Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

— Значит, вы тоже уверены, что это он? — спросил Пашка.

— Вы ведь, наверное, в деревню к милиционеру ходили? — ответил Алексей Иванович вопросом.

— Да, — кивнул головой Пашка.

— Ну, и судя по тому, что вы вернулись один, он вам сказал, что ничего сделать не может.

— Не совсем так, — замялся Пашка. — Он все записал, обещал переслать материал.

— Понятно. — Алексей Иванович опять бросил сигарету и сейчас же достал новую.

Я удивился, что он так много курит. По внешнему его виду никак нельзя было сказать, что он волнуется.

— Почта, кажется, приходит здесь раз в неделю. Проверить его, в сущности, можно только в Москве. Кто знает, где он будет, когда проверка закончится.

— Я его не выпущу, — сказал Пашка.

— Задержать не имеете права, — сказал Алексей Иванович. — Все это, к сожалению, одни подозрения. Рассуждать можно и так и эдак. Покажите карточку.

Он долго ее рассматривал и отдал Пашке со вздохом.

— Как будто похоже, а может, и не очень похоже.

— Алексей Иванович, — сказал Пашка с рыданием в голосе, — что же вы хотите, чтоб я спокойно смотрел, как он уедет? Через месяц вернемся на базу, а его и след простыл. Исчез Климов, затерялся среди двухсот миллионов человек, ведь второй встречи не будет. Где он укроется, в Красноярске или Магадане, в Кишиневе или Мичуринске, или еще где, откуда я знаю.

— Успокойся, Паша, — скачал я. — Задерживать мы его действительно не имеем права. Значит, ему не надо давать основания бояться. Приехал, увидел тебя, ты его не узнал, вот и все. А через месяц вернемся на базу, там и поговорим. Если ты будешь держать себя в руках, уедет он спокойный и будет нас поджидать.

— А глаз из-под палатки? — спросил Паша. — Чувствует он, чувствует. Телепатия, что ли, тут такая. Ты же сам чувствовал, что он весь как струна.

— Ты мистику не разводи! — рассердился я. — Конечно, он нервничает, встретив тебя. Конечно, следит за тобой, подглядывает. А ты развей его подозрения. Убеди его, что ты ничего не заподозрил. Мужик ты на возрасте, что ж ты, сдержать себя не сможешь?

— Ладно, — сказал Пашка хмуро, — сейчас уйдем в маршрут, а вечером перетерплю. Ну и месяц мне предстоит!

— Нет, — сказал Алексей Иванович, — так, я думаю, мы больше его не увидим. Убежит.

— Телепатия? — спросил я.

— Не знаю, — сказал Алексей Иванович. — Есть или нет телепатия — это пусть специалисты разбираются. А вот то, что по взглядам, по интонациям, по жестам один человек угадывает, что думает и чувствует другой, это я знаю точно. Конечно, если у обоих нервы напряжены, если оба взволнованы. Иногда сам не знаешь, себе самому объяснить не можешь, а чувствуешь состояние другого человека по неуловимым признакам, по еле заметным деталям. Я убежден — Разгуляев чувствует, что мы его опознали.

— Так что же, — сказал Паша, — значит, мы дали ему понять, что он опознан, и отпустили его: лети, мол, голубчик. Месяц времени у тебя на устройство дел. За этот месяц мотайся куда подальше.

— Черта с два, — сказал Алексей Иванович и стукнул кулаком по кормовому пастилу.

Я посмотрел на него и опять удивился. Не корректный научный сотрудник был передо мной, и не лесной созерцатель, знаток звериных повадок и птичьих голосов, а волевой, энергичный человек, умеющий драться и побеждать.

— Надо ему просто в лоб сказать: мы вас узнали и мы вас не выпустим.

— Так мы же не можем его задержать! — выкрикнул Пашка.

— Не выдержит, убежит, — спокойно сказал Алексей Иванович. — Выдаст себя. Не может не выдать.

Глава шестая

РАЗГОВОР НАПРЯМИК

Мы вышли на берег, подтянули повыше лодку и занялись обычными утренними делами, как будто так нам и полагалось, не сомкнув глаз за целую ночь, начинать тяжелый трудовой день. Разожгли костер, вскипятили чайник, сварили суп из консервов, нарезали хлеб. Из палатки не доносилось ни звука. Либо Разгуляев действительно спал, либо думал и передумывал причины нашего странного поведения. Завтрак уже был готов, когда палатка зашевелилась и из нее, низко пригибаясь к земле, вышел Платон Платонович, босой, в тельняшке и брюках. Выйдя, он выпрямился и широко, с наслаждением потянулся. В одной руке он держал мыло, пасту, зубную щетку, в другой — коротенькое вафельное полотенце. Потягивался он долго, с наслаждением; потянувшись, пожелал нам доброго утра и пошел к озеру умываться, ступая осторожно, чтобы не повредить о камень босые ноги.

Мы разлили суп по котелкам, присели за наше подобие стола, все трое с одной стороны, оставив валун для гостя. Делать уже, собственно говоря, было нечего, но мы все возились, придумывая то одно, то другое хозяйственное дело. Надо было создать видимость, что мы не разговариваем, потому что заняты.

Платон Платонович мылся долго, так, как моются в озерах или реках люди, не привыкшие обходиться без водопровода и умывальника. Он фыркал, сморкался, отплевывался и даже повизгивал от холодной воды. Была минута, когда он, кажется, подумывал окунуться, но, еще раз попробовав ногой воду, поежился и не решился. Наконец он растерся полотенцем и, все еще поеживаясь от холода, быстро, но осторожно ставя босые ноги, побежал в палатку.

Он все делал обыкновенно, все делал так, как должен делать человек его типа, его характера, его привычек. Наверное, он десятки раз видел, как умываются поутру горожане в реке или озере, и исполнял все так, как положено, как типично. Немного слишком старательно исполнял, переигрывал.

Впрочем, может быть, это мне только казалось. Мне все казалось в нем подозрительным.

Наконец, свеженький, розовый, с мокрыми волосами, он подошел к нам.

— Я боялся проспать, — сказал он, усаживаясь на валун. — Надо пораньше к Яковлеву попасть.

— Так что, окончательно решили сегодня ехать? — спросил Глухов, глядя в сторону и отправляя в рот ложку за ложкой.

— Конечно, — сказал Разгуляев. — Я свеж и бодр. Лошадка тоже, наверное, отдохнула. До яковлевской группы километров тридцать, они в Ивантеевке стоят. Часа за четыре я на своем рысаке дотрясусь, даже если с отдыхом, все равно получится часов пять. А зря время тратить нечего.

— Придется тратить, — сказал Глухов. — Никуда мы вас отсюда не пустим.

Он сказал это просто, не подчеркивая, и мы все трое продолжали есть суп, как будто ничего особенного и сказано не было. Продолжал есть суп и Разгуляев. Слова Глухова, видимо, не сразу дошли до его сознания. Отправив в рот две или три ложки, он вдруг нахмурился и удивленно посмотрел на Алексеи Ивановича.

— То есть как — не пустите? — спросил он, и на лице его было написано, что он ждет какой-нибудь шутки, хочет посмеяться вместе со всеми.