Мне не больно - Андрей Валентинов

Старый актер вздохнул и отправился на кухню. Михаил вновь улыбнулся – отца он видел редко, хотя они жили в одной квартире – в тех самых двух комнатах, где семья нашла приют в конце двадцатых. Ахилло-старший, объездив со своей разъездной труппой пол-России, наконец решил осесть в Столице, устроившись администратором в один из второразрядных театров.

К странной профессии сына он отнесся с легким ужасом и до сих пор не мог с нею примириться, по старинке именуя НКВД «чекою». Соседей бывший актер уверял, что Михаил служит в городской милиции, что, по его мнению, было несколько престижнее. Нечего и говорить, что Ахилло-младший ничего не рассказывал отцу о работе, и тот, вероятно, был уверен, что его сын каждую ночь врывается в квартиры «буржуев» с целью изъятия ценностей или носится на лихом коне за очередной бандой. Единственное серьезное ранение от отца удалось скрыть, послав телеграмму о срочной командировке в Забайкалье.

Михаил знал и то, что отца уже пару раз собирались «вычистить» со службы за аполитичность и чуждое происхождение, но в последний момент тучи рассеивались: кто-то вовремя вспоминал, где работает сын старого актера. Правда, все это имело и оборотную сторону: случись с капитаном беда, обычная для его профессии, никто уже не помешает выбросить отца со службы, из квартиры и из жизни…

Михаил слушал джаз, предвкушая вкус теплого молока и липового меда. Этим вечером можно было вновь почувствовать себя, хотя бы ненадолго, свободным от непростых забот, которые в последнее время стали изрядно волновать молодого контрразведчика…

Доставив Гонжабова с аэродрома к воротам закрытой зоны в Теплом Стане и получив необходимую бумагу, Ахилло тут же поехал в Большой Дом. Он знал, что его наркомат славится ревностью к соперникам и не потерпит от капитана слишком долгого отсутствия. Его принял заместитель Альтмана – молодой, совершенно незнакомый майор, очевидно, из недавних выдвиженцев. Выслушав короткий рассказ Михаила совершенно равнодушно и едва подавив зевок, он сообщил, что решение об откомандировании Ахилло в Теплый Стан на время нахождения там заключенного Гонжабова остается в силе. Михаилу рекомендовалось изредка заглядывать в Большой Дом с короткими рапортами.

Все это было уже известно, но Михаилу не понравился тон: так разговаривали с человеком, уже не представляющим особого интереса. Было о чем задуматься: полгода назад Ахилло отстранили от агентурной работы, переведя в группу «Вандея», а теперь вообще удалили из Главного Управления. Что могло быть следующим шагом, догадаться не составляло труда.

Ахилло забежал в знакомый кабинет, где еще совсем недавно работала их группа, но никого там не застал. Карабаев отбыл в очередную командировку, на этот раз в Свердловск, где местные сотрудники вышли на след террористической группы.

О пропавшем Пустельге никто ничего не знал – или не хотел знать.

В конце концов Михаил махнул на все рукой и отправился домой – болеть. Надо немного отдохнуть – и от горных тропинок, и от мыслей, которые никак не желали отпускать…

В прихожей зазвенел колокольчик, но Михаил не обратил на это никакого внимания, решив, что к соседям по квартире явились очередные гости. Соседи, переселившиеся сюда пару лет назад, попались наглые и крикливые, но их тон мгновенно изменился после того, как однажды вечером младший Ахилло забежал домой в форме и с револьвером. В результате Михаил смог ощутить реальную пользу от своей нелегкой работы если не для всей Страны Советов, то, по крайней мере, во всеквартирном масштабе.

– Микаэль! – в полуоткрытую дверь заглянул удивленный отец. – К тебе гости… Господин… то есть, пардон, товарищ Ерофеев…

Ахилло-младший тут же привстал, сдергивая шарф с шеи: попадаться на глаза майору в подобном виде не хотелось. Но Ерофеев уже входил в комнату, неся с собой уличную сырость и едва заметный запах хорошего вина.

– Здорово, капитан! – Он не без изумления осмотрел закутанного в плед Ахилло и хмыкнул:

– Да ты чего, захворал?

– Микаэль серьезно болен! – возвестил отец, появляясь с чашкой горячего молока. – Надеюсь, вы, господин… пардон, товарищ Ерофеев, поможете убедить его обратиться к хорошему врачу!

– Ты чего, и вправду? – взволновался майор, на которого, судя по всему, особо подействовал вид горячего молока. Ахилло засмеялся, вскочил с кресла и пожал руку бывшему пограничнику:

– Ерунда! Кашляю. Проходи, Кондрат! С отцом познакомился?

– Ну! Первым делом! Мы с Александром Аполлоновичем сразу же знакомство свели. А я еще думал, чего это ты в документах не Михаил, а Микаэль?

– Микаэлем звали его прадеда, – с достоинством пояснил старый актер. – Он выступал вместе с самой Бозио, когда она приезжала в Петербург. Он был великий тенор!

Майор почесал затылок, очевидно соображая, что это могло означать. Взгляд вновь упал на молоко.

– – Так ты, капитан, это пить будешь? А я, грешным делом…

В руках Ерофеева, словно по волшебству, появилась бутылка.

– «Массандра», пять лет! – с гордостью прокомментировал он. – Кстати, крымское.

Ахилло не мог не признать, что вкус у Ерофеева неплох.

– Микаэль, – пробормотал отец, – в твоем состоянии!

Ахилло-младший хмыкнул, отставил в сторону молоко и не без удовольствия взял в руки заслуженную бутылку, любуясь медалями на этикетке. Отец вздохнул и поплелся на кухню, сообщив, что принесет что-нибудь закусить. Не дожидаясь этого, Михаил извлек из серванта три хрустальные стопки и штопор. Майор вновь завладел бутылкой и принялся сокрушать пробку.

Вскоре на столе появились бутерброды и прочая столь необходимая в подобных случаях мелочь.

– Ну чего? – Майор поднял стопку, наполненную темно-рубиновым, похожим на загустевшую кровь вином. – Александр Аполлонович! Михаил! Первую – как положено, за прошедший праздник и за товарища Сталина, вдохновителя, стало быть, наших побед!

Ахилло-старший покорно вздохнул: подобные тосты все еще казались непривычными. Михаил воспринял слова Ерофеева как должное. Вино было отменным, а установившийся застольный ритуал несколько забавлял его, напоминая древнеримские возлияния в честь богоподобных Цезарей.

Вторую выпили за знакомство. Ерофеев шутил, рассказывал о своей давней службе на границе и, в общем, вел себя вполне пристойным образом. Михаил заметил, что из речи майора исчезли любимые крепкие словечки – Ерофеев хорошо ориентировался в обстановке. Ахилло-старший вскоре оттаял и проникся явной симпатией к столь колоритному сослуживцу сына. Но наблюдательный капитан видел, что веселье Ерофеева напускное, неожиданный визит вызван чем-то более важным, нежели желание распить бутылку старой «Массандры».

После третьей, выпитой за здоровье хозяина, Ерофеев, хлопнув себя по карману, предложил Михаилу выйти на лестничную площадку покурить. Отец несмело запротестовал, вспомнив о простуде, но Ахилло-младший кивнул и достал из серванта очередную пачку «Казбека».

На лестнице майор первым делом тщательно прикрыл дверь, а затем кивнул на площадку около окна. Спустились вниз. Ерофеев щелкнул зажигалкой, но Михаил, подумав, отрицательно покачал головой: горло побаливало, и с курением можно было обождать.

– Что случилось, Кондрат?

– А что? – простодушно откликнулся майор. – Да ничего вроде… Чуть выговор не впаяли вместо благодарности.

Михаил вопросительно взглянул на собеседника.

– Посчитали, что я неоправданно рисковал. Надо было, мол, взять с собой взвод, не меньше. Будто не они сами приказали идти втроем, мать их!.. Ну, и еще за этого Семина… Мол, недосмотрел…

– Постой, – удивился Ахилло. – А откуда ты мог узнать?

– Ну, откуда! Оттуда! Были же сигналы… Я тут и вправду маху дал. Дед его был не шаманом, а, мать его, «шамашем». Это вроде дьячка у караимов и крымчаков. Прошляпил, в общем. Надо было, конечно, справки навести. Гонжабов, сука, бумагу накатал, чтоб жену и пацаненка арестовали. Они вроде все знали и скрывали…

– Арестуют? – На душе стало скверно, Михаил вспомнил красивую женщину, открывшую им дверь гостеприимного дома в Перевальном, и мальчика, просившегося в экспедицию. Ерофеев пожал плечами:

– Наверно. Мы тут ни фига не сделаем. Если б не Гонжабов, гад, просто договорились бы, думаю. Умный ведь человек был, образованный…

– Но он уверен, что Голубой Свет будет использован во зло!

– Его, наверно, с детства обрабатывали, – пожал плечами майор. Клерикальные, мать их, элементы! А тут ведь дело важнейшее, оборонное! Сам бы сообщил – небось орден Ленина мигом дали…

Михаил вновь вспомнил недавнее – залитый мерцающим светом подземный зал, окровавленное тело на каменном полу, ликующий голос бхота… Что-то они сделали не так! Но что? Помешать Гонжабову они не успели и не могли успеть. Но можно было сделать другое – попросту пристрелить бхота на обратном пути! Бывший коминтерновец был опасен, и теперь его вновь пустили в дело. Правда, в этом случае служебная карьера Ахилло-младшего окончилась бы очень быстро…