Герой Ее Величества - Дэн Абнетт

Руперт взглянул на ослепительное пламя. «Похоже, Вестминстер горит, — предположил он. — Господи, а что теперь-то произошло?»

Кто-то постучал.

Триумф глубоко вздохнул, напомнил себе, что его зовут Луи, и открыл дверь.

На него воззрился Гомон, усталый, но встревоженный. Одет драматург был в кальсоны и ночную рубашку, а в руке держал ярко сверкающий фонарь.

— Вы видели?

— Д-да, — ответил Седарн.

— Не волнуйтесь, Борд, — сказал Гомон, забираясь под купол и закрывая люк. — Меня зовут Уизли. — Он полез в карман ночнушки и достал оттуда серебряное распятие с пурпурной розеткой. По кресту шла надпись, сделанная таинственными буквами, эмблема Церковного Разведывательного Управления. — Агент Уизли, ЦРУ, работаю под глубоким прикрытием.

— Агент Борд, — сказал Седарн и неожиданно захотел предъявить такой же пафосный значок.

— Я рад поработать с тобой над этим делом. Ситуация у нас плохая. Должен сказать, что операция «Первородный грех» — это самое трудное задание, которое я когда-либо получал от кураторов. Здесь скоро все вылетит в трубу, а мы даже не знаем, с чего начать.

Седарн кивнул:

— Я в замешательстве. Понятия не имею, чего от меня ждут. Румпель заклинило, идем против ветра, и нет ножа, чтобы перерезать бензель.

— Прости, что? — заинтересовался Уизли.

— Это морское выражение. Я его… э-э-э… слышал в лодке, когда плыл сюда. Из Ля-Франс, — поспешно опомнился лютнист.

— Понятно, — кивнул агент под прикрытием. Он посмотрел в окна купола. — Похоже, горит Колледж Церковной Гильдии. Вот уж и заваруха! Если Искусство Магии протухнет, то что останется людям вроде меня или тебя?

Триумф предпочел не размышлять о подобных материях в столь тесном месте, на столь большом расстоянии от земли, в столь поздний час, к тому же с незнакомцем.

— Да к черту все! — решил он. — Ну и ночка!

Солсбери проснулся, одинокий, замерзший, почти под утро. В Виндзорском дворце стояла мертвая тишина.

Герцог с ворчанием заворочался. Ему было холодно, кожа покрылась липким потом от плохих снов. Он агрессивно рухнул на подушку, но что-то заставило его открыть глаза и посмотреть наверх.

Нож замер на расстоянии дюйма от глазного яблока, мерцая в серой мгле.

Солсбери застыл: ужас морозом пронесся по его тучному телу. Над ним стоял Джасперс. А потом, еще больше испугавшись, герцог заметил, что лезвие растет прямо из пальцев священника.

— Ты — тупой жирной дебил! — сказал ему Джасперс.

— Ч-чего?

— Сегодня ночью твое глупое поведение чуть не обернулось для нас провалом. Я в последний раз предупреждаю тебя, Хокрэйк. В следующий раз вместо себя я пришлю нечто, пришедшее из самых дальних пределов некромантического пространства, и оно сожрет тебя, для начала расправившись с душой.

— Я… я понял, — ответил герцог Солсбери, давясь от страха.

Невероятно заостренные пальцы Джасперса прорезали наволочку, и оттуда вылетел клок перьев. А потом преподобный исчез, просто исчез — как будто его никогда и не было в комнате.

Долгое время Солсбери лежал неподвижно, уставившись в плохо видимые картины на потолке комнаты, пока не начал различать все больше и больше деталей. Только тогда он понял, что за окном светает.

ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА

Повествует о случившемся в пятницу

Мало кто может вытащить вас из постели утром в пятницу так быстро, как человек, молотком прибивающий мертвую кошку к вашей входной двери. Разве только человек, прибивающий живую кошку.

Прерывистые удары, сопровождавшие вышеупомянутую затею, эхом разнеслись по дому номер семнадцать по Амен-стрит в Сохо и грубо вторглись в сознание Аптила, разлучив его с прекрасным сном о моторном баркасе, Барьерном рифе и девушке по имени Руути.

Расширенный грезами разум резко сократился, когда абориген пробудился и застонал. Лодка, риф и Руути помахали ручкой с исчезающей границы Страны Снов и покинули его, одинокого и раздраженного, в мрачной, дикой, чужой стране, к которой Аптил уже начал питать искреннее отвращение, и сейчас оно обратилось на равномерный стук внизу.

Неохотно ссутулив плечи, австралиец вперевалку зашлепал вниз по лестнице, стряхивая сон с глаз. Широко зевая, он распахнул дрожащую входную дверь.

Человек снаружи резко остановил молоток, уже замахнувшись, и прикрыл головку инструмента рукой совсем рядом с лицом Аптила.

— Ох ты, твою-то мать! — воскликнул он и невольно отскочил, осознав, насколько мускулист, непривычен, обнажен и рассержен великан, открывший дверь.

Затем громко выругался и затряс рукой, когда депеша о столкновении молотка с ладонью прошествовала вверх по руке и прибыла в мозг.

На пороге дома стояли три человека, судя по одеждам — обыкновенные торговцы и ремесленники, а прямо под дверным молотком был распят окоченевший труп английской домашней гладкошерстной. Двое из мужчин опасливо взглянули на Аптила, тогда как третий танцевал импровизированную джигу, зажав руку под мышкой и выкрикивая слова, в которых стремительно убывало количество букв, зато возрастал градус возмущения. Аптил окончательно проснулся и решил оглядеться по сторонам, пока не столкнулся носом к носу с новым дверным украшением. Он мигнул. Кошка не смогла. Похоже, она стала жертвой какого-то экипажа задолго до распятия, и на морде ее застыла гримаса того рода, которую, по предположениям Аптила, успевает скорчить животное, поющее в аллее свои песни и прерванное тремя тоннами критики, влекомыми лошадиной упряжкой.

В общем, выглядела она еще менее счастливой, чем Аптил.

«И что же, черт побери, вы тут делаете, а?» — хотел сказать гигант, но понял, что не может. Привычка вбила в него Маневр чуть ли не на павловском уровне. Он удовлетворился тем, что одарил всех присутствующих, в том числе и кошку, своим наиболее безжалостным взглядом.

— А пусть это будет предупреждением, вот, да! — крикнул человек с молотком, наконец совладав с собой.

Аптил обдумал сказанное и снова взглянул на распятое животное. Он и раньше не помышлял завести домашнего питомца, но до сих пор понятия не имел, что лондонцы относятся к этому настолько плохо. Теперь же австралиец внял их совету и окончательно отбросил и так не слишком привлекательную идею.

Аптил кивнул, улыбнулся и уже хотел закрыть дверь. Трио с опаской наблюдало за ним.

— Эт самое, ты все усек, дикарь? — прорычал парень с молотком, его уверенность в себе повышалась по мере того, как гигант скрывался в доме.

— Да нет, ты чего? — встрял его компаньон. — Он же дикарь, а значит, родился без большого ума для размышлений, вот так.