Заблудившийся во сне - Владимир Михайлов

Я не стал разъяснять, что именно «разумеется»: он и так понял. Что касается жены, то она при этих словах несколько насторожилась.

– Спрашивайте, – проворчал он с таким видом, словно я был зубным врачом и, поигрывая бором, предложил ему открыть рот.

Я повторил заданные ранее вопросы. Он ответил; ничего удивительного: в них никакой опасности не было. Но он наверняка предполагал, что за ними последуют и другие – такие, на которые отвечать будет уже не столь просто. Я имею в виду – отвечать правдиво.

Дальше допрос шел примерно так:

Я: Вы являетесь первым заместителем господина Груздя на фирме, если не ошибаюсь?

Он: Вы не ошиблись.

Я: С какого времени?

Он: Последние четыре года.

Я: Какими были ваши отношения с господином Груздем?

Он: Хорошими. Деловыми. Иначе я там и не работал бы.

Я: В какой степени он доверял вам?

Он: Не было признаков того, что он мне в чем-то не доверял. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

Я: Следовательно, можно полагать, что вы были в курсе всех его дел?

Он: Если говорить именно о делах – то, пожалуй, да. Но это никак не относится к его, так сказать, частной жизни.

Я: Вы, разумеется, в курсе всего, связанного с, если можно так выразиться, исчезновением его сознания? С тем, что мы называем его уходом?

Он: Всего – это слишком сильно сказано. Я вообще не могу судить об этом, поскольку мне известен только сам факт – но не причины, его породившие. Предупреждая ваши дальнейшие вопросы, скажу сразу: я ничего не знаю о том, намеренный ли это уход, или следствие какой-то патологии, хотел ли и сделал ли это он сам – или его заставили, применили, так сказать, насилие… И, наконец, если он действительно пребывает здесь, в мире сна, то у меня нет ни малейшего представления о том, где именно он может находиться. Могу, однако, категорически утверждать, что причиной того, что произошло, не могли и не могут быть никакие столкновения с законом, финансовые или иные деловые проблемы и тому подобное. Все налоги аккуратно уплачивались и уплачиваются, средства в пенсионный фонд вносятся, жалованье и премиальные все получают с точностью до минуты, аудиторская проверка не выявила никаких нарушений. Документация в идеальном порядке. Вот все, что могу сказать по этому поводу.

(Я обратил внимание на то, что он применил совершенно непрофессиональное выражение «мир сна». Возможно, он и на самом деле был – что касалось его знаний о ПС – не более чем заурядным обывателем, простым снивцем.)

Я: Как по-вашему – физически в последнее время он чувствовал себя хорошо? Или существовали какие-то признаки неблагополучия?

Он: Я не думаю… Нет, пожалуй – нет. Вообще он не относится к людям, которые, как говорится, сжигают себя. Он никогда не забывал о здоровье и соблюдал определенные, так сказать, нормы.

Я: Прибегал к услугам врачей?

Он: Я имел в виду прежде всего не это. Образ жизни. Не забывал о динамических нагрузках: регулярно плавал, бегал. Упражнялся с отягощениями. Играл в теннис. И, по-моему, все это делал с удовольствием.

Я: Замечал ли он женщин? Я говорю о женщинах вообще, не имея в виду какие-то определенные имена.

(Неожиданно в разговор вступила Лариса Савельевна, хотя я не приглашал ее ни словом, ни движением, ни взглядом.)

Она: Замечать – это не то слово. Он их видел, понимаете, что я хочу сказать? Видел и ощущал.

Он: По-моему, к тебе не обращались. К тому же после твоих слов у шерифа может сложиться мнение, что Николай Савельевич был, так сказать… женолюбом. Но ты же знаешь…

Она (перебивая): Шериф не обратился прямо ко мне, во-первых, потому, что он человек воспитанный. И во-вторых, они тут, у себя, могут просто не знать, что Николай – мой родной брат. Хотя мне казалось, что это всему миру известно. И я знаю о нем куда больше, чем все его сотрудники, весь аппарат, и даже чем ты. А то, что ты тут говорил относительно бабника, то это полная чепуха. С молодых лет женщины привлекали его преимущественно эстетически, как произведения искусства… Хотя, судя по всему, он был, что называется, нормальным мужиком.

Он: Собственно, я и хотел сказать то же самое.

Я: Иными словами, он не производил впечатления человека, которому его тело стало – или становится – в тягость?

Он: Ни в коем случае.

Она: Он был жизнелюбом – вот вам точное определение.

Я: Всегда и при всех условиях?

Он: Н-ну… где-то года три тому назад был период, когда он, по-моему, немного нервничал. Хотя никаких поводов для этого ни в его научной деятельности, насколько могу судить, ни тем более в хозяйственной не было. Может быть, очень незначительное замедление темпа. Он тогда как раз заканчивал разработку первого варианта, самого первого… Вот и все.

Я (к ней): Вам, как его сестре, может быть многое известно о его семейных делах. О взаимоотношениях…

Он: Лара, я бы посоветовал тебе…

Она: Да, я прекрасно знаю, что ты посоветуешь. Но мы же не за чашкой чая, насколько я понимаю. И если шерифа, представителя закона, это интересует, то почему бы мне не ответить ему?

(Такое бывает только в Пространстве Сна, где людей нимало не удивляет ни то, что они вдруг перенеслись из Москвы куда-то в окрестности Далласа, ни даже то, что их допрашивает шериф в Техасе об интимных делах человека, не имеющего к Штатам вроде бы никакого отношения. В ПС существует все, кроме одного: кроме удивления.)

Я: Полностью с вами согласен.

Она: Так вот. Отношения в семье у Груздей самые нормальные. С учетом, конечно, возраста и всего прочего. Днем, разумеется, у каждого свои дела, но вечера они проводят вместе – если у него выдается свободный часок. Проводят, как правило, дома: с годами он стал домоседом. Но свободные вечера у него бывают не так уж часто. При мне они ни разу не ссорились: дома он во всем полагается на Нину.

Я: А вне дома? В делах?

Он (пытаясь перехватить нить разговора): Нина Витальевна никогда не позволила бы себе… Кроме того, ей достаточно и собственных забот. Ее издательский дом «Золотой Век»…

Я: Да-да, мне известно. Сколько, вы сказали, лет они женаты?

Он: Около пятнадцати, по-моему.

Она: Если хотите точно – восемь с половиной.

Я: Ему, если не ошибаюсь, пятьдесят шесть. Опасный возраст, не так ли?

Он: По-моему, пора расцвета.

Она: Что вы хотите сказать? Ах, вы имеете в виду…

Я: Вот именно. Как вы полагаете: не могло ли получиться так, что он – ну, увлекся, скажем так, некоей женщиной, встречаться с которой наяву было бы достаточно затруднительно – и вот он нашел способ пробыть с нею определенное время в уединении… Ну, вы понимаете.

Она: Кто она?

Я: Кто?

Она: Я спрашиваю: кто эта женщина? Вы просто обязаны ее назвать. Юля Козловская? Это, простите, бред.