после очередного издевательства он не выдержал и разрыдался. Он был голоден, а его порцию баланды вылили ему на голову. Другой узник поделился с ним хлебом и к порции хлеба прибавил совет: «Запомни: отчаяние — враг номер один. Будешь киснуть — погибнешь. Слезами горю не поможешь. Нужно бороться».
В заключении он видел не только зло, были и встречи, учащие добру. Так, он рассказывал о знакомстве с Жорой, который «животворным вихрем» ворвался в его жизнь. Жора никогда не грустил и не падал духом. «Дружба с ним, — рассказывал Вадим, — широко раскрыла мою душу навстречу людям и всему хорошему, что есть в них. Пример Жоры научил меня, что нужно жить не для себя, а для людей, тогда и твоя жизнь будет стоящей». Дружба между пленниками, сплочённость, спаянность общим горем, поддержка друг друга давали силы выживать и сопротивляться обстоятельствам, в которых они жили.
В Освенциме Вадим попал в штрафники, больше месяца штрафники не жили. Они носили на спинах и на груди красный круг — мишень. С этими метками их выгоняли на минные поля, по которым они должны были бежать сто двадцать пять метров. А тем временем эсэсовцы из всех видов стрелкового оружия стреляли по ним, тренируясь в меткости. Каждый день погибала примерно десятая часть штрафников.
Во время посещения лагеря Гиммлером (одним из главных руководителей всей немецкой машины уничтожения) Вадим привлёк его внимание. Гиммлер приказал спросить «этого русского, за что он попал в штрафники». Если бы в ответе Вадима что-то не понравилось Гиммлеру, весь блок, а это две тысячи человек, отправили бы в газовую камеру. По мнению Вадима, им в те минуты руководило само провидение.
Он попросил разрешения задать Гиммлеру вопрос и сам вступил с ним в диалог, чем вызвал его изумление. На вопрос Гиммлера, где был выучен немецкий язык, Вадим ответил, что в Германии. На вопрос же о причинах побега из Германии Вадим ответил, что его плохо кормили и он убежал, «надеясь найти лучшее место и лучшее питание».
Эти слова вызвали у Гиммлера реакцию. Обратившись к соратнику, он сказал, что Вадим искал райский уголок и нашёл его в Освенциме. Гиммлер спросил его, хочет ли он стать свободным. Но Вадим отказался, так как «по горькому опыту других знал, что гестаповцы и эсэсовцы даром ничего не делают».
Если всмотреться в эту ситуацию, то она удивляет. Каждое слово могло оборвать жизнь двух тысяч человек. И при таких обстоятельствах взять инициативу в разговоре и самому обратиться к Гиммлеру, перед которым трепетали, — немыслимо! Но Вадим обратился. Другой эпизод ещё более поражает способностью Вадима найти мгновенную ориентацию в экстремальной обстановке и принять нестандартное решение.
Шло массовое уничтожение узников, к газовой камере их подвозили на грузовиках. Грузовик, в котором был Вадим, подъехав на место, поднял кузов, и люди посыпались по крутому спуску прямо в камеру. При падении Вадим не повредил ни рук, ни ног. «Груда [человеческих тел] шевелилась и медленно, словно густая жидкость, расползалась по большому квадратному ярко освещённому помещению». Он выбрался из переплетения тел и, встав возле бетонного спуска, прижался к стене. Ожидалась разгрузка ещё одного самосвала. «До начала газации не больше двух минут…»
В камере началась паника, агония уже фактически уничтоженных людей. Многие были покалечены при падении на бетонный спуск. Наверху заканчивалась разгрузка.
Раздались три гудка, эсэсовец, заглядывавший в камеру через глазок, уже натянул противогаз. И вдруг погас свет. Свет погас с целью маскировки лагеря, так как начался налёт американских самолётов.
Во тьме Вадим бросился наверх и выбрался бесшумно, как белка, наружу. Внезапно было дано электричество, и он оказался на залитой светом площади, в шоковом состоянии и голый. С вышки на него смотрел часовой, который только что в темноте пел рождественскую песню «Тихая ночь, святая ночь». Сейчас ударят пули…
Вадим понял, что терять ему нечего, и почувствовал абсолютный покой. На вопрос охранника, что он делает на площади, Вадим ответил первое, что пришло в голову: «Я решил прогуляться и поздравить вас с Новым годом». Охранник засмеялся, поблагодарил и спросил, не холодно ли ему. «На земле холодно, а на небе тепло», — ответил Вадим. Охранник спросил, где же был Вадим, на земле или на небе. И Вадим ответил,
