Фанфан и Дюбарри - Бенджамин Рошфор

— С вами собирался говорить брат Анже, но я ему отсоветовал. Он болен и не может выходить. Он спросил, смогу ли я поговорить с вами от его имени, и я согласился!

— Да! А в чем дело? — стал заикаться Пиганьоль, которому имя брата Анже Бог весть почему нагнало страху.

— Мсье Пиганьоль, это касается Виктора Донадье.

— О! Да? Гм, а почему? — Пиганьоль почувствовал, что бледнеет.

— По доверительному сообщению графа де Бальзака, бывшем и вашим командиром в третьем драгунском полку…

— О, полковник был прекрасным командиром! — голос Пиганьоля дрогнул.

— Брат Анже узнал, что мсье Виктор Донадье не погиб, а дезертировал, и что вы знали, как это произошло, потому что согласно сведениям, полученными братом Анже, вы входили в группу дезертиров, которая, однако, была поймана и осуждена к трем годам тюрьмы. Так что у вас было достаточно времени увидеть, как ваш друг Виктор Донадье убегает в лес близ крепости Форт-Меридьен, где вы служили.

— Ха! Хо! Гм… — выдавил Пиганьоль, — гм, но…

Вот и все, что он ответил Фанфану. Скажем проще, потерял дар речи. Глядя на Фанфана с идиотской миной, все же смог пробормотать:

— Виктор Донадье погиб. Его убил какой-то ирокез…

— Этого не может быть! Вы вступили в сговор с ирокезами, завели с ними темные делишки и те помогли вам бежать!

— Гром меня разрази! — вытаращил Пиганьоль глаза. Попытался стать в позу: — Ну и что?

— Это от Фелиции вы скрыли! Вы ей попросту лгали! И она бы не обрадовалась, узнав об этом! Ей хватило бы письма брата Анже с информацией, в каком ведомстве можно получить все сведения о Викторе — и о вас, мсье Пиганьоль! Как вы думаете, пришла бы она в восторг? Вы могли бы сразу лишиться и дома, и денег, не так ли?

— А по какому праву? По каким законам она бы могла это сделать? выкрикнул Пиганьоль, хватаясь за соломинку. Тут он был прав, и Фанфан знал то, что здесь было слабое место всех его угроз. Но юридическую проблему они оставили в стороне, потому что Пиганьолю не терпелось узнать, что этот засранец хочет добавить.

— Я хочу, чтобы вы с Хлыстом оставили затею похитить меня и потребовать выкуп, — заявил вдруг тот и ушел! Не прощаясь, ибо вдруг испугался — похоже было, что Пиганьоля вот-вот хватит удар!

— Вот такие дела! — закончил этот бедняга в кабаре "Де ля Селетт" свой рассказ Хлысту. — Ты уж, друг, прости, что я отнял у тебя столько времени!

— Но вот как же, черт возьми, он узнал о наших планах? — спросил Хлыст, побелев от ярости.

— Я откуда знаю? Только он все знает, и брат Анже тоже, и Бог весть кто еще! Я отказываюсь! Уже чую на шее веревку!

Оба помолчали. Хлыст выглядел ещё опаснее, чем прежде.

— Твоя жена ничего тебе сделать не может, по закону, конечно, процедил он сквозь зубы. — Ну, пошлют письмо, и что дальше? Дашь ей пару раз — и все дела. Муж в доме хозяин!

Пиганьоль покачал головой.

— И думать забудь об этом, прощай!

Тяжело поднялся, даже не притронувшись к вину. Взгляд сообщника жег ему спину.

— Ладно, ты забудь. Я — нет!

Гибко, как змея, скользнув между столиками, он вышел. Пиганьоль, выйдя на улицу, его уже не обнаружил.

Пиганьоль проснулся на рассвете. Спал он плохо, во сне видел сплошь палачей да виселицы! Долго не мог уснуть — его угнетала мысль, что если Хлыст осуществит их затею, он, Пиганьоль, так или не так все равно окажется соучастником — ведь было известно, что план придумал он! И он не сомневался, что, возникни проблемы, Хлыст способен был отправить Фанфана на тот свет. Требовать выкуп — это ещё куда ни шло, но убивать — нет уж! Это было Пиганьолю не по душе, и он теперь горько сожалел, что вообще связался с этой затеей.

Когда в соседнем монастыре пробило шесть, Пиганьоль тихо встал и оделся. Фелиция, казалось, спала глубоким сном. И Пиганьоль уже был у дверей на лестницу с костылем на плече, чтобы стуком не разбудить жену, когда услышал за спиной тихое:

— Пиганьоль!

Через миг Фелиция уже была рядом.

— Куда ты собрался в такой час?

— Пройтись, — вполголоса оправдывался он. — Я совсем не спал!

Испуганное лицо жены его удивляло.

— Пиганьоль, скажи мне, зачем и куда ты идешь?

— Да так… пройтись, — ответил он, не понимая, отчего она так испугалась.

— Мне кажется, вот-вот начнутся роды, — выдавила она. — Но это ничего, ты поклянись мне, Пиганьоль…

— Черт возьми, в чем?

— Я умираю со страха с того дня, когда ты угрожал Фанфану, прошептала она, не отваживаясь сказать больше и признаться, что знает все.

Пиганьоль молчал, смотрел на неё в упор и спрашивал себя, что, если… Но нет! Не может быть!

— Послушай, — наконец сказал он, деликатно затолкав её обратно в комнату, чтобы соседи не слышали. — Я иду к Фанфану. Успокойся, у меня нет никаких дурных намерений, клянусь тебе ребенком, которого ты носишь под сердцем! К несчастью, я боюсь, что Хлыст задумал нечто опасное… По крайней мере я его так понял… — но я тут совершенно не при чем, добавил он, — надеясь, что эта ложь пройдет. — Хочу предупредить мальчишку. И нужно сделать это до семи, поскольку в это время он ходит за молоком к Пикару на ферму!

— Господь тебя прости, — произнесла Фелиция со слезами на глазах, Господь тебя прости, мой милый!

Пиганьолю не суждено было узнать, что она знала обо всем, поскольку никогда в жизни она об этом ничего не сказала. И он спешил, как мог. Но сколько нужно было одолеть этажей на этой узкой лестнице! Он всегда мучился безумно долго, пока оказывался внизу. Короткая правая нога в то утро особенно болела, так что он стонал при каждом шаге. В семь или в шесть сказал ему Хлыст? Пиганьоль знал, что летом люди тянутся к Пикару на ферму уже часов с пяти. А Хлыст с Жюльеном наверняка ждали спозаранок. Конечно, если собирались зловещий замысел свой осуществить именно сегодня — а это было очень вероятно!

Вдруг Пиганьоль остановился, утирая пот. И в голове мелькнула жуткая картина: вдруг Хлыст, что сидит в засаде, увидит, как он стучит в дверь магазина Элеоноры Колиньон, и сразу сделает единственный вывод: что Пиганьоль идет предупредить Фанфана!

Он заколебался, но вспомнил о Фелиции, повернулся и опять заторопился вперед. На улицах уже появились прохожие, и это его успокоило. Ведь план имел шансы на успех, будь он, Пиганьоль, в фиакре. Но если Фанфана окликнет Хлыст, которого Фанфан знает, тот тут же позовет на помощь или пустится бежать. Во всяком случае, будет настороже!

И снова Пиганьоль остановился, пытаясь углядеть среди прохожих, или среди торговцев, что-то обсуждавших у витрин и у ворот, или среди возниц, шагавших на работу, Хлыста или Жюльена или обоих сразу — и никого не видел.