Уникум (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

— Кузнецов, к себе в комнату. От атлетического клуба ты освобожден на неделю. Все пропущенные уроки перепиши и изучи самостоятельно. Чего стоишь? Иди.

Покидал я медпункт со странным чувством. Все выходило как в книге Достоевского из параллельной вселенной — преступление без наказания. Проступок совершен и остался вроде как незамеченным. Вот только почему меня это не радовало?

Вернувшись, я первым делом сходил в душ, а когда зашел в комнату, обнаружил Потапыча уже устроившегося на кровати.

— Ты чего там делаешь?

— Спать буду, — решительно заявил банник. — Умаялся я там, окно закрой, смотри, чтобы жар не упал, от людей укройся. Еще домовые, отродье эдакое, пронюхали про меня. Чуть до драки дело не дошло, пока не разобрались, что я с тобой.

— Так, во-первых, это моя кровать. Во-вторых, ничего топить и жар поддерживать не надо. Это комната, а не баня. В-третьих, прекратить ссориться с домовыми!

Потапыч так возмутился, что дар речи потерял. Бедняга не мог определиться, какой из пунктов для него самый важный. Даже икать стал. Лишь собравшись с мыслями спросил, видимо, первое, что пришло в голову.

— Где ж мне спать?

— Коврик найду, возле двери положим.

Банник чуть не задохнулся от возмущения.

— Я не собака какая!

— А раньше ты где спал?

— Под полатями, известно где.

— Ну, значит, будешь дрыхнуть под кроватью. Других вариантов я не вижу.

Нашу перебранку прервали Рамиль с Димой. Причем, при появлении друзей банник совершил оплошность. Видимо, не определился, как себя вести. Рамиля он знал, а Димку нет, поэтому пару раз исчез, появился и лишь с третьей попытки пропал окончательно.

— Это и есть тот банник? — сурово спросил Байков.

— Я же говорил, а ты мне: врешь, врешь, — обиженно заявил Рамиль. — И как мы с Максом того гада прогнали, тоже не поверил.

— Прогнал ты, как же, — раздался насмешливый голос то ли сверху, то ли снизу, то ли вовсе из-за спины. — Насилу тебя удержал, иначе бы сбежал. И героически утоп в речке, где мне воды по пузо.

— Что и требовалось доказать, — меланхолично заключил Байков. — Ты Морок на три балла еле-еле делаешь. Говорил тебе больше заниматься, так нет.

— Ой, да идите вы, — махнул рукой Рамиль и пошел к шкафу, одеваться.

— Потапыч, а ты покажись. Это мои друзья, я от них ничего не скрываю.

— Не красна девка, чтобы показываться, — буркнул тот, но все же на мгновение появился перед Байковым, показал ему язык и был таков. Мда, вот что с ним делать?

— Дим, тебе случайно банник не нужен? — спросил я с надеждой.

— Даже не рассчитывай, — на лице Байкова появилась редкая улыбка. — Хуже только…

— Ну кто, кто? — опять проявился Потапыч и стал угрожающе наступать на благородного, тряся маленьким кулачком.

— Никого хуже, никого, — замотал головой Димка.

— То-то же, — грозно фыркнул банник и исчез.

— Хватит там балаболить, — прикрикнул Рамиль, натягивая штаны, — если следующую тренировку прогуляем, Якут с нас точно шкуру спустит.

— Рамик, ты не обижайся, но Козлович сказал, что я освобожден на неделю.

— В смысле?! Димон, вот есть в жизни справедливость?

— Конечно, нет. Но ты прав, пора собираться.

Проводив друзей и перекинувшись парой слов с заглянувшим Мишкой, я взял несколько учебников и завалился на кровать. Вот такая манера обучения мне нравилась больше всего. Читать круто. Прошли времена, когда можно было козырять своей безграмотностью. У меня, к примеру, во дворе один из сверстников в нецензурной форме удивился, когда узнал, что Толстых целых два. За что получил сразу подзатыльник от старшака со словами: «Витя, ты если тупой, то хотя бы пытайся держать это в себе».

А книжки со всякими магическими штуками, которые на первый взгляд были то ли сказками, то ли просто пьяными бреднями — оказались интересны вдвойне. Хотя бы потому, что все это существовало.

Вот только у моего желудка были свои планы на попытки грызть гранит науки натощак. Поэтому, если я сначала и пытался не обращать внимание на призывные журчания, то вскоре мне пришлось совершить набег на столовую.

— Извините, есть кто? — спросил я, бредя по пустому помещению. — Я обед пропустил. Мне бы перекусить чего.

Один из столов сначала чуть заметно вздрогнул, точно его подняли за четыре ножки и тут же опустили, а скатерть заколыхалась. Будто там происходила какая-то непримиримая борьба. В итоге ко мне вылетел Петр. Взлохмаченный, запыхавшийся, со съехавшей набок рубахой.

— Здравствуйте, — обрадовался я.

— И тебе не хворать, коль не шутишь. Поесть хотел?

Будто только и ожидая моего кивка, домовой вытащил оттуда же, из-под скатерти, тарелку с печеньем и стакан чая. Надо же, вот это сервис. Я благодарно схватил угощение и сел за один из столов. Но Петр не торопился исчезать. Он угрюмо посматривал на скатерть, из-под которой появился, а потом на меня.

Я же, тем временем, наслаждался гостеприимством домовых, если можно так выразиться. Чай оказался холодным, с какой-то странной пленкой сверху, а печенья черствыми, зубы поломаешь.

— Ты сам пойми, — начал Петр, стараясь не смотреть мне в глаза, — паря ты не плохой. И с высокородным нам подсобил, на место его поставил. Но кто тебя просил стерву эту сюда приволакивать?

— Какую стерву? — чуть не подавился я печеньем. Учитывая степень твердости, данный осколок кондитерского изделия мог с легкостью пробить горло.

— Потапыча, чтоб ему пусто было. Уж как мы радовались, когда он на Горелый хутор ушел. Тогда и не Горелый вовсе, а Веселый. И что же случилось?

— Что? — похолодело у меня в груди. И вряд ли это было от ледяного чая.

— Сгорел хутор. И люди оттуда ушли. А единственный, кто остался, прохвост этот. Максим… Как тебя по батюшке?

— Олегович.

— Максим Олегович, урезонь ты своего банника. Никакого спасу с ним нет. Уже и к Лизоньке нашей клинья подбивать стал. Та ведь совсем девчонка, ей полтораста годков еще не стукнуло. Урезонь, — почти умолял Петр.

— Постараюсь, — пообещал я, так и не поняв, что именно надо делать.

На выходе из столовой, в один миг позабыв о взаимоотношениях банника и домовых, я почувствовал себя бабочкой, попавшей в сачок. В душе появился страх, как у вора, пойманного на месте преступления. Повертев головой, я обнаружил причину этих странных эмоций — парочку у нашего флигеля, мужчину и женщину. Первый выглядел откровенно плохо: оборванная одежда, недельная щетина вкупе с длинными сальными волосами, обмотанные тряпками руки. Его спутница казалась более солидной. Костюм в большую клетку, черные лакированные ботинки, открывающие худые икры, короткая мальчишеская стрижка. Создавалось ощущение, что они вовсе не подходили друг другу. Но одно их сближало одно — взгляд. Жесткий, уверенный, от которого хотелось отвернуться.

И еще кое-что. Как только я посмотрел им в глаза, так сразу на плечи будто тяжелый мешок упал. Даже ноги немного подкосились. Но испугало меня не это. А второй раз за день неожиданно появившийся Якут.

— Кузнецов, за мной.

Учитель не посмотрел на парочку, словно они не заслуживали его внимания. И как бы я не мечтал отмазаться от Якута, которому Четкеров устроил веселую жизнь, находиться рядом с этими товарищами хотелось еще меньше.

Однако как только мы достигли леса, я все же подал голос.

— Меня Коз… Викентий Павлович на неделю от занятий освободил.

— От физической активности он тебя освободил, а не от занятий, — даже не повернулся Якут, продолжая идти в самую чащу.

— А разве есть разница?

— Принципиальная. Тебе надо в ближайшее время научиться пользоваться силой. Нормально. А не так, как ты делаешь, почти истощаясь. Без вреда для себя и окружающих. Сейчас что чувствуешь?

— Тяжесть странная.

— В голову не бери. Это не твоя сила, а наложенная. Один из блюстителей Поплавок на тебя накинул.

— Поплавок?

— Чародейское заклинание. Отслеживает мага, точнее воздействие его или на него силы. Обычно используются на преступниках, но теперь решили поэкспериментировать с нерадивыми учениками.