Русские во Второй мировой - Анатолий Уткин

Нацисты сами навязали Советскому Союзу войну на истребление, а не фехтование на рапирах. Красная Армия набирала мастерство с каждым месяцем, а вермахт параллельно терял уверенность в своих вождях, приведших элитную армию на волжские утесы. Поражение под Сталинградом потрясло Германию, ориентированную нацистской пропагандой на «лишь слегка затянувшийся» блицкриг. Весь многолетний опыт, впитанный немцами с августа 1914 года — гибели армии Самсонова — и до высокомерного Брест-Литовска, где генерал Гофман продиктовал России карфагенский мир, убеждал население Германии, что этй азиатские недочеловеки просто неспособны ни на что перед тевтонской изобретательностью и эффективностью. Тем сильнее был эффект советского Танненберга — Сталинграда, где новоиспеченному германскому фельдмаршалу не хватило даже человеческого мужества Самсонова.

Велико международное значение Сталинградской битвы. Отныне заставить Японию и Турцию выступить против СССР было уже невозможно. Но стратегическое значение сражения еще шире. Как пишет британский историк Дж. Эриксон, «если Полтавская битва 1709 года превратила Россию в европейскую державу, то Сталинград обозначил дорогу к превращению Советского Союза в мировую державу». Отныне — и до 1991 года — СССР выступал в мире как вторая сверхдержава. Понадобился дипломатический «Сталинград наоборот», чтобы наивные и амбициозные потомки победителей на Волге, на виду у изумленного мира предав никогда не ведомую им национальную историю, откатились к нределам допетровской Руси.

Среди россыпи орденов и медалей моих родителей выделяются две желтоватые латунные медали с барельефами в касках — «За оборону Сталинграда». Обтрепались светло-зеленые ленточки, погасла латунь. Но никогда в нашей истории не погаснет великий жертвенный подвиг тех, кто, опершись на родной волжский берег, исключил для себя переправу, кто нашел в себе нечто трудноопределимое и бездонное, нечто сильнее страха и важнее собственной жизни. Вполоборота к распластавшейся к северу стране, на Мамаевом кургане Родина-мать, подняв меч, молча кричит своим часто неразумным детям. И мы будем жить в грядущей истории лишь до тех пор, пока мы слышим этот крик.

И в третий раз весы истории заколебались близ деревни Прохоровки, где 12 июля 1943 года вермахт дал свой последний наступательный бой. 18 часов длилась невиданная танковая битва, когда военное счастье переходило с одной стороны на другую много раз. За полночь семьсот танков застыли в самом необычном виде, с башнями и без оных. В русской степи стояли остовы трехсот немецких танков, и среди них было семьдесят «тигров». Между ними искореженными лежали 88 орудий, 300 грузовиков и сотни, тысячи солдат. Тяжелыми были потери советской стороны, но она отбила попытки обхода и бестрепетно пошла лоб в лоб. Наши танкисты гибли нещадно, но немцы уже никогда не пробовал испытать советские танки на мужество в непосредственном танковом столкновении. Немцы решили не продолжать лобовое столкновение. Наступательная фаза войны на Восточном фронте для вермахта закончилась. И в наступление на всех фронтах перешла антигитлеровская коалиция, союз СССР с США и Великобританией. Вплоть до Берлина и Эльбы, вплоть до Маньчжурии и линкора «Миссури».

Надо отдавать себе ясный отчет в том, что идеология нацистской Германии и Советской России не имели между собой ничего общего. Первая основывалась на экзальтированном, фанатичном национализме. Вторая — на социальном восстании масс. Немецкого школьника учили, что мировая культура и наука происходят от германского корня, что «Германия превыше всего» и задачей живущего поколения является обеспечить ей самое лучшее место под солнцем. Советские школьники учили наизусть Гёте и Шиллера, их воспитывали в безусловном уважении к великой германской культуре и науке. Невозможно представить себе советского учителя, который возвещал бы органическое превосходство советского народа над прочими. При любом отношении к социализму невозможно опровергнуть тот факт, что он не провозглашал национальной исключительности, не ставил соседние народы рангом ниже, не взывал к темным инстинктам крови, не порождал спесивого высокомерия. В годы отчаянной битвы за спасение страны от вторгшегося в нее врага в России издавали немецких мыслителей и поэтов. Пытаться сегодня поставить знак равенства между двумя полярными системами ценностей можно, лишь предавая историческую истину в пользу политической злобы дня.

Многие различия двух столкнувшихся в войне обществ проистекали даже не из идеологии, а из контрастных особенностей цивилизационного опыта, западного и восточноевропейского. Индивидуализм, с одной стороны, и коллективизм — с другой, рациональность и эмоциональность, протестантская трудовая этика — и энтузиазм самоотвержения, опыт Реформации и традиции православия. Эти различия существовали задолго до Петровской эпохи, сохранились в советское время и долго еще будут существовать после нас. Пять столетий подряд демонстрировал Запад победу качества над количеством, победу западной рациональности над фатализмом незападных народов. Вот почему человеку Запада всегда было трудно осмыслить особый случай России, подлинный источник русской силы.

На блеклой фронтовой фотографии стоит на фоне Бранденбургских ворот в группе своих армейских друзей мой отец, тридцатичетырехлетний капитан Иван Уткин. И дата на обороте примечательная — 9 мая 1945 года. У всех потрепанные воинские гимнастерки, у всех счастливые молодые лица. Трудно сказать, о чем они думают, — но ясно, что не о тяжести пройденного пути, — у всех улыбка на устах и в глазах неистребимая вера в грядущее. Только с этой верой и можно было пройти тот путь, без нее он был бы непосилен. Как дальше сложится жизнь — не знал никто, но после этого свирепого ужаса, после этой тысячи дней и ночей голого насилия, смерти, страдания, жизнь в будущем не могла не казаться сплошным праздником. Раны заноют завтра, контузии схватят за горло потом, осознание разора, неимоверности потерь, несказанности жертв придет позднее. А сейчас, как хорошо видно на этой полуистертой фотографии, жизнь обещает быть лазурной. Ведь отстояли, победили, выжили.

Пройдет много лет, сменятся поколения, вспыхнут сомнения, все подвергнется едкому скепсису, но если есть в нашей жизни что-то настоящее, так это то, что мы выиграли в самой жестокой из войн, во Второй мировой войне. Выиграли для всего мира, как часть великой коалиции, но и для себя, для страны, которая через полвека засомневается в себе — в стране, которая преодолела непреодолимое. Но это уже рана другого времени, а пока на дворе 9 Мая, и нет более счастливого дня. Кровь и пот миллионов, память о недошедших, великое счастье спасения мира и себя от жесточайшей из тираний — все это делает День Победы святыней навсегда.

Победа была добыта невероятными усилиями, огромными жертвами, мобилизацией всего лучшего в нашем народе. Наш народ готов заплатить за свою свободу любую цену. Англичанин Овери:

«Состояние войны было острым чувством, но оно воспринималось суровым и фаталистическим народом равно так же, как этот народ переживал все предшествующие трудности. Стоимость войны для России просто затмевает страдания других стран. Не может быть спора о том, что советское население перенесло такие страдания, которые просто не совместимы с потерями союзников СССР».

Вечером 24 июня 1945 года 2500 генералов и маршалов явились на банкет в Кремле в невиданном золотом шитье своих потрясающих мундиров, украшенные всеми главными орденами планеты. Они были победителями, это был их праздник. Они поднимали в бой армии и фронты, они презрели все стихии, их не сломила горечь поражений, ад явленных им боев, суровый мрак отступления, немереная кровь товарищей, они отдали все что могли за Победу. Именно они победили во Второй мировой войне, отомстив за униженные жертвы Порт-Артура и Брест-Ли-товска, за погибших в окружении под Киевом и Вязьмой, за угасших от голода в Ленинграде, за сброшенных в Бабий Яр, за повешенную школьницу Зою, за выбитых напрочь войной призывников 20-х годов рождения, за нежалующихся наших соотечественников, которых постигла такая лихая судьба в двадцатом веке.

Тот, с чьим именем поднимались в атаку, был в тот вечер более чем героем. Он поднял первый, поразивший всех тост за бесконечное терпение русского народа, вынесшего невыносимое, он незабываемым образом призвал к национальной гордости — и не мог не видеть сияния глаз благодарных солдат. А с другой стороны, он уже был иным — не тем, кто спрашивал Жукова, будем ли сдавать Москву, что можно сделать под Сталинградом, и согласно молчавшим под Курском. Уже в тот день пролегла тень между ним и сорокалетними маршалами, вырвавшими победу из глотки поражения. Маршалы самой могучей армии мира стояли отдельной группой. К ним, овеянным славой полководцам великой армии 1945 года, не подошел их генералиссимус, в их звездный час им указали на их место, в новом раскладе политических сил герои войны становились опасными. Немного пройдет времени, и Жуков окажется в Одесском военном округе, Рокоссовский — в Польше, Антонов — в Закавказье. Генералиссимус предаст и отстранит, подвергнет репрессиям маршала артиллерии Яковлева, маршала авиации Новикова и многих-многих других лучших сыновей страны. Но все это будет в неведомом пока «потом», а сейчас невиданное по своей бестрепетной жертвенности поколение отмечало наш главный национальный праздник, победное окончание войны, которое спасло весь мир и спаяло наши народы и никогда не погаснет в общем национальном сознании.