История городов будущего - Дэниэл Брук

В течение следующего месяца Петербург, а за ним и всю Россию, охватил хаос. Один за другим выходили из строя так и не пустившие глубоких корней современные институты. Заводы парализовали забастовки. Закрылась биржа. Занятия в университетах были прерваны. Врачи, адвокаты, а за ними и балерины Императорского Мариинского театра – бастовали все.

Перед лицом кризиса Николай II не мог принять никакого решения: либералы призывали к установлению конституционной монархии, радикалы – к созданию республики, а консерваторы видели спасение в военной диктатуре. В августе Николай распорядился созвать Государственную думу – парламент с высоким избирательным цензом и небольшими полномочиями, – однако протесты и забастовки не прекратились. Царь обратился к своему дяде великому князю Николаю Николаевичу с просьбой взять на себя диктаторские полномочия. Великий князь отказался. Наконец, 17 октября Николай, скрепя сердце, подписывает манифест о превращении России в конституционную монархию и об избрании Думы путем посословного голосования мужского населения страны. Революция 1905 года покончила с неограниченным самодержавием. Конституционная форма правления, наблюдая которую в Лондоне, Петр Великий однозначно решил, что его стране она не подойдет, волей выращенных градом Петровым людей два столетия спустя наконец установилась в России.

В апреле 1906 года члены первого российского законодательного органа прибыли в Петербург. Однако для многих петербуржцев это стало разочарованием. В принципе они были рады, что у России, как у любой нормальной европейской страны, есть теперь свой парламент, но вот состав Думы еще раз напомнил им, что Россию едва ли можно назвать нормальной европейской страной. Почти половина из примерно пяти сотен народных представителей были деревенскими крестьянами, которые были по-настоящему чужды Северной Венеции. Один из симпатизировавших реформам чиновников назвал новую Думу «собранием дикарей… Казалось, что русская земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы»58.

Николай, со своей стороны, так и не примирился с концом своего всевластия. Спустя всего 72 дня после начала заседаний царь распустил Думу и назначил новые выборы. В течение следующего десятилетия Николай распускал парламент еще два раза, а кроме того, незаконно вмешивался в порядок его избрания, чтобы искусственно ограничить растущее число депутатов-социалистов.

Даже чаще, чем прежде, Николай старался теперь спрятаться от современного мира, в котором никогда не чувствовал себя уверенно. Он уединенно проводил время в царскосельской резиденции вместе со своим болезненным сыном, четырьмя дочерьми и женой Александрой. Всю свою жизнь Николай тосковал по допетровской Руси. Про Петра он отзывался так: «Это предок, которого менее других люблю за его увлечение западною культурою и попирание всех чисто русских обычаев»59. При коронации Николай предпочел старинный русский титул «царь» введенному Петром западному «император». Своего единственного сына он назвал Алексеем в честь последнего выдающегося русского царя, правившего из Москвы. На придворные балы Николай наряжался в принятые в Московском царстве шитые золотом кафтаны, непрактичная длина рукавов которых вызывала такое раздражение у Петра. Больше того, он отрастил бороду, весьма схожую с теми, что Петр самолично стриг два века назад.

После революции 1905 года либералы и радикалы напирали со всех сторон, и одними переодеваниями стало явно не обойтись. Николай II начал в буквальном смысле уходить в прошлое. У себя в Царском Селе он распорядился построить Федоровский городок – миниатюрное обнесенное стенами поселение в духе русского XVII века. «Как по волшебству вы переносились в эпоху первых Романовых. Ступни утопали в мягких коврах. Солдаты на дверях были в русских костюмах», – писал очевидец60. Могло сложиться впечатление, будто Николай задумал обратить петровские реформы вспять, переселившись в свой собственный «Петербург наоборот». Петр намеревался модернизировать Россию, построив в ней современный европейский город, Николай же хотел вернуть страну к ее корням с помощью копии средневековой деревни. Только вот крохотному Федоровскому городку явно не хватало отчаянных амбиций имперского Петербурга. Он был не более чем убежищем. Николай надеялся, что этот проект станет символом возрождения самодержавия, но глядя на то, как заграничные автомобили не притормаживая проносятся мимо белокаменных стен и башенок, невозможно было не осознавать всю бессмысленность и нелепость этой затеи. Петр понимал, что над его безумными планами будут смеяться, если не сделать их настолько грандиозными, что с ними придется считаться. Незадачливый Николай не обладал и долей честолюбия своего предка.

В честь 300-летия дома Романовых Николай II велел воздвигнуть в центре Петербурга собор, архитектор которого Степан Кричинский открыто заявлял: «Задача была в том, чтобы создать в городе уголок XVII века»61. Уголок, а не целый город – таким был замах Николая. Кричинский построил увеличенную копию старинных ростовских церквей, но в качестве материала использовал современный железобетон, благодаря чему собор мог вместить 4 тысячи молящихся. На одной из стен было изображено громадных размеров родовое древо Романовых. На колоколах были выгравированы портреты всех членов царской фамилии вместе с их небесными покровителями. Собор, открытый в 1913 году, стоит неподалеку от Невского проспекта, прямо позади Николаевского вокзала, куда приходят поезда из Москвы. Пассажира, отправившегося из древней столицы в новую, при подъезде к конечной станции теперь приветствовал огромный памятник ностальгии по давно исчезнувшей Московии.

В июле 1914 года начавшаяся Первая мировая война позволила царю еще решительнее развернуть Россию в прошлое. Когда Николай и Александра показались на балконе Зимнего дворца после объявления войны Германии и Австро-Венгрии, 250 тысяч человек в едином патриотическом порыве упали на колени и запели «Боже, царя храни». Несколько дней спустя толпа разгромила немецкое посольство, скинув гигантскую бронзовую статую Диоскуров, держащих под уздцы своих коней, с крыши здания на Исаакиевской площади. Еще через месяц Николай воспользовался разгулом ксенофобии, чтобы переименовать Петербург в Петроград. Тот факт, что первоначальное название города было голландским, а не немецким, и что с Голландией Россия не воевала, никого уже не волновал.

Националистические настроения продержались недолго. Победоносной войны не получилось. В течение первых десяти месяцев на фронте протяженностью в полторы тысячи километров потери русской армии составили почти четыре миллиона убитыми и раненными62. На улицах столицы появились дезертиры. Суровой зимой 1916/17 года снежные бури нарушили железнодорожное сообщение, что вызвало перебои с доставкой в Петроград продовольствия. Путиловский завод, выполнявший огромные государственные заказы на изготовление артиллерийских снарядов, в феврале прекратил выпуск продукции из-за недостатка топлива. Город охватили хлебные бунты. 24 февраля неподалеку от недавно открывшегося Федоровского собора прошла массовая демонстрация под лозунгом «Долой самодержавие!»63. На следующий день столицу парализовала всеобщая забастовка. Студенты устроили шествие по Невскому проспекту, распевая «Марсельезу» – гимн Французской революции.

Однако Николай II и петербургская знать как будто ничего не замечали. Субботним вечером 25 февраля сливки общества собрались в спроектированном Карло Росси здании Александринского театра на премьеру новой постановки пьесы Лермонтова «Маскарад». В то время как город страдал от недостатка продовольствия, императорское казначейство выделило 30 тысяч рублей золотом на одни только декорации64. Позднее историк напишет об этом моменте: «Самодержавная Россия разваливалась на глазах… со всеми торжественными придворными ритуалами, великолепными мундирами, чинопочитанием, строгим этикетом, несокрушимой преемственностью традиций, высокомерной аристократией, гербами, орденами, эполетами, парадами»65.

За стенами театра власти теряли контроль над заводскими окраинами, где уже горели полицейские участки. Утром, несмотря на официальный запрет, на Невский вышли толпы народу. На Знаменской площади солдаты открыли огонь по толпе, около сорока демонстрантов было убито. Беспорядки продолжались весь день, а к ночи батальоны, вместо того чтобы стрелять по соотечественникам, один за другим стали переходить на сторону восставших. На следующее утро толпа спалила здание окружного суда на Шпалерной улице. Вечером Николай II получил тревожную телеграмму от начальника Петроградского военного округа: «Прошу доложить Его Императорскому Величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог. Большинство частей, одни за другими, изменили своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другие части побратались с мятежниками и обратили свое оружие против верных Его Величеству войск»66.