Дети Капища - Ян Валетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рад слышать, Михаил Владимирович!
— Я посмотрел то, что вы прислали, господин Касперский.
— Удивлены?
— Нет.
— Ожидали чего-то подобного?
— Да я в общем-то не ожидал, я знал.
— Все знали?
В интонациях собеседника совершенно не проглядывало разочарование от сорвавшегося плана. Не чувствовалось абсолютно. А должно было, если, конечно, такой замысел существовал.
— Ну все по определению знать невозможно… — сказал Сергеев как можно более равнодушно. — Скажем так, ничего нового, за исключением ассортимента. А что, я должен был удивиться?
Антивирус сдержанно рассмеялся, так тихонько, интеллигентно хохотнул.
— Интересный вы все-таки человек, Михаил Владимирович! Скажите, при первом разговоре я произвел на вас впечатление наивного человека?
— Как можно, господин Касперский, как можно? В вашем бизнесе наивные люди долго не живут.
— Тогда не начинайте меня «прокачивать», это лишнее. Мы с вами обязательную программу оттанцевали в прошлый раз. Можете поверить мне на слово, то, чем я могу вас удивить, у меня есть. Но кто же показывает все карты до начала игры?
— А мы уже играем?
— Естественно. Вы ознакомились с пакетом, вы мне перезвонили, мы опять беседуем. Игра в разгаре.
— Послушайте, Касперский, я ведь свои игры уже отыграл… Все, кончен бал, погасли свечи, — сказал Сергеев. — И еще… Вам не кажется, что нехорошо нарушать оговоренные при расставании условия?
— Ах вот вы о чем? Нехорошо? Да просто омерзительно! Скажу больше, — поддержал заданный Михаилом тон Антивирус, — полностью аморально! Но, знаете ли, Сергеев, бывают в жизни обстоятельства, когда вопросы морали, как бы это поточнее сказать, отходят на второй план… Вы, например, задумывались над аморальностью во время своего участия в некоторых… хм… геополитических проектах? Если хотите, могу сослаться на безвыходную ситуацию? Хотите?
— Разве это что-то меняет?
— Нет, не меняет. Вы единственный, к кому мы можем обратиться в настоящий момент.
— Я в отставке. Мы это давно решили.
— Честно скажу, принято решение считать отставку отпуском. Очень высоко принято. На самом верху.
— Да плевать мне, на каком верху принимались решения. Я их давно принимаю сам. Это ваш верх, Антивирус!
— А давайте-ка не будем спешить с выводами. Знаете, я сам неоднократно наблюдал жизненные ситуации, в которых верх и низ спонтанно менялись местами. Встретимся. Поговорим.
— С вами? — удивился Сергеев.
— Конечно же нет! С моим представителем, скажем…
— Слава богу! Я уж думал — Контора совсем потеряла квалификацию…
— И не надейтесь! — весело отозвался Касперский. — При нынешней ситуации мы востребованы, как никогда.
— Если не секрет — кем? Присягу мы с вами, если вспомнить, давали той стране, которой давно нет на карте.
— Экий вы формалист, господин Сергеев. На карте… А в сердце? С сердцем-то что делать?
— Знаете, господин Касперский, когда со мной начинают говорить о делах сердечных, я подозреваю, что в основе намерений находятся деньги. Так почему-то всегда получалось…
— А раньше было по-другому? — осведомился Антивирус, не скрывая сарказма. — Уж не помню кто, но человек явно не глупый сказал: «О чем бы с вами не говорили, будьте уверены, что с вами говорят о деньгах». За точность цитаты не ручаюсь, но то, что смысл передал правильно… Вы, Михаил Владимирович, случаем не альтруист?
— За собой такого не замечал.
— Ну и слава богу! А я уж было испугался! Замер, можно сказать — заледенел душой. Очень я идеалистов не люблю. Опасные, непредсказуемые люди. Все мировые беды от них, уж поверьте! А кем на сегодня мы востребованы, вы обязательно узнаете. Всему свое время, Михаил Владимирович, всему свое время. Завтра к вам подойдет человек…
— … и скажет: «У вас продается славянский шкаф?»
— Пренеприятнейшая у вас привычка — шутить не к месту… Пароль вам не понадобится. Человек вас знает.
— Дело не в том, знает ли меня ваш человек, а в том — знаю ли я его.
Антивирус снова мягко, вальяжно хохотнул.
— А вы хитрец, Михаил Владимирович, натуральный хитрец… Дождитесь завтрашнего дня. Куда вам спешить? И еще… Примите предложение почтенного Владимира Анатольевича! И желательно побыстрее.
«Вот это да! — подумал Сергеев. — Это уже не вербовка, не приглашение восстановиться на работе, а черт знает что такое!»
Обычно (правда, опыту сергеевскому было уже немало лет) Контора никогда не действовала в лоб. Какой смысл ломать человека, если он лучше работает, когда делает все добровольно и с песней?
Антивирус Михаила не вербовал. Сотрудник беседовал с сотрудником, оба знали правила игры, оба знали, кто и на что способен. Правда, у Касперского было небольшое преимущество: скорее всего, перед ним лежало максимально полное досье на Сергеева, содержащее и информацию об акциях, в которых Михаил участвовал за годы службы, и комментарии-рекомендации психологов, и биографические справки. Все, что только можно было собрать, включая сексуальные склонности и привычки. Касперский знал, как на него воздействовать, но пренебрег рекомендациями.
Его фраза означала, что дом Блинчика прослушивается. Возможно, не весь — иначе Васильевича действительно нужно гнать в три шеи, но локальные зоны контролируются каким-то электронным устройством. Более того, в совокупности с пленкой и фотографиями, этот факт говорил о том, что Владимир Анатольевич находится в многомесячной (если не многолетней) разработке. И третье — предмет торгов был назван. В лоб. Без обиняков и экивоков.
«Господи, — подумал Сергеев, — ну почему мне так хронически не везет? Кто же это там обо мне вспомнил после всех обещаний?»
В принципе, он сам мог дать ответ на этот вопрос.
Сергеев стал лакомым куском для своих коллег, засветившись в окружении Блинова. Оставалось выяснить, чем же Блинчик так интересует Контору? Оружейным бизнесом коллеги и сами грешили, но конкурентные вопросы такими методами не решают. Слишком дорого и трудоемко. Услуги хорошего снайпера стоят значительно дешевле. А отличных стрелков в Конторе было пруд пруди!
— Послушайте, господин Антивирус, что ж вы так бесцеремонно меня атакуете? Даже неудобно как-то… Так и хочется спросить, а где прелюдия?
— А чего стесняться, Михаил Владимирович? — весело парировал собеседник. — Вы все равно наш, что бы вы не говорили. Это при рождении вы были мамин и папин, а много лет уже наш. И сами это понимаете. Ну что вам стоило трубку бросить? Или послать меня туда, куда Макар телят не гонял? Но не послали? С бумагами вот возились. Фильмы любительские смотрели. Оно вам надо было?
— Природная любознательность.
— Ой, Михаил Владимирович, не во всем виновата природа. Скучно стало?
— Вы и не представляете себе, господин Касперский, как приятно иногда, для разнообразия, поскучать!
— Наверное. Я не пробовал. Мне, знаете ли, скучать некогда!
— Все за родину радеете? Или все-таки за деньги?
— Скажу вам честно, Сергеев, в последние годы это неплохо сочетается. Может быть, перестанем пикироваться, Михаил Владимирович? Ну не к лицу это человеку с вашей героической биографией.
Сергеев вздохнул.
— Я не хочу ни за кем шпионить. Меня не интересует моральный облик Блинова. Я считаю, что нашим с вами общим друзьям я ничего не должен. Понятно?
— Вы забыли добавить, что вы хотите просто спокойно жить в этом прекрасном городе, хм… дружить с госпожой Плотниковой, посещать вашу служебную синекуру…
— Синекуру можете забрать себе. О Плотниковой лучше ни слова — рискуете здоровьем, поверьте. А с тезисом согласен полностью.
— А если я вам скажу, что шпионить не надо? Скажу, что моральный облик Блинова и нас интересует только с познавательной стороны? И заверю, что никаких долгов по отношению к Конторе у вас нет?
— Задам ответный вопрос — что тогда вам от меня надо?
— Нам надо, чтобы Владимир Анатольевич и дальше благополучно жил и работал. А это вы только за последние несколько месяцев и без нас делали два раза. Чтобы его связи с некоторыми людьми росли и крепли. И чтобы вы были в курсе всех его дел. Не для того чтобы докладывать нам. В этом нет необходимости. Сами можете корректировать его активность, но в рамках концепции.
— А какова концепция?
— Концепция, знаете ли, не менялась… Что хорошо для империи, то хорошо и для нас.
Над запыленным плацем сырой осенний ветер гнал клочья серых, как собачья шерсть, туч. Воздух пах сухими травами крымской степи, тленом, легкой, как порох, коричневой пылью и еще слабым запахом гниющих на далеком песчаном берегу водорослей.
Мангуст, сухой и кривоногий, как буденновский кавалерист, стоял перед зябнущей курсантской шеренгой, заложив руки за спину. Было холодно. Очень холодно и невероятно промозгло. С низкого, нависшего над их головами неба то и дело брызгало мелкой водяной пылью.