Дело о заикающемся троцкисте - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С участием чуть ли не Гурченко с Тихоновым… Набираются дети, прослушивание бесплатно… Ну мамочки-бабушки давай своих чад к ним косяками водить.
Они их записывают, просят там басню почитать, стишок, потом перезванивают — гениальный у вас ребенок! Только пока снимаются взрослые сцены, надо бы ему подучиться. Техника речи, движение, то, се…
— За деньги?
— А то! Всего-ничего — шестьсот баксов! Дети воют: мама-папа, хочу!
— И чего?
— Да ничего! Нашлось полсотни идиотов — заплатили. И обучение было — приходили там какие-то на дом пару раз — такие же лохи за двести рублей в час.
Сергеич прямо-таки гордился успехами Ерша, вот только меня они не радовали, чего он искренне не понимал.
— Почему же вы его не взяли? — спросил я бесцветным голосом, прекрасно зная ответ.
— А за что? Он заставлял их деньги отдавать? Нет, сами заплатили. Договоров никто не заключал, все чисто — он не при делах! Да и его лично там никто не видел — какие-то студентки работали. И через месяц смылись.
— Так откуда же вы знаете, что это Ерш?
Сергеич снова хихикнул:
— По почерку. Чистый лохотрон, но как красиво…
Мы обменялись еще несколькими байками, и Сергеич убрал бутылку в сейф.
Я встал.
— Ясно. Спасибо, Сергеич. Адрес я записал, поеду, мосты сейчас сведут.
Но напрасно я надеялся так спокойно уйти от старого опера.
— Слышь, Скрипка, а чего вдруг за интерес? Неужто он и вас умудрился кидануть? — Сергеич отечески улыбался.
— Да ты что? Нас?! Мы же профи!
— Ну так что ж? Иногда жулик жулика кидает — и ничего.
— Да ну?
— А как же! Жулик тоже человек, только наглый — оттого и слабый.
— Слабый — это хорошо, — сказал я, искренне надеясь на правоту Сергеича.
Это было бы действительно хорошо.
— Ну пока.
— Пока, — сказал Сергеич, и я пошел к двери. Вслед мне донеслось издевательское:
— Про-о-фи…
***"…Полковник, почти неузнаваемый в спортивной куртке, джинсах и кроссовках, с небольшой кожаной сумкой на плече, медленно пробирался между радами Калининского рынка. Судя по всему, он выбирал себе очередную жертву.
Наконец он пошел побыстрее, и я понял, что кто-то из этой толпы обречен.
Я ввинтился между двумя азербайджанцами за соседними прилавками и, страшно зыркнув на них, махнул своей малиновой агентской «корочкой». Прикрываясь за мешками с картошкой, я очутился чуть ли не за спиной «полковника» и с удивлением обнаружил, что гулкие стены рынка позволяют расслышать весь разговор. Большего мне было и не надо. Я расположился с комфортом на каких-то тюках, подмигнул не спускающим с меня глаз азербайджанцам и приготовился смотреть.
«Герой России» лениво подвалил к яркой полной блондинке, торгующей свининой, и облокотился на прилавок. Та с готовностью улыбнулась, предлагая товар.
— Почем вот этот, с жирком? — весело осведомился «полковник».
— Вам на шашлычок или так, пожарить? — в тон ему пропела блондинка, увенчанная чем-то кружевным и кокетливым, вроде небольшого кокошника.
— Жене, красавица! На поджарку.
Продавщица аж зашаталась от «красавицы» и торопливо предложила:
— За сто пятьдесят этот кусочек уступлю…
Несмотря на то, что даже при самом разнузданном мотовстве «этот кусочек» не стоило брать и за сто тридцать, «полковник» с веселым удовольствием оглядел ее фигуру, и добродушно заметил:
— Сама-то балуешься свининкой, любишь поесть…
Блондинка не обиделась:
— Да не ем я ее! Замучалась с диетами этими, а все как бочка! — она засмеялась и покраснела.
— Ну? — удивился «полковник». — А моя за месяц двадцать кило сбросила — я сам не верил. А ведь была — ну чуть тебя пошире, ей-богу! А сейчас — вон свининку лопает и хоть бы хны, уже с год…
Я просто физически почувствовал, как рыбка заглатывает наживку и мысленно поаплодировал «полковнику». Продавщица неслась к кидку, как пиранья на кусок свиного окорока.
— Двадцать килограммов?! Да это как же?
— Да насмотрелась рекламы по телевизору — то пояс ей купи, то таблетки…
А то еще на эту, как ее… липосракцию, что ли…
— Липосакцию! — поправила его блондинка.
— Во-во! На «сракцию» эту записаться решила! Я говорю, вообще мозгами двинулась! — «Полковник» доверительно придвинулся к ней и что-то добавил. Блондинка зашлась от хохота. «Полковник» снова заговорил громко, и я понял почему — соседки по прилавку (тоже, кстати, отнюдь не в весе пера) клонились в его сторону, как березки на ветру.
— И тут звонит мне старинный приятель, — продолжал «полковник». — С Тибета вернулся, геолог. Так мол и так, твоя на похудании не чокнулась? Еще как, говорю, — совсем рехнулась! Моя, говорит, тоже! Но я, говорит, проблему решил.
Привез ей с Тибета окаменевший помет птицы Хубу. Япошки, говорит, за миллионы
покупают! Хочешь, мол, горсть по дешевке?
Прилавок задрожал от нетерпения. Наступал момент истины.
— Ну я и взял от безысходности, — счастливо, как человек, выигравший в лотерею, продолжал «полковник». — Как в сказке, кто скажи — ни в жисть не поверил бы!…
Прилавок затих, как зачарованный.
И «полковник» умело сменил тему:
— А за сто тридцать не уступишь, красавица?
Рыбка висела на крючке, как вкопанная, — подсекать не надо. Я был в полном восторге.
— Помет? — недоверчиво спросила продавщица, пропустив последний вопрос.
— Ну а мумие что — не помет? — парировал «полковник». — Еще и хуже! А с этой птичкиной неожиданности настой как вода получается — никаких проблем!
Он похлопал по сумке и довольно ухмыльнулся.
— Вот еще привез пару кило, теща пристала — «тоже хочу». Ну если и она похудеет, начну этой штукой торговать, раз все так с ума посходили… Так как насчет скидочки?
Зачарованная толстушка часто заморгала.
— Не покажете?… Как хоть выглядит?
— Не вопрос, — великодушно согласился «полковник» и открыл сумку. — Показать — покажу, только продать не проси — теща убьет!
Дальше было почти не интересно.
Я выбрался из мешков и, отряхнувшись, пошел покупать малосольные огурчики.
А перед выходом прошелся мимо мясного ряда. «Полковника», понятное дело, уже и след простыл.
Пышная продавщица уже собрала вокруг себя товарок и гордо демонстрировала им полиэтиленовый пакетик, доверху набитый обыкновенным керамзитом. Продавщицы аккуратно нюхали камешки, вертели их в руках и охали. Одна из соседок по ряду даже попробовала продукт жизнедеятельности «птицы Хубу» на зуб.
— А не дорого, Люсь? Все-таки сто долларов!
— Где дорого? — кипятилась Люся. — Это ж птица Хубу — понимать же надо!? С Тибета!
Продавщицы одобрительно цокали языками. И я поехал в Агентство…"
***Кононов показал мне продукт своего труда перед самым моим уходом.
— Ну как? — волнуясь спросил он, пока я придирчиво вглядывался в газетные страницы.
— Охренительно, — честно сказал я. — Сколько сделал?
— Двадцать штук, как просил. — Он нетерпеливо щелкнул по шее. — Гони гонорар.
Я вытащил из сейфа двухлитровый штоф с самогоном. Глаза его увлажнились, и, видимо, горло перехватило от избытка чувств, поскольку он ушел, не попрощавшись. Я подумал, что это, должно быть, грех — сталкивать человека с верного пути, но уж больно твердо Безумный Макс ступал по неверному… Так я и успокоил свою совесть.
***Вечером Горностаева повела меня в театр. В самый что ни на есть Государственный академический большой драматический театр, но, слава Богу, не на спектакль, а за кулисы. Нам пришлось преодолеть немало кордонов из самых настоящих милиционеров, прежде чем дойти до гримерного цеха. Я шел и думал, зачем понадобилось менять милых старушек, вечно дремавших на вахте? Может быть, потому что в наше время вместо гениальных режиссеров здесь чаще ходят спонсоры?
У двери с табличкой «Гримерный цех»
Горностаева притормозила и перевела дыхание. Мне она показалась взволнованной, и я поинтересовался:
— Что это с тобой?
— Волнуюсь, — сказала она, покраснев. — Вдруг тут кто-то из великих?
Я посмотрел на нее с жалостью, толкнул дверь и отпрянул. Навстречу мне выскочил какой-то страшный старик с всклокоченными волосами и жутким оскалом. Я пятился назад, пока не уперся в дрожащую Горностаеву. Старик подошел поближе и заявил жутким шепотом:
— Ходют тут всякие!!! — мороз пробирал по коже от этого голоска, правда, тут же дед заговорил молодым чистым баритоном. — Девушка, сигареткой не угостите?
Я обернулся и понял, что Горностаева дрожит от смеха. Прямо сотрясается и протягивает этому чудовищу пачку «LM».
«Старик» взял сигарету и с церемонным поклоном спросил:
— Чем обязан, молодые люди?
Горностаева затараторила:
— Вы Ян Шапник? Здравствуйте. Нас Володя Соболин знакомил, если помните, на премьере «Антигоны». Меня зовут Валя. А это — Алексей.