Дым осенних костров - Линда Летэр

холм, а когда миновал его, со спины набросились сразу двое. Краем глаза Наль успел уловить, что убегающий и жалобно подскуливающий орк мгновенно развернулся на лязг мечей, злобно ощерился и ринулся третьим. Впрочем, он не рассчитал своих сил и пал от первого же широкого взмаха, который дугой описал эльфийский меч, стремясь не подпустить противников в ближний бой. Двое же налетали со всех сторон, отчаянно рубя и визжа. Наль все острее чувствовал усталость. Здесь, за холмом, его не видно с поля. Мечи тяжелели в руках, взгляд юного эльфа терял ясность. Он получил несколько новых ран, пот заливал глаза, и вертеться между двумя яростными нападающими становилось непосильной задачей. Вот упал один, застигнутый ловким, стремительным выпадом. Это стоило Налю последних сил и новой раны от другого, неожиданно глубокой. По предплечью прошла судорога. Снежный Вихрь начал выскальзывать из ноющих пальцев. Наль оступился; красивый, искусно отточенный за годы тренировок выпад Синим Льдом пошел вкось; противник выбил его из ладони эльфа. Подлетая обезоруженной окровавленной рукой под продолжающееся по инерции движение орка, Наль вывернул его запястье: тот уронил собственное оружие и вцепился ему в горло. Оба упали и покатились по земле, хрипя и рыча.

Высохшее извилистое русло реки местами скрылось зарослями травы, но сохранило крутые берега. Борющиеся сорвались в эту каменистую ловушку. От удара плечом, бедром, ребрами, у Наля потемнело в глазах. В следующее мгновение он увидел тускло блеснувший в руке противника нож, его перекошенное болью лицо, и перехватил эту руку, вжимая ее в покрывающий каменистое дно тонкий слой подмерзшей грязи. Слева, совсем рядом с ножом, начинались сухие ветки поваленного бурей дерева, наполовину перегородившего бывшую реку. За правым плечом поднимался высокий берег. Пользуясь кратким замешательством орка — его падение пришлось не столько на бок, сколько на спину — Наль придавил его собой, перекрыл другую руку и замер, тяжело дыша. На большее он был неспособен. Сердце жестоко колотилось о ребра. Горло пропускало воздух слабо и мучительно. Более тяжелый орк легко отбросил бы его, но, по-видимому, что-то себе повредил. Теперь, когда побледневшее лицо не кривилось в озлобленной гримасе, его можно было назвать красивым: высокий лоб, правильный нос, гордые скулы. Парень казался приблизительным ровесником Наля. Преклонный возраст орков составлял от трехста восьмидесяти до четырехста пятидесяти зим против шестиста семидесяти — семиста у эльфов; потому он мог быть даже младше. В еще чистых светло-карих глазах читалось отчаяние. Тем не менее, обольщаться не приходилось: Наль понимал, что ослабь он хоть немного хватку — нож окажется в его собственном глазу. Обессилевшие, ставшие заложниками друг друга, они молчали, напряженно ожидая, кто сдастся первым.

— Изморок, — наконец глухо выговорил орк. — Ты убил моего товарища.

— Скольких моих убил он?.. — больное горло делало голос хриплым, слова перекрывали дыхание. — Скольких убил бы еще? Вы не погнушались… втроем… на одного…

— Изморок, — повторил молодой орк. — Вас нужно… хоть впятером.

Простое правило — не поддаваться на слова — едва достигало сознания Наля. С какой легкостью и пониманием сути совсем недавно давал он этот совет незадачливому Фиандеру во время подготовки к Дню совершеннолетия. Сколь безмятежными показались теперь тяжелые тренировки во Дворе Перехода! В молчании прошла минута, или пять. Орк попытался внезапным рывком высвободить руку с ножом, Наль крепче придавил ее. Тяжело дыша, они вырисовали по грязи совсем короткую, вялую кривую, и обессиленно замерли.

— В этот раз вы победили, — горько проговорил противник. Какое-то время он собирался для новой фразы. — Ну давайте, устройте праздник… пока можете. Недолго вам осталось… скакать вокруг трупов наших, орать брань, хохотать и оплевывать, пинать ногами…

— Мы ваших поганых праздников не празднуем, — перебил Наль.

Лицо орка гневно искривилось.

— Ваших!.. Ваших праздников… Все знают, как вы глумитесь над трупами…

— Воистину нет предела оркову бесчестью. Заткни свой рот… Не оскверняй этой грязной клеветой воздуха еще более.

О, если бы он мог закричать! Шанс на то, что его голос преодолел бы сырые, поглощающие звуки стены русла, холм, еще несколько сотен шагов, был ничтожен. Зато удавалось выдавливать из груди чуть слышные хриплые фразы. Обреченность медленно опутывала промозглыми нитями. Орк снова попробовал пошевелить рукой. Вьющиеся каштановые волосы липли к его вискам, хотя стены русла дышали холодом. Лицо у него, как и глаза, было еще чистым, почти невинным. Он говорил на удивительно хорошем общем языке.

— Все это скоро кончится, — уверенно сообщил он. — Нас много в степях, и мы вас уничтожим…

— Едва уже терпят вас в степях ваши соседи люди.

— Мы поработим и соседей. И трусливых людей, прячущихся в городах… Но сначала — вас. Отвоюем все, что вы у нас перехватили… Все блага и богатства, которые достались вашему народцу по недоразумению, ибо вы тупы, однако злобны, жадны и коварны…

Наль чуть не рассмеялся. Он отчаянно прикусил губу — смех ослабляет, однако орк заметил насмешку, и глаза его ожесточенно засверкали.

— Смейтесь до поры, изморки… Мы изничтожим и поработим вас, а ваши женщины будут…

Наль вдавил локоть ему в грудь, и тот захрипел и замолчал. Высоко на дереве запела вечерняя птица. Эльф перестал чувствовать собственные пальцы. Ему казалось, хватка ослабла. Он знал, что истекает кровью, но не имел представления ни о количестве кровопотери, ни о ходе времени, которое словно остановилось, омертвело, как остановилась эта река и омертвело сломанное бурей дерево. Готовый склеп. Дышать становилось все тяжелей, виски и лоб сдавило болью.

— Все, на что способны оказались вы в наших городах — это осквернить и изгадить.

— Мы заберем… наши отобранные блага, — слабо, но уверенно проговорил орк.

— Хуже злобы… только злоба и глупость.

— Тридцать лет… — выдохнул орк, устремляя взгляд вперед. — Наш главарь предсказал — до вашего полного завоевания осталось тридцать лет.

* * *

— Нальдерон!!

Голос над ухом. Приглушенный, потом громкий. Прикосновение к плечу. Нет, тряска. Он ничего не чувствует, только замечает, как начинает качаться стена русла. Несколько голосов. Говорят что-то. Нельзя отвлечься. Нельзя пошевелиться, разве они не видят, что у него больше не осталось сил? Кто-то заходит спереди, опускается на корточки, пытается завладеть вниманием — белый овал лица в густых сумерках. Темные провалы вместо глаз. Где-то дрожит факел. Лицо приближается, глаза цвета безоблачного неба на закате. И голос знакомый.

— Наль, отпусти его. Он мертв.

15. Ночные тревоги

Сорок восемь зим — прекрасный возраст для помолвки. Сама природа благоволила церемонии. Розовые кустарники стояли в цвету, наполняя воздух нежным ароматом. Тяжелеющие ветви яблонь склонялись в садах, а Сумрачный Лес изобиловал грибами и дичью