Таких не убивают - Кир Булычев

— Правда, — ответила Лидочка после короткой паузы.

— Лидия Кирилловна, — настойчивее повторил комендант. — Вы меня, может, неправильно поняли, но мне хочется довести до вашего сознания, что вы не запомнили лиц тех людей, которые были в машине. Для вашего же блага. Так и милиционеру сказали. И зря они беспокоятся. Вы меня поняли?

Только тут Лидочка его поняла и с облегчением, почти искренне ответила:

— Я совершенно не запомнила никаких лиц. Я и так плохо лица запоминаю, а в темноте, в машине тем более — я же специально не приглядывалась.

— Вот и умница, — одобрил комендант. — Значит, я людей не обманул.

На этом он и попрощался.

Лейтенант Шустов позвонил уже в восьмом часу, узнать, как там дела. И вообще, никто не беспокоил Лидочку?

Лидочка ответила, что день прошел спокойно.

— Комендант звонил?

— Он в самом деле знаком с бандитами?

— Откуда мне знать? — в голосе Шустова ей послышалась насмешка. — Если я об этом узнаю, то подберу ему статью.

— Я ему сказала, что сообщила вам номер машины.

— Но, наверное, не запомнили, кто стрелял? Не увидели?

— Почему вы так думаете?

— Я ничего не думаю. Но учтите, что от вас я и не требую, чтобы вы кого-то запомнили. Раннее утро, перепуганная стрельбой женщина… даже суд никогда не рассчитывает на такие подарки. Да и я, как профессионал, ваши показания принимал бы с подозрением.

— Значит, я ничего не видела?

— Ваше дело.

— А как себя чувствует Петренко?

— Пострадавший находится в больнице и просит отпустить его домой, потому что полагает, и притом с основанием, что больница не самое безопасное для него место.

— Вы его прячете?

— Мы не в Америке. У нас для этого денег нет. Но место, где он лежит, не афишируем.

— Если они захотят, то доберутся до Петренко?

— Может быть.

— И убьют его?

— Допускаю.

— И вас не будет мучить совесть?

— Я подозреваю, что сегодня чуть попозже он смоется из больницы. И его не поймают. Вас это устраивает?

— Спасибо. А что известно об Алене Флотской?

— А что может быть о ней известно? Покончила с собой. Думаю, что всерьез она и не собиралась этого делать. Но так получилось. Уже не первый случай в моей практике. Хотят пугнуть, а дозу не рассчитывают.

— Вы так уверены?

— Она не оставила предсмертной записки, но я отыскал ее записную книжку. В ней записи на ближайшие дни, настоящие самоубийцы так не делают.

— Уже известно, почему она это сделала?

— Вы любопытная, Лидия Кирилловна.

— Как и всякая женщина.

— Мы не рассказываем посторонним тайну следствия. Но с вами я могу поделиться. При одном условии.

— При каком?

— Если вы дадите мне слово, что в самом деле раньше не были знакомы с погибшей и позвонили ей случайно.

— Я же сказала! Я ее так и не видела! Мне нужна была шкатулка, вернее, информация о шкатулке, которую мои родственники передали на хранение ее бабушке в тридцать восьмом году.

— А где эта шкатулка теперь?

— Это меня интересует не меньше, чем вас. Ко мне сегодня приходила Соня Пищик, она говорит, что шкатулка хранится дома у Алены.

— Ага, — сказал Шустов.

— Что это означает?

— Разгадку для Шерлока Холмса, — ответил лейтенант. — А я думал, что же стояло на комоде?

— Вы видели?

— Нет, но я могу сообщить ее размеры. Тридцать два на двадцать четыре сантиметра.

— Правильно! Но как вы догадались?

— На комоде пыль. Алена Флотская была большая неряха. А в одном месте пыли нет. Там что-то стояло, примерно тридцать на двадцать четыре сантиметра. Я и решил — коробка с нитками и пуговицами. Зачем она кому-то понадобилась?

— Она пропала?

— Вот именно. И дорогая шкатулка?

— Наверное, не очень. Я ищу дневники, которые в ней когда-то хранились.

— На комоде лежали кучей нитки, пуговицы — всякие пустяки. Кому-то шкатулка понадобилась, вот он все и высыпал. А когда Пищик ее видела?

— Не знаю. Спросите у нее.

— Спрошу, — сказал лейтенант.

— Почему вы замолчали? Это вам кажется важным?

— Не знаю, — сказал лейтенант. — Вообще-то, это не телефонный разговор.

— Разве сейчас слушают?

— У нас всегда слушают.

— Но мы же не обсуждаем важных дел. Одна девушка покончила с собой. Каждый имеет право покончить с собой.

— Если эта шкатулка исчезла два-три дня назад, это меня не касается, — ответил лейтенант. — Но если сегодня ночью, то, значит, кто-то к ней заходил. Может быть, эта встреча и подтолкнула гражданку Флотскую к роковому решению.

«Ну почему он всех называет гражданками? Неужели и меня он именует гражданкой Берестовой? А почему бы и нет?»

— У вас есть подозреваемые?

— У нее были интимные отношения с одним из ее сослуживцев. Но если гражданка Пищик к вам заходила, то она наверняка вам об этом поведала.

— Поведала. Вы его будете допрашивать?

— Наверное, придется, — ответил Шустов. — Но, вообще-то говоря, не хочется. Такие дела, где виноватых не найдешь, я бы закрывал, пусть живут, как хотят. А то у нас бандиты на свободе гуляют, а мы самоубийцами на личной почве занимаемся.

— Но бывает же, что человека довели до самоубийства.

— Боюсь, что гражданка Флотская сама себя довела.

— Вы — женоненавистник.

— Вы так думаете потому, что я развелся? Но мы с Галей и сейчас поддерживаем нормальные отношения.

— Нет, я пошутила.

— В следующий раз осторожнее шутите, а то я не всегда вас понимаю, — признался милиционер.

— Андрей Львович, — Лидочка постаралась говорить ласково и убедительно, — мне на самом деле важно узнать, куда делись те вещи, что когда-то лежали в пропавшей шкатулке. Я очень прошу, если будете спрашивать людей о шкатулке, вы потом мне расскажете, что узнали, хорошо?

— Хорошо. Но у меня нет доказательств принадлежности шкатулки вам или вашим родственникам.

— Андрей Львович, вы можете спросить у Татьяны Иосифовны. Она — мать…

— Знаю. Проживает в дачном поселке на станции Переделкино, где пишет свои воспоминания. Я спрошу ее.

— Заранее спасибо.

— Не спешите. Отдыхайте. Я пойду поужинаю, а то весь день без горячей пищи. И не бойтесь. Никто вас больше не тронет. Но, конечно, никому не открывайте, не посмотрев предварительно в глазок. Никому. Ясно?

— Ясно.